|
(МИКРО-РОМАН) 1. Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Эта фраза не давала мне покоя. С тех самых пор, как я взял эту книгу в руки и случайно открыл именно на этой, 113 странице... Эта и другие мысли - погода, работа, секс, прайса, граcс, лениво переваливались с боку на бок в голове, а пальцы привычно и знакомо разминали «бошки», плавили на пламени зажигалки и растирали «пластилин», уминая все перечисленное в длинную бумаженцию из черной пачечки с золотом букв «Кинг». Взорвав первый утренний джойнт, я нагнулся и подобрал лежащий рядом с самодельным топчаном костыль. Без него некуда... Здесь в сквоте почти все самодельное: кровати - пружинные матрацы с улицы на поддонах от кирпичей, пластиковые ящики из-под пива - ночные столики, что попало - шкафы для шмоток и остального барахла... Глядя на негнущуюся вытянутую ногу, всю в сизо-красных шрамах и худющую, как узник Освенцима, я вспомнил слова доктора - массаж, плавание, гимнастика и я вам гарантирую...Массаж, плавание, гимнастика... За массаж прайса, чистый пляж далеко, а вот гимнастики хоть жопой ешь... Опершись на костыль и сильно оттолкнувшись левой рукой от топчана, я встал и задернув зиппер шорт, заковылял. А по другому и не скажешь... В дверь уже скреблась Кити за своей порцией утренней ласки, сквозь деревянные жалюзи струились лучи солнца играя пылью, слышался рев утренней улицы, превращенной в трассу. Уроды... Отпихнув Кити костылем и захлопнув дверь перед ее черным носом - опять что-нибудь сгрызет, тварь четвероногая, и не обращая внимания на прыжки-визги, я побрел длинным полутемным коридором почты. Интересно, в каком или чьем кабинете я живу, на двери только след от таблички, вот и гадай... -Буэнос диес, пирато, - традиционно поприветствовала меня Роса, выпуливаясь из дабла. Куда кстати я и ковылял. -Буэнос диес, Роса, - тоже традиционно поприветствовал я коротко остриженную астурианку, ну уроженку Астурии, ну область такая в Испании есть... Дав ей дернуть со своего джойнта, я продолжил свой путь. За ободранную когда-то белым крашенную дверь. Устроившись, как всегда в последний год - с горем пополам, на унитазе, вытянув свою бедную негнущуюся ногу и опершись локтем на подоконник. я предался привычному утреннему делу - размышлению... Сопровождаемое пыханьем... А что еще остается здесь делать? Но мне не дал подумать наглый стук и голос нетерпеливого Вилли: -Руссо локо, я тоже хочу туда и дай мне дернуть твоего джойнта!.. И все на испанском языке с аргентинским акцентом... Подхватив латиноамериканский бэг с «рабочим», я ощутил непривычную утреннею тяжесть. Старость не радость, маразм не оргазм, бормотал я под нос, повесив бэг на костыль и развязывая его. Черный бархатный мешок приличных размеров и увесистости, шарик завязки в сторону и содержимое на топчан. Оценив на глаз - 40-50 эуро и выхватив единственную сиротливо синеющую бумажку на расходы, я скомкал мешок и сунул его в бэг. Ну все, труба зовет, с минуты на минуту «собака», а мне еще и доковылять надо. Побежали... Привычное бряканье дверной цепью, отмокнуть замок, выдернуть цепь, выскользнуть за решетчатую дверь не выпустив прыгающих собак, захлопнуть дверь, накинуть цепь с замком, замкнуть, уф... На улице потоком ползли автомобили, микроавтобусы. Грузовики и траки, висел смог, стоял рев, летела пыль. Понт-д-Инка, предместье Ла Пальмы де Маллорки, капитолсити Маллорки, по местному Майорки, острова лежащего в Средиземном море недалеко... А вот и «собака», двери на кнопке, как в парижском метро, народу навалом, ехать всего ничего, пять минут. Но место все равно уступают, хоть и косятся на костыль. Костыль-то тоже самодельный, внешне, это что бы из образа не выпадал, так-то!.. Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas - вспоминаю я, но не успеваю задуматься над смыслом фразы, но за окном замелькали дома Ла Пальмы, уже приехали... Заново отремонтированное здание вокзала или отстроенное под старое, засранное голубями дерево, голубое небо, яркое, но не жаркое солнце, плаза Эспаньол, бомжи на скамейках, свеже политые плитки улиц, на углу костел, католический конечно! и мне налево. Бреду-ковыляю. Редкие еще прохожие прячут взгляды, солнце уже не так печет как летом, все же конец сентября, но все же, все же... Маллорка не Аляска, тут и в сентябре ништяк. Кое-кто уже поднял железо на витринах, порядок наводит, впереди показались арки плазы Майор, площади старшего что ли, тут-то мы и куем прайса с глупых и доверчивых туристов... Переоделся в «рабочее», мельком глянул в мутное стекло витрины - красавец и только! и на рабочее место, пока его Чарли не занял. Мы с ним не конкуренты вроде, даже на одном языке можем поболтать, ну для меня родном, для него наполовину, это если не считать испанского и английского, но за место у двух столбов!.. Кто первый прибежит - тот и встанет, но чаще всего все же я, хоть и на костыле, видать Чарли спать любит... Сундучок раскрытый перед собою, в него флаг с черепком и костями, края художественно по плитке разбросать, мелочь от кофе оставшуюся для разгона, пару шагов назад, принять позу и застыть памятником капитану Моргану что ли... А прохожих-туристов еще или с концом сезона уже, не густо... -Мами, эсто пирато! - восторженно визжит какой-то местный чилдрен и вырвав руку у красивой мами, ломится ко мне. Делаю зверский фейс, приветственно машу блестящим крюком. От визга закладывает уши, мами улыбается. Становясь еще красивей и... Судя по звуку - минимум монета в эуро. Начало есть, работа началась. Костюм пирата и костыль с понтом старинный я приобрел совершенно случайно. Мне еще и прайсов там дали. Добравшись после больницы стопом до Марселя без какой-либо определенной цели, попал я не на бал, а на съемки какого-то пиратского боевика. И меня - длинного, волосатого, с усами-бородой и к тому же на костыле с негнущейся ногой - я вообще удивляюсь, как того красавчика прилизанного не выгнали и главную роль мне не отдали... Непонятно. Двадцать два дня съемок в «массовке», бесплатный «хавчик», прайса приличные в конце съемок на руки, ну а костюмчик с костылем я и cкомуниздил, так сказать. Шляпа с позументом, ну как у Билли Бонса из «Острова сокровищ», камзол до колен зеленый с тусклыми пуговицами, штаны до колен, рубаха с круглым воротником, полосатые гольфы как у девочки, башмаки и псевдостаринный костыль. Шмотки искусственно состарены, на локтях даже заплаты, с понтом продрался камзолишко, ну а крюк с черной культяпкой на левую руку и повязку на правый глаз я уж самостоятельно изготовил. Из подручных материалов так сказать, и сундучок на блошином рынке уже здесь, в Ла Пальме приобрел, за десять эуро. Пока год в больнице валялся, франки, песеты, гульдены, марки приказали долго жить, зато появились... -Привет Морган! - Это Чарли меня так обзывает, да и он не Чарли Чаплин, наполовину эстонец хренов, это у него работа такая. -Привет Чарли, ты уже в костюме и образе, я вижу... -Да, я в костюме и в образе. Вчера был не сильно хороший день. А у тебя? -А я вчера вечером «фиестил» и не посчитал, в сквоте прайса остались. Но по-моему неплохо... -Нет, сейчас стало мало туристов, мало денег, один год назад было хорошо, сейчас не совсем хорошо... Странный русский Чарли объясняется мамой эстонкой и проживанием в Таллинне. До отъезда на Маллорку. Чарли «цивил», прайса наверное в банк относит, на конто, а на флету у него телеящик и стиральная машина... Но это его дело, как артист он не отразим - вылитый Чарли... -Я пойду, надо работать... -Счастливо. -Спасибо. Не выходя из образа, помахивая тростью и развернув носки стоптанных башмаков в стороны, Чарли наполовину эстонец поволок тележку с чемоданом в сторону крепости. Через весь центр. Хорошо хоть он тут не большой... А я вернулся в образ - зверский фейс, бороденка на бок, машу крюком и чиркаю ногтем по горлу в сторону туриста. Сфотографировать гад сфотографировал, а как прайса давать - наутек! Турист псевдосмущенно возвращается, бросает какую-то центовую мелочь в сундучок, я приглашающе машу крюком и знаками показываю - идем щелкнемся на пару, у меня и запасная повязка на глаз есть... Турист отдает камеру своей бабе, нацепляет повязку, встает рядом. Баба щелкает, турист снимает повязку и пытается слинять, но не тут-то было!.. Крюк у горла, правой рукой показываю на сундучок, все вокруг смеются, турист тоже, хоть и криво, монета в два эуро увесисто брякает в довольно таки уже приличную кучку мелочи. Отпускаю туриста живого и разыгрываю поднадоевший за полгода спектакль - проба монеты на зуб, звяканье об крюк, разглядывание ее глазом из под повязки, приветственное махание крюком... Уф, но ни чего не поделаешь, мне эта работа по кайфу, туристы щелкают камерами, водят видео сюда-туда, дети визжат, туристки норовят встать ближе... Ну и прайса капают да капают, летом в изумительный день и сто двадцать накапывало... Солнце греет, крюк блестит, знакомые показывают большой палец, я капитан Морган, только нога немного ноет, но это ни чего... Пиратом я стал случайно. Костюм-то я скомуниздил без всякой задней мысли, просто понравился и к моему имиджу - негнущаяся нога, разбитая прежняя нелюбимая жизня и так далее, очень подходил. На Маллорку я добрался траэктом, сразу в первый день пересекся с Вилли и Инесс, вписался так сказать и в сквот, и в местный андеграунд, только хиппов и здесь не нашел...Ну а на хлеб чем зарабатывать, я же ни чего делать не умею - ни фенек плести, ни играть на чем либо, ни тем более петь... Вот и пришлось идти в пираты, в капитаны Морганы, статую работать. Тем более нас здесь навалом, но туристов и прайсов в сезон хватает на всех и полисы толерантно относятся, даже удивительно. Я пират, Чарли Чаплином работает, Терри, с ним то мы вчера и фиестили - зеленым дьяволом, его герла Хуани - ангелом, толстый Ганз преклонных лет - тореадором с быком почти натуральных размеров... Есть еще и гладиатор, и викинг, и монах-капуцин, но с тех не знаю, лишь здороваюсь... Наконец-то солнце скрылось за крышами. Сиеста, четыре часа, улицы как вымерли, наверное на сегодня хватит... Снимаю шляпу, повязку, культяпку с крюком и все остальное, натягиваю шорты, сандалии, тричку и жилет, вынимаю флаг с прайсами, прайса пересыпаю в мешочек, прикидываю заработок на вес. Годится, эуро тридцать будет, костюм в сундучок, сверху флаг, сундучок в бэг... Все, в супермаркете купить пива, пожрать и свободен. Свобода! Вот что мне не хватало, там, в гнусном Париже. Свободы и своих... Ковыляю в сторону моря, посижу на набережной, до пляжа как до луны, ну его к черту, поглазею на волны, похаваю, попью пивка... Пустынные улицы, редчайшие прохожие, зажелезненные витрины, кони на парковке машут гривами и хвостами отгоняя мух, солнце, тепло, Терри с ангелом уже испарились - под пальмой пусто... Крест на огромном костеле летит над островом, впереди синеет море, а в голове вперемешку с прайсами, фейсами туристов и местных, нет-нет да всплывет - Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Ломит голову, за окном на шум улицы-трассы наложился еще посторонний звук, можно не смотреть - дождь. Доктор сказал - не нервничать, не злоупотреблять, побольше отдыхать и со временем боли возможно исчезнут... Вот именно, не злоупотреблять и возможно. Вот я и не злоупотребляю, а в добро употребляю... За жалюзи моросил осенний дождь, пальцы привычно скручивали первый, утренний джойнт, на пластмассовом ящике дымилась-парила чашка кофе. Электричества на почте давно нет, светим свечами, воду носим в пятилитровых канистрах, но кофе сварить на газовой печке с баллоном - нет проблем... Дождь, я выдохнул дым в потолок неизвестного кабинета, желтый и в паутине трещин, на работу идти без толку, мокнуть только... Струйка дыма в утреннем сером сумраке рассосалась по углам и затаилась темными тенями за грубоокрашенной конструкцией неизвестного назначения, но я запихнул в нее картон от ящиков и пожалуйста - шкаф полон шмоток, большая часть с улицы от помоек, но есть и с блошиного рынка. Тихо... На всей почте тишина. Не стучат штемпелями сотрудники, не бренчат мелочью кассиры, может вчерашнею выручку посчитать?.. да ну ее на хер, не слышно мерного гула голосов стоящих в очереди... И желающих оправить письмо-посылку-телеграмму любимой бабушке в далекой Бразилии... Да и вообще саму почту скоро снесут. Поэтому здание и пустовало, поэтому его и засквотил местный андеграунд. Улицу видите ли расширять собрались, автомобилям видите ли тесно, мало их тут под окнами ездит, еще больше давай, еще, еще!... За окном дождь, хмуро и рев, а в сквоте тихо... Инесс с Росой в скул, учатся, грызут гранит науки...Вилли то ли сажает, то ли собирает, то ли еще что-то на другом конце острова делает, приедет с прайсами и сразу фиеста. Травка-муравка, пивко-винишко, на кухне чад от жаренной рыбы, дым столбом и с утра до утра музычка, гам, танцы-шманцы... Фиеста... Хуан с Евой неизвестно где, эти мне тоже рады, а вот Алис с Дани за полгода все косо на меня глядеть не перестали, интересно, что я такого у них с огорода украл?.. Непонятно... Стуча костылем в плитки пола и по привычке делая разные рожи-морды, бреду на кухню. Пожрать приготовить... Жратва у нас с Вилли, Инесс и Росой общая, даже холодильник есть, с улицы конечно, мы в нем от собак прячем все, что сожрать могут... А собак в сквоте пять штук и зачем столько - ума не приложу, в коридоре срут, вещи грызут, жрать им давай, но мы их конечно любим... Мы - это все кроме меня, я их конечно тоже люблю, но если бы их было бы меньше, они бы были культурней и ходили бы в дабл, а на жратву зарабатывали сами - я бы их любил намного бы больше... Доковылял, через распахнутое окно в шахту дворика, два на два, дождя на пол налило, брякаюсь на стул. На столе коробка из-под печенья раскрытая, Хуан грас забыл, ого! бошки какие, ел бы да ел бы, да ел бы... Может вспомнить юность, замутить молочка да тоску разогнать, Крым с Гауей вспомнить, фейсы волосатые?.. А Хуану потом куплю, у диллера-араба... Сижу возле костра, ноги в лотосе, сам весь такой продвинутый, над башкой небо во-о-т с такими звездами, за спиною море шумит, с понтом понт как его там греки обзывали, а по правде просто Черное море, ну а на костре кастрюля с отбитой эмалью, а в кастрюле молочко... Манагуа... Зеленью уже отливает, хорошо, еще с часик и кушать подано, садитесь жрать пожалуйста, вот тогда и френдов разбужу, и герлу свою рыжую... А пока сижу в одиночестве, голый человек на голой земле, сверху звезды и небо, луна над виноградником зависла. За лозу зацепилась, за спиною море, понт с понтом какой-то, слева в палатке моя рыжая подруга дней суровых ухо давит, слева, слева тоже палатка да и не одна... А все вместе Симеиз называется, хипповый лагерь, конец семидесятых двадцатого века, я молод, весел, продвинут и вся жизнь впереди, надейся и жди... Смотрю как в кастрюльке молоко потихоньку кипит-выкипает, бошки масло отдают, зеленым окрашивают, за окном дождь на совесть зарядил, слава богу - прайсов заныкано, на осень хватит, а там гляди или я помру или ишак или падишах... Главное свободен. Как в полете... как в том полете к солнцу, черти бы его побрали, тру ноющий висок, переливаю молоко в стеклянный стакан. Ай да глаз ватерпас, не подвела сноровка, не забыто умение - ровно стакан, точнехонько двести граммулек, а цвет-то, цвет!.. не цвет, а загляденье... Ковыляю назад в свою комнату, кабинет неизвестного назначения, бережно сжимая стакан в левой руке и под левой же подмышкой любимую книгу... Я как пыхну или чуток прифиестю, так сразу ее ищу, пипл с меня балдеет, по испански я облаю, но Кортасара, Кортасара неужели осилил, его ни Инесс, ни Роса, про Вилли промолчим, не до конца понимают, а русо локо, пирато, то есть я!... ...Над горизонтом затемненным ночью и облаками темнеют крымские горы, нет ни Совка поганого, ни ментов долбанных, ни общества сранного, ни кого нет, только мы, наш костер, только мы... Передаем по кругу кружку эмалированную с манагуа вонючим, каждый делает по паре-тройке глотков и дальше отправляет, сейчас мы врубимся во все, сейчас нас вопрет, вставит и просветлит не хуже чем даосцев... Принимаю кружку из рук своей подруги и делаю первый глоток... Первый глоток, легкое чувство отвращения, позыв к рвоте, обычное у меня для первого глотка, второй, третий... Хватит для начала, а теперь разумного потребим... Откидываюсь на самодельную подушку - тут все самодельное, куски поролона в мешке, а сверху полотенце, беру книгу в руки, любуюсь буквами на обложке... JULIO CORTASAR «HISTORIAS DE CRONOPIOS Y DE FAMAS». Открываю на любимой сто тринадцатой странице. Глава называется - Costumbres de los Famas. И снова, в тысячный, в десятитысячный раз вчитываюсь во фразу, в предложение, хотя помню его наизусть, вчитываюсь, пытаюсь ухватить ускользающий от меня смысл... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas... Роса мне сказала, что она не понимает до конца смысл этой фразы, даже она, испанка! что Fama эта не живая, но это все, что она мне смогла пояснить про эту фразу... Я давно уже не плачу во сне, видимо после полета или больницы, мне снятся разные сны, а в последнее время мне снится эта фраза. Она приходит как живая, длинная и загадочная, начиная с этого Sucedio с ударением на последней букве и кончая революционным esperanzas... Я делаю еще несколько глотков манагуа. Ставлю пустой стакан на пол и подношу закрывшуюся книгу близко-близко к глазам. Сквозь картон переплета вижу светящиеся зеленым буквы - «EL PAIS» CLASIKOS DEL SIGLO ХХ Miguel Yuste, 40, 28037 MADRID DIARIO EL PAIS, S.L. Deposito legal: M - 36.705 - 2002... Может попрактиковаться в испанском? Когда-то мама заставляла Мишеньку переписывать куски из французских детективов, а может написать письмо, ну с понтом, в эту самую EL PAIS, S.L., мол уважаемый кабальеро или сеньор издатель, хочу предложить вашему издательству... Что же им такого предложить, в таком письме можно что угодно накручивать, все равно мусор, хочу предложить... Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив, стуча костылем мечусь среди громадин зданий, под дождем проливным, в пустоте и темноте освещенной фонарями луною, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками черного и пепельного цвета за полировкой стекла... В коридоре какие-то голоса, вставать в лом, зато висок больше не ноет, а что это шмотки на мне мокрые? ну и сон, дождь приснился, да нет же, нет, дождь за окном, а я, это я на улицу выскакивал, то ли что-то искал, то ли кому-то что-то предложить пытался... Вспомнил! это я в Ла Пальму катался, купил Хуану «бошек» вместо выпитых и на место положил, в коробку... -Ола пирато, ты будешь ужинать? - ласково интересуется Роса, иногда я думаю. что она ко мне не равнодушна, а иногда я просто уверен - мой возраст, примерно в два раза старше их всех плюс костыль-нога, вот отсюда и доброжелательность... Ну и просто Роса человек хороший. -Пирато, ты спишь? Сплю ли я? вот вопрос. В Париже спал днями, ходя по улицам, работая на ненавидимой работе, посещая сквот бывших, но оставшихся «совками»... Здесь только иногда у меня ощущение, что я сплю, но чаще я бодрствую, весел и энергичен, машу крюком, пыхаю грас, балдею с юными амигос... -Пирато, вставай, Вилли сделал вкусный ужин, вставай!... Только через два дня я вспомнил, что написал и оправил какое-то выдуманное письмо в адрес издательства, выдавшего Кортасара. Вспомнил и расхохотался - на такое идиотское письмо ни один издатель не будет отвечать. Но я ошибся. В чем прелесть Запада - здание на снос, живем нелегально, правда полиция в курсах, разок приезжали ксивы листать, а почту носят. У нас на входной двери, прямо к фигурной решетке почтовый ящик на болтах с гайками прикручен, так нам туда и рекламки суют, и всякое прочее говно, пару раз даже иеговисты свою «Падающую башню» засунули... Длинный узкий конверт, адрес сквота отпечатан на принтере что ли, сеньору Михаилу Данилову в собственные руки, сдвоенное «Ф» на конце... И обратный адрес того самого издательства, и... Медленно-медленно разрываю конверт пополам, глянцевый лист сложенный в трое, сплошное de и y складываются в смысл, полный идиотизма. По крайней мере для меня - ...нас очень заинтересовала аннотация Вашей книги, присланной нам, просим Вас выслать небольшой отрывок что ли, незнакомое слово, с уважением и почтением, примите мол наши уверения и так далее... Интересно, смеяться сейчас надо или печалится? а какого печалится, в зале на первом этаже пара ржавых агрегатов на дубовых столах осталось, строчи да строчи, как из пулемета, только вот что строчить то, что?.. Я распахиваю ставни, местная особенность - ставни на окнах не снаружи, а внутри, тусклый свет из шахты дворика да еще сквозь давно не мытые стекла, распахиваю и окно. Запах гнили что ли, плесени, чего-то затхлого вместе со светом, солнце где-то высоко-высоко над трехэтажной почтой, вчера был на радость клевый и удивительный день... Я унес в клюве под восемьдесят эуро, и одна не сильно помятая жизнью туристка согласилась попить пивка в тени ночных фонарей... Даже имя не помню, помню собственную неуклюжесть с чертовой ногой. Из углов в свет пропахший гнилью выступила обшарпанная канцелярская мебель - дубовые шкафы с оторванными дверцами, массивные столы с каким-то канцелярским мусором, в углу на одном и ржавеют-блестят хромом-никелем два монстра с широкой кареткой. Да, память не подвела, я же в первые дни вписки весь сквот облазил, я же любопытен, как не знаю кто... А стульев не оставили гады, последние сквотеры наверх отволокли, на собственные нужды. Интересно, как долго я стоя творческий процесс выдержу, с ногой-то?.. Вопрос конечно интересный... Тяну на себя за тусклую фальшивую бронзу, скрипя выползает ящик с пылью, в углу несколько пожелтевших листков бумаги размера А4 вроде бы. Спасибо. Разворачиваю агрегат поудобнее, весу в нем минимум полцентнера, вставляю лист в каретку - в фильмах видел, все делаю в первый раз, как новорожденный. С огромным трудом проворачиваю каретку, заржавело что ли? лист с металлическим лязгом уползает куда-то во внутрь монстра-агрегата... А если лента высохла к чертям собачьим? да вроде бы тут не сухо, а совсем наоборот... Присаживаюсь боком на край стола, вытянув ногу, заношу указательный палец над клавишами, и задумываюсь. А что же я им наобещал в том письмеце-то, хоть убей не помню, придется по бездорожью шутить и дальше, стеб дело хорошее, начну с многоточия, тогда можно и не напрягать башки кочан воспоминаниями насчет сюжета, мол данный кусок потом в сюжет вольется... Трижды стукаю с силой в клавишу и склонившись, в удивлением вижу - три отпечатанных точки как будто светятся в сумерках зала. Ха, начало есть, теперь к этому началу дописать остальное и будем хохотать. ...В конце того самого полета к солнцу, в который его отправили танцующие мусорщики в белом, Майкл сильно и больно ударился об грязный асфальт, поломав свои крылья. Скорая помощь, примчавшаяся на чей-то звонок - мир не без добрых людей, с воем сирены умчала-увезла Майкла в белоснежный полярный холод больницы, где яркий блеск чего-то на потолке так больно отдается в голове, ноге, да и во всем теле. А крылья были отняты, ампутированы еще там, на улице и остались лежать на грязном асфальте... Через год Майкла выписали. Совершенно здоровым. Он перестал чувствовать запахи (ну не совсем конечно), плакать во сне, к нему перестала приходить за уроками русского Ленка, и вообще - он перестал быть ангелом. А стал тем, кем был почти всю свою долгую сорока с лишним жизнь - хипарем. Только нога еще не гнулась, но массаж, плавание, гимнастика. В качестве гимнастики Майкл доехал стопом до Марселя, в качестве плавания доплыл траэктом-паромом до Маллорки, ну а насчет массажа были проблемы. На одноразовый, от силы двух-трех, он еще мог найти массажистку из числа любопытных туристок, интересующихся такой импозантной фигурой, как Майкл. Длинен, худ, волосат, белокур, с мягкой маленькой бородкой, голубые глаза с наглостью и одновременно с какой-то затаенной тоской глядят на окружающий его мир... А вот постоянную подругу из числа волосатой братии для постоянного массажа и для души конечно, проблема. Но не это главное, не это терзало душу бывшего ангела, ныне работающего Фиделем Кастро, не это жгло. Несмотря на доброжелательные андеграундные фейсы, окружившие его заботой и вниманием - вписали в сквот, дали ремесло в руки, показали где можно с душой отдохнуть и прайса потратить, не смотря на море свободы - делай что хочешь, жгло Майкла одно... Он был один, один в толпе, одинок среди френдов и амигос, последний из могикан что ли, одинокий хипарь заблудившийся во времени... Каждое утро Майкл выпивал чашечку кофе (из огромной кружки с отбитым краем), выкуривал традиционный утренний джойнт (к традициям сквота он привык на второй день - сказалась крымско-азиатская молодость) и отправлялся в сопровождении Вилли на станцию Понт-д-Инка. А через пять минут, после приезда в Ла Пальму они уже брели-ковыляли-направлялись в сторону Плазы Майор. Что бы переодевшись и войдя в образ, начать собирать дань-взяток как пчелки, с туристов. Майкл работал Фиделем Кастро - с накладным брюхом и подвешенной бородой, в зелени униформы и с каскеткой на голове. А Вилли в такой же зелени униформы без какого либо грима работал Че Геварой. Комендантом Че... Коменданте Че, коменданте Че, Коменданте Че лайк дринк мате. Коменданте Че, коменданте Че... Напевая такую псевдо английскую бессмыслицу, похлопывая Вилли, пардон! товарища Че по униформированному плечу, товарищ Кастро вызывал многочисленные улыбки на туристических мордах и обильный дождь прайса в большую банку из-под оливок с наклеенной надписью - На мировую революцию и пиво товарищам Кастро и Че. Ни чего нет святого для хипаря... И только иногда пробегающие через Плазу Майор какие-то панко-анархо-революционные личности в черно-оборванном показывали им империалистический «фак оф» и псевдо пролетарский кулак... Фиеста! Красивое слово, ни чего не скажешь, ни какого сравнения с русским «праздник», в последнем случае видятся скучные лица за длинным столом, длинные речи во славу, обжорство до тошноты, послеобеденный сон перед «ящиком», вечернее доедание после гостей и как следствие - понос. Это праздник, прошу не путать с «пьянкой», пьянка совершенно другое - море алкоголя, в том числе и низкосортного и совсем не питьевого, немного жратвы-закуси, масса приключений... Мордобой и гонки на автомобилях (в том числе и на чужих), игра в прятки с полис и пуганее добропорядочных граждан различнейшими хеппенингами, награда за которые зачастую предусмотрена в уголовном кодексе... А вот фиеста!.. Фиеста это море музыки, шума, гама, тарарама, смеха и улыбок до ушей, из которых к тому же валит дым от выкуренного, ноги отдельно, руки отдельно, все остальное тоже отдельно, включая и прик, что-то выпито, что-то съедено, все вокруг амигос, все вокруг френды, все вокруг фиестят в полный рост!.. Вот и мы - Инесс с Вилли, Роса, я Ева с Хуаном - зафиестили. Повод? Ни какого! Светит сентябрьское нежаркое солнце, где-то блестит синее море - его не видно, но мы то знаем и воздух наполнен им, прайса-бабки-динеро имеются и в избытке при наших потребностях, забот ни каких. В том числе и перед обществом, обязанностей так же, отчего не пофиестить бедному хипарю из далекой России совместно с андеграундными френдами-амигос?.. Вот мы и зафиестили... Начали в сквоте, вместе со скучными Дани и Алис, которые меня ни на нюх не переваривают, и что такого я у них украл - ни как не вспомню... Под салатик с тунцом щедро политым уксусом из винограда, дали каждый по паре джойнтов с пивом, затем попрощались с Дани и Алис, и... И веселя пассажиров своим видом и состоянием, отправились в Ла Пальму де Маллорку в поисках френдов, приключений и удовольствий. У меня даже мысля об моем хипповом одиночестве неизвестно куда делась... Редкие туристы отражались в многочисленных зеркальных витринах, уже предлагающие в огромном количестве искусственные дубленки «аля хиппис» и пуховые куртки изнеженным местным жителям. И дубленки и куртки были напялены на манекены, смутно напоминающие мне своими блестящими башками неизвестно что. Сверху светило нежаркое солнце на линялом, как застиранные джинсы, небе, лошади махали гривами. С балкона анархистического центра свешивался черно-красный флаг... Может быть это сон? да нет же, меня давно уже разбудили, там, в Париже... ...Мы прокатывались хохочущей кучей, пестрой, орущей, веселой кучей много-много раз через довольно-таки небольшой центр города, мы обрастали, и обрастали, и обрастали амигос, френдами, приятелями... Терри не снявший своего зеленого прикида и почти не выйдя из образа со своей переодевшейся подругой - Слышь, я тоже был ангелом... Ты делал ангела, Майкл? А в каком городе? В Париже... Канадополяк шестидесяти с лишним лет с грустными глазами такого голубого цвета. что мои айзы на фоне его выглядели линялыми пуговицами, и отзывавшийся на имя Джозеф - ты же Юзек, пся крев, с кон ты, с якого мяста? Пан мови по польску? Я не пан, я бывший ангел, Джозеф и я не говорю по польски, это я шучу, остаточные знания с прошлой жизни, я же в прошлой своей жизни, ну еще до ангела, был польской лошадью наверное... Черный джентльмен с бонгом по имени Густав - это тамтам с Африки, Густав? Нет, Майкл, это бонг с Джамайки... Ты хотел сказать Ямайки, Густав? Нет, я хотел сказать с Джамайки, Майкл, и вообще, ты меня этой Ямайкой еще два месяца назад зафакал... Так мы знакомы, Густав? - совершенно искренне удивился я, на что Густав сунул мне в зубы джойнт, вздохнул и показав ряд блестящих зубов, заговорил о какой-то огородной интересности с Вилли... Вот ведь юннаты нашлись, фак им в грядку!.. Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas - внезапно вспомнил почему-то я и передал джойнт дальше, многочисленным подружкам Росы по фотографической школе в неизвестном количестве с голыми животами разной смуглоты... Были еще какие-то дредастые, высокомерные, с пирсингом, татуированные от всей души сеньоры, знакомые и с Вилли, и с Инесс, и как не странно - и со мной... высокомерие росло соразмерно выкуренному, но не выливалось, как у цивилов, в безобразную сцену махания кулаками, а в многочисленное свертывание джойнтов и передачу их в первую очередь мне - Ты что Хосе-Хуан-Факе, думаешь у меня у самого нет прайсов на твой сранный грасс-пластилин? Майкл, не маши ручищами, они у тебя самые длинные, расскажи нам лучше - неужели в России есть андеграунд?.. Внезапная тишина на фоне вечернего света фонарей, над портом развеваются флаги неизвестных стран, в глаза мне в упор смотрит пустыми глазницами манекен пепельного цвета... Интересно, что эта сволочь хочет мне сказать? -Ты что Майкл, что с тобой, тебе плохо, ты что? - участие и зверю приятно, поворачиваю голову и с высоты своего без малого двухметрового роста вижу герлу с глазами навыкате, сквозь губу пробито кольцо, а как же она целуется? -Целоваться не мешает? - интересуюсь вроде бы без всякой задней мысли. Герла кокетливо улыбается и отрицательно качает головой - нет. Затем добавляет вслух: -Мой бойфренд не жаловался еще ни разу... Коротко и ясно, не успела оглянуться - место занята другим, пионеру Иванову ехать очень хорошо... -А где остальные? - удивляюсь я наконец-то безлюдности улицы, одни манекены и мы... -В бар зашли, а ты к витрине прилип. Вот я и подумала - вдруг тебе плохо... -Мне ништяк. Ну я в полном порядке, - вновь перешел я на язык придурка Дон Кихота и мы спустились во след остальным в полуподвал, наполненный музыкой, гамом, дымом и нашими многочисленными амигос... Поздняя ночь или правильней сказать ранний рассвет, за нашими спинами остались многочисленные бары и клубы, анархистические центры и сквоты, клубы дыма от выкуренной травы и гашиша, и довольно таки умеренное количество выпитого... Мы брели по пустынному городу с пальмовым названием, отталкиваясь взглядами от синего света фонарей, Вилли устало бренчал на вдрызг расстроенной гитаре нашу любимую песню, бренчал и напевал ее под нос, нашу любимую, так сказать наш гимн: Порке травахар!.. И действительно - зачем работать, нам и так ништяк... -Пирато, ты что так смотришь на мою подругу? У ней есть бойфренд. -Я просто смотрю. Глаза есть - вот и таращу... -Тарасю... Что такое «тарасю», пирато? -Это когда вот так вот делают, - показываю я Росе. Вилли и Инесс хохочут до слез, след за ними и остальные бредущие с нами. А я, сквозь дымку утренних сумерек вижу фейс Вилли и внезапно вспоминаю отрывок из своей псевдокниги, ради стеба и от делать нечего написанный мною и посланный в издательство. -Вилли, ты знаешь, что ты похож на Че Гевару? -Сам ты Че Гевара, руссо локо! Че имел морду круглую, а у меня? -А у тебя как у грустной лошади, Вилли... Снова общий хохот, переходящий в всхлипывание и почти истерику - сказывается количество выкуренного переходящее в качество. Я продолжаю, не обращая на смех: -Ну, когда Че напрягался, с речью например или думаю в дабле, то становился похожим на тебя, Вилли...Что бы это значило, ты же с Аргентины, наверное дальний родственник Че.. -Сам ты родственник, Майкл, а что такое дабл? -Банос, -перевожу я на язык Сервантеса русский хипповый сленг. - Ну срут где.. И снова хохот вплоть до слез и судорожного всхлипывания, я же вспоминаю почему-то слова мамы - Мишенька ради красного словца не пожалеет и отца... Как он там, в далекой Росси? За монастырскими стенами... Хитрый у меня па-па, меня заделал и грехи отмаливать, в монастырь, видимо ясно видел, что из меня вырастет... Спускаюсь по мраморным ступеням, богатая видать была почта, литые перила, ковыляю стуча костылем, в полутемный первый этаж. Из углов в свет пропахший гнилью выступает обшарпанная канцелярская мебель - дубовые шкафы с оторванными дверцами, массивные столы с каким-то канцелярским мусором, в углу на одном ржавеют-блестят хромом-никелем два монстра с широкой кареткой. По углам затаился сумрак, сквозь распахнутое мною, когда? довольно таки значительное время назад и оставленное открытым, натекла осенняя сырость, дождь, ночная влага, вон и лужицы на мраморном полу... Присаживаюсь боком на край стола, рука привычно тянется к фальшивой бронзе ручке ящика, в темной пыльной глубине желтеет одинокий листок. Наверное придется покупать... Лязг металла, лист уползает в утробу монстра, внезапно в сумрак врывается одинокий луч неяркого солнца, я заношу правую руку над чуждыми мне буквами в белых овалах и одиночными пистолетными выстрелами привычного многоточия, начинаю. Интересно, откуда у хипаря такие ассоциации?.. ...Майкл лежал на теплом камне парапета, сквозь резную листву пальмы светило нежаркое осеннее солнце Маллорки. Нога, как всегда после напряженного трудового дня, слегка ныла... Но Париж стоит мессы, на пару с Вилли за четыре часа заработали почти килограмм сантимов и эуро, вот коменданте Че и намылился к амигос, прихватив свою половину килограмма. Майкл отдыхал, сквозь прищуренные веки наблюдая за скучной сиестной жизнью площади Санта Еулали. Какая-то мулатка в ярком прикиде наискосок пересекала площадь, официант в кафе с брюзгливым фейсом протирал пластмассу столиков, на дальнем конце под раскидистым деревом на скамейке спал какой-то бомж... Судя по груде неопрятных пакетов в изголовье. Майкл прикидывал - куда можно вечером завалиться, в сквот переться не хотелось, хотелось общения, тепла (человеческого), новых знакомств, новых впечатлений... Глаза то и дело норовили совсем закрыться, в голове мелькало - я тут за полгода совсем засиестился, совсем местным стал, вот и поспать норовлю, как чилдрен... На скамейку, за спинкой которой и валялся Майкл на парапете, уселись двое. Судя по высоко бритым затылкам в складку и широким плечам обтянутыми рубашками с воротничками да еще и в рубчик - с Востока. Здесь их просто навалом... На первом месте конечно на Маллорке немцы, но те по другому чаще всего, а уж на втором носители вот таких вот высоко бритых затылков... -Слышь, Семен, мне этот бомжара за спиной не по нутру, пойдем пересядем, - донеслось до Майкла и тот с удивлением подумал это в чей адрес?.. -Успокойся, этот убогий не служит в Интерполе и скорей всего на великом и могучем ни хера не понимает. Лучше слушай внимательно - курьер прибудет с опозданием на пять дней, а потому товар надо положить в укромное место... Я трижды стукнул пальцем в овал с точкой и тупо уставился на натюканный мною с обоих сторон желтоватый лист. Бумаги больше не было... Оставалось только одно - подниматься наверх, Инесс с Вилли наверное уже пришли с продажи, Инесс феньки лепит с подручного материала, а что бы ей было нескучно - Вилли на гитаре лабает, но не забыв шляпу положить. Сползя со стола и опираясь на костыль, я заковылял вдоль вытянувшихся возле стены шкафов, то и дело без толку заглядывая в темноту, так как я помнил что в них ни чего нет - в первый день из любопытства просмотрел здесь все. Из темноты шкафов на меня наваливались запахи плесени, пыли, какие-то канцелярские запахи. Но эти слабые запахи не шли ни в какое сравнение с теми, от восприятия которых меня излечило то ли падение, то ли врачи... Со стенки одного из шкафа, пришпиленный на четыре ржавых кнопки, на меня глянул какой-то слащавый красавчик с усиками, наверное местная работница была без ума от этого жиголо... Наверное кинозвезда местного масштаба... Под красавчиком не было ни какой надписи, а обратная сторона девственно белела глянцем. И формат вроде бы подходящий, завтра куплю бумаги и перестучу. ...-А что за опоздание такое, Семен? -Ну а это не твоего ума дело. Товар надо положить в другое место, понадежней, ты все понял, Никола?.. -Да понял, Семен, понял но мне в натуре этот бомж не в кайф типа, береженного бог бережет, а не береженного конвой стережет, Семен, так-то! -Ты Никола свой зоновский фольклор брось, Здесь Маллорка, а не Сибирь, надеюсь ты здесь без ствола шляешься? -Под матрасом оставил, - буркнул Никола и скосил взглядом на Майкла, на секунду показав перебитый нос, брови в шрамах и маленькие настороженные глазки. Красавец, про лоб и подбородок и упоминать нечего, зато затылка навалом, Спиноза - усмехнулся Майкл и продолжил увлекательнейшее занятие. Слушать когда и не подозревают, что ты во все врубаешься... -Под матрасом, - передразнил Семен Николу и очень похоже, потом коротко хохотнул. Сплюнув, продолжил: -Думай давай, шевели мозгой, ты почти местный, я что, я куратор... Есть другое место? -Ну... есть... одно... У меня один знакомый, ну с местной черноты, хату продает, ну побелил-покрасил, стоит пустая, на балконе картон оранжевый - се... се... се венде мать ее подери, ну продается типа, можно взять на аренду на эти пять дней, а че? За бабульки он на все пойдет, даже спрашивать не будет че и как, ну а замок я свой поставлю... Ну как идея? - явно с гордостью спросил Никола и вновь покосился на Майкла. Тот же усиленно делал вид что он: а) глухонемой, б)не знающий русский язык и в) спящий без задних ног. Вроде бы получалось, потому что Никола покосившись, только вздохнул, видимо пожалел, что пистолет оставил под матрасом, но насчет бомжа уже молчок, вот придурок. -Идея отличная, но объяснить аренду твоему знакомому все же надо. Скажем так - ты там будешь жить, ну тебе нужно пожить на период ремонта. Заодно и свою берлогу за это время побелишь-покрасишь... -Это... я че, типа там буду жить?.. -Да, товар на тебе, тебе и охранять. Адрес помнишь? Никола снова покосился на Майкла и сделал попытку прижаться к Семену, но тот отшатнулся и деловито поинтересовался: -Ты это уже здесь нахватался, замашек этих? -Да ты че, ты че! Замахал руками Никола давясь слюнями и словами. -Я же только адрес по тихому хотел!.. -Ну, орать на всю площадь действительно не обязательно, но и интим не к чему. Говори давай... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas...Читаю вновь и вновь эту проклятую фразу на 113 странице сквозь переплет и толщину книги... Фама эта не живая, и Роса сказала, да и сам я в это врубаюсь, но общий смысл ускользает, исчезает, растворяется дымом от выкуренного джойнта в сумерках кабинета почты... Интересно все же, что было в этом кабинете? Не вставая с продавленного матраса, уложенного на поддоны от кирпичей, вглядываюсь в темном коридоре в то самое место на двери, где когда-то висела табличка... Ни чего не понятно, через дверь место виднеется размытым пятном, за решетом жалюзи льет дождь, ливень, висок ломит, нога ноет, а это значит - я жив... Не помер после падения, только крылья ампутировали, да и чувствовать запахи в бешенном количестве перестал, в норму так сказать привели... Кто же я теперь? Я проследил за полетом своей мысли, она дымком поднялась к паутине желтого потолка и просочилась в щели окна... А оттуда вытекла лужицей воды, шум дождя, рев улицы превращенной в трассу и ответ. Я упавший ангел. Не падший, я же не жил свято и не упал во грех, а потому я не падший, а только упавший. Упавший ангел... Надо пойти рассказать об этом Вилли, Инесс, Росе, да и вообще всем! Это же забавно - в сквоте в ними живет упавший ангел!.. С трудом сажусь на матрасе, вчера или сегодня фиестили всем сквотом, и гости были, вот и тяжесть в голове, ногах, руках... Нагибаюсь за костылем, в висок ударяет резкая, адская боль, что бы не упасть хватаюсь за ночной столик, ну за пластик ящика из-под пива, на пол, на плитку летят кружка - вдребезги, остатки кофе темными пятнами медленно в стороны, разная мелочь, какие-то прайса... Сижу опершись на матрас, мокрый как после дождя, в голове пусто и звон, но боль ушла, висок не ноет. Осторожно нагибаюсь за костылем - попытка номер два, и ничего... Встаю опершись на псевдоантиквариат, переступаю осторожно месиво с ящика, ковыляю к двери. Черт, что же я хотел такого важного сказать пиплам, ни как не могу припомнить... За дверью длинный темный коридор и ни звука, даже собак не слышно, бреду постукивая костылем по плиткам, во всей почте на полу керамика, видать что б не жарко было, под ногами то и дело попадается черт знает что, постоянно спотыкаюсь о всякое говно, то ли посуда побитая, то какие-то железки, судя по звону, неужели так нафиестились? ни хера не помню... Последнее что помню - пустынные улицы, иллюзорный свет фонарей, окрашивающий все в синее, изредка откуда-то доносятся звуки проезжающих автомобилей, и конечно манекены, манекены вглядывающиеся в лицо, сверлящие взглядом своих пустых глазниц... Многочисленные манекены с высоко подбритыми затылками и широкими плечами...Манекены вглядываются мне в душу, сверлят меня взглядами пустых глазниц, хотят что-то разглядеть, что-то высмотреть, что-то понять... А я мечусь среди громадин зданий, в пустоте и темноте освещенной фонарями, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками черного и пепельного цвета... пустыми глазами высоко подбритыми затылками широкими плечами и лысыми башками черного и пепельного цвета... Многочисленные манекены. Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив, стуча костылем я метался среди зданий, под проливным дождем, в пустоте и темноте освещенной фонарями и луною, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами за полировкой стекла... Останавливаюсь перед дверью Вилли и Инесс, за нею тишина, спят наверное, и все же, все же, интересно, что я такого им рассказать хотел? поднимаю руку и стучу... По двери которая от моего стука легко распахнулась... В свете яркой луны сквозь распахнутое окно вижу разбитую посуду, какой-то мусор и ни души... Ошарашено перевожу взгляд с одного поломанного предмета на другой разбитый, а в голове одна мысль - что же черт побери я хотел им такого интересного рассказать?.. Ни чего не поняв по состоянию комнаты, разворачиваюсь и ковыляю к следующей двери, не стуча толкаю ее плечом, дверь и распахивается, зияя дырою на месте замка. За дверью то же самое - разбитая псевдомебель, мусор, выбитое окно, брошенные вещи... Тусклым глазом смотрит на меня тушка зайца, поднимаю его за плюшевые уши, с удивлением вглядываюсь в стекло глаз - это же любимая игрушка Росы, как же она ее оставила?.. Да и вообще куда они все подевались, и что это все значит, неужели они съехали и позабыли меня?.. Мысль бьется испуганной птицей, я панически выламываюсь в коридор, цепляясь костылем за что попало, ломлюсь дальше, дальше, дальше и... Во время остановившись, торможу на гладких плитках пола, свободная рука цепляется за штукатурку стены - впереди пусто. Коридор обрывается, стены нет, внизу груда строительного мусора в свете луны, впереди черное небо с редкими огнями недалекой железнодорожной станции, наверху только луна... Значит началось... Начали сносить, демонтаж, а я то и ни чего и не услышал, и меня ни кто не предупредил, сволочи... Бреду-ковыляю назад, отпихивая ногами разный мусор, позвякивает разбитое что-то, протягиваю руку к клюке замка, но внезапно, по какому-то наитию толкаю дверь кулаком... И в моей комнате страшный бардак - выбитое окно, разбитая обстановка, мусор, запустение... И на стене усмехается в свете луны череп с флага... Пихаю ногою матрас, падаю в сон, утром придут рабочие, я и съеду... Падаю, падаю, падаю и снова тоже самое, снова все тоже, что было вчера и наверное и позавчера и не знаю когда... ...Пустынные улицы, иллюзорный свет фонарей, окрашивающий все в синее, изредка откуда-то доносятся звуки проезжающих автомобилей, и конечно манекены, манекены вглядываются в лицо, сверлят взглядом своих пустых глазниц прямо в душу... Многочисленные манекены с высоко подбритыми затылками и широкими плечами...Манекены вглядываются мне в душу, сверлят меня взглядами пустых глазниц, хотят что-то разглядеть, что-то высмотреть, что-то понять... А я мечусь среди громадин зданий, в пустоте и темноте освещенной фонарями, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками черного и пепельного цвета...С пустыми глазами, высоко подбритыми затылкам, широкими плечами и лысыми башками черного и пепельного цвета... Многочисленные манекены. Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив, стуча костылем я метался среди зданий, под проливным дождем, в пустоте и темноте освещенной фонарями и луною, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами за полировкой стекла... -Пирато, вставай завтракать, все проспишь! - врывается в мой сон неизвестно откуда испанский голос Росы. Я с трудом продираю глаза, как будто засыпанные мелким песком, поднимаю голову, осматриваюсь... В свете солнечных лучей бьющих сквозь дерево жалюзи вижу относительный порядок, все на своих местах, даже ящик-столик не перевернут и любимая кружка с рисунком ветряной мельницы цела... Уф, ну и сон, бормочу влезая в шорты. Цепляя костыль, прихватывая кружку с остатками кофе и устремляясь навстречу запахам с кухни. Возле туалета сталкиваюсь с Вилли - он оттуда, а я туда. -Салют русо локо, привет Майкл, - приветствует меня Вилли с улыбкой на смуглом лице. -Салют, слушай Вилли, тебе ни разу ни кто не говорил, что ты похож на Че Гевару? - выпаливаю неожиданно даже для самого себя. Вилли смеется и становится еще больше похожим на коменданте Че с плаката: -Не раз. Ты не первый. Да и ты мне этим уже давно надоел!.. А знаешь на кого ты похож, Майкл? -Знаю. На упавшего ангела... Солнце на голубом безоблачном небе светит, но уже не греет, редкие туристы, знакомые фейсы местных, редкие капли монет... Стою опершись на костыль, треуголка на затылке, крюк на левой руке безвольно висит вдоль бедра... Да, по-видимому сезон действительно кончился, на что зимою здесь жить - ума не приложу, наверное надо искать новые теплые края, пипл говорит, что на Гомере есть хипповое место, в пещерах волосатые живут... А Гомера-то к Канарским островам относится, далеко-далеко в Атлантике лежит, там тепло... Сенкью вери мач - машу вяло крюком на брошенную монету в сундучок, судя по звуку - жалкий полтинник. Турист широко лыбится, рад-радешенек, мол помог убогому, пирату на пенсии, маму его за ногу за такую помощь... Снимаю не сходя с места маскарад, карнавальный наряд, укладываю все хозяйство в бэг, заработанное - жалкие 12 эуро сую в карман. Да, вчера 15, позавчера 16 с лишним, вот-вот наступит день когда в сундучке будет 0 целых фак десятых и пойду я со шляпой в руке к ближайшему костелу... Одна радость - я там не буду одинок, у каждого костела по паре нищих-бомжей трется, гляди и мне на кусок багеты перепадет... Бреду стуча костылем по плиткам улиц полу праздного города под красивым и длинным названием - Ла Пальма де Маллорка, хотя местные выговаривают Майорка, но я на лингвистические изыски плюю. По сторонам дома в стиле модерн, Мавритания, пришей кобыле хвост, людей не видать - сиеста, сезон окончен, цирк уехал, а клоун остался. И этот самый клоун, паяц - я... Мама говорила - Мишенька у нас шут, ради красного словца не пожалеет и отца... Пипл с дредами и пирсинг по всему фейсу и то косится на лонговый хайр да цветной прикид... Эпоха ушедшая в жопу, отцветшее лето любви и я с костылем, пират на пенсии... Не дадите ли немного прайса на поддержку идей шестидесятых? Спасибо... Усаживаюсь на скамейку, разваливаюсь, устраиваюсь поудобнее, вытягиваю ногу и костыль. Под ногу бег, открываю пиво, цежу с полу прикрытыми глазами... Джойнта на плац Санта Еулали не дашь, достаю сквотосваренный бонбон, сахар с травичкой, заедаю пиво... А может и правда на Гомеру махнуть? Кой-какие прайса приныканы-притырены, на тикет и первое время хватит, а там поглядим... Зато свои волосатые фейсы... И теплее там, чем здесь... -...курьер на три дня припозднится, так что перевези товар на другое место, - донеслось до меня почему-то на русском, когда-то почти родном языке. Я приоткрыл правый глаз, так как голос с хрипотцой прозвучал правее меня - на дальнем конце длинной лавки сидело двое. Высоко бритые стриженные затылки, широкие плечи обтянуты трикотажем рубашек в широкую полоску с отложными воротничками, интересно - сон или глюки?.. Голос с хрипотцой продолжал: - Ты говорил Алекс - у тебя есть на примете местечко? Где можно продать травы - вспомнился мне хипповый шлягер семидесятых, в ответ голосу с хрипотцой зазвучал бубнящий голос второго стриженного затылка: -Ну типа, один из местной черноты продает квартиру безуспешно, ломит цену, можно на недельку в аренду, типа на период ремонта пожить...Как тебе планчик, Серега?.. - Планчик что надо, адрес помнишь? Алекс покосился через плечо в мою сторону - рязанское рыло, нос картошкой, татарские скулы, не красавец, а еще Алекс! не красавец вместо адреса сообщил Сереге: -Мне этот бомж длинный с деревяшкой не по нутру... Был бы хоть местный, а то патлы белые... -Да ладно тебе, Алекс, пуганная ворона куста боится, мы же сами сюда сели или ты что, в натуре думаешь - Интерпол в этой самой Пальме на каждую лавку агента втюхала? Гони адрес и беги перевозить товар, у меня еще своих делов выше тыквы. Ну?.. Я услышал ни чего не говорящее мне название улицы, которое к тому же через секунду вылетело у меня из башки. Я прикрыл правый глаз - глюки. И потихоньку засиестил... Ла Фама золотом по алому на шоколаде за 0,85, Фама вообще не живая, Вилли похож на Че Гевару, я на упавшего ангела, выложенное плитками с красивыми буквами название неизвестной мне улицы, Инесс с Росой в своих школах, редкий дождь монетками звенит сквозь дыру в крыше по ржавой банке, я вглядываюсь в выбитый проем окна в серое небо - Гомеры не видно... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Эта фраза сверлила мне мозг, не давала ни как покою, мешала жить. Да - Фама не живая, это я отчетливо вижу, но почему сранный cronopis с маленькой буквы - ума не приложу... Я вглядываюсь в золото букв по алому закату над черепицей домов, вдали чернеет провалом сад, а за ним Понт-д-Инка, станция моих снов и я еду еду еду в далекие края, веселые соседи, какие-то там друзья... Я бегу стуча костылем, по ночным улицам Ла Пальмы, столицы острова, остров это часть суши окруженная водой, в отличии от материка довольно таки малая часть суши, мне в лицо заглядывают пустыми глазницами многочисленные манекены с высоко подбритыми затылками и широкими плечами обтянутыми полосатым трикотажем с отложными воротничками по моде курортных пятидесятых или начала шестидесятых, СССР, Крым, здравница сплоченных народов... Манекены вглядываются мне в душу, сверлят меня взглядами пустых глазниц, хотят понять куда это я бегу, а я бегу не куда-то, я бегу от того что мне не в кайф, не в жилу, не по нюху... Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив. И стуча костылем мечусь среди громадин зданий, в пустоте и темноте освещенной фонарями, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками черного и пепельного цвета... Я останавливаюсь тяжело дыша, пот заливает глаза, хайра прилипли ко лбу и щекам, я читаю сквозь лунный свет глянец плиток на углу здания - улица Сан Данус... На ближайшем балконе чернеет на оранжевом тревожно - СЕ ВЕНДЕ. А Фама действительно сдохла... Узкий белый конверт отпечатанными буквами моя фамилия с двойным «Ф» на конце по моде Западной Европы. Рву на мелкие клочки не читая и не обращая внимания на визги-прыжки этих хвостатых друзей человека. Посыпаю клочками разноцветные головы, гремя цепью отпираю дверь, в промежутке знакомых действий отпихиваю друзей ногой и костылем... Знаю, им очень-очень хочется погулять, но я то причем? Это не мои собаки, пипл их оставляет на весь день запертыми, вот они и срут в коридоре, вот они и просятся на улицу... Светит не жаркое осеннее солнце, зачем бы я читал не нужное мне письмо, постебались и хватит, стеб кончился, я же не писатель, я хипарь сорока трех лет с твердо установившимся взглядом на жизнь и вещи. Ковыляю в сторону станции, все той же Понт-д-Инка, в лужах ночного дождя отражается небо цвета моих выцветших глаз, кругом ни души. Все на автомобилях, только я пешком, экологично, с чувством добровольной нищеты что ли, но если бы мне подарили кадилак, то я бы не отказался... Хотя зачем мне кадилак, водить я все равно не умею, плюс на бензин прайса, да еще ко всему задавишь какую-нибудь не очень шуструю бабку, ну его в жопу, подарок такой... На перроне в лицо заглядывает снизу еще один друг человека, пытаясь понять, что от меня ожидать можно - пинка, ласкового слова или пожрать. А я и сам не знаю чем могу одарить бродячее существо, задумчиво разглядываю свалявшуюся шерсть, загноившиеся глаза, впалые бока, кривые лапы... Со звуком сирены подкатила электричка, двери на кнопке, пустой вагон, дверь за спиной закрывается со всхлипом, сажусь возле окна, вытягиваю ногу - гимнастика, массаж, плавание... Смотрю сквозь ни разу не мытое стекло на серые дома проплывающие мимо, вспоминаю не прочитанное письмо, усмехаюсь. Шутки в сторону, писать я могу и без бумаги... ...Майкл ехал на электричке в сторону Ла Пальмы вроде бы без какой-либо явной цели, но в сумке у него глухо брякал кой-какой инструмент, прихваченный в сквоте... - Ла Пальма, сеньор, - выдернул меня из процесса писания бесконечной книги кондуктор и я выхожу на перрон. Свет фонарей, вечерний сумрак, в пальцах зажат неизвестно откуда взявшийся билет. Почему вечер, откуда билет, зачем я здесь?.. Бреду, стуча костылем в плитки вечернего города по каким-то пустынным улицам, где-то слышен гомон прогуливающихся людей, из темноты ко мне выходят на свет странные фигуры - бомж в купальном халате с полотенцем на шеи, какой-то дилер в алой блестящей курточке и черных штанах в обтяжку, наркоманка лет двадцати, босиком, в перевязанных грязным бинтом руках сжимает разовый шприц и посасывает иглу... Фигуры выходят и исчезают в темноте переулков, освещенных светом луны и фонарей... Я бреду-ковыляю дальше, сзади слышен цокот копыт, но я не оборачиваюсь, мне это не нужно, я продолжаю писать дальше... ...Полупустые улицы залитые нежарким светом осеннего солнца вели Майкла к цели - дому на балконе которого висела оранжевый транспарант с лозунгом дня - СЕ ВЕНДЕ! и номером телефона, по которому он совсем не собирался звонить... -Ола пирато, ола русо локо, ола Майкл! - множественность приветствий от Росы, Вилли и Инесс, черт!. совсем забыл, но ноги дорогу помнят, мы же здесь договорились в пять встретится!.. Целуемся по испанскому древнему обычаю, хлопаем друг друга по плечам и спинам, сверху светит вечернее солнце... искренне, искренне? да, я думаю искренне радуемся друг другу, обращая внимание редких прохожих на себя, орем на всю улицу... Ведь в последний раз мы виделись вчера? сегодня утром? вечность назад? не помню, хоть убей не помню... Бредем веселой компанией в бар социального центра, я вглядываюсь в лицо Вилли: -Вилли, тебе уже говорили, что ты похож на Че Гевару? -Руссо локо, ты меня зафакал этим Че, ты мне уже об этом говорил раз сорок минимум!.. - орет во весь голос темпераментный аргентинец и размахивает длинными руками. Но у меня все равно длинней, Роса и Инесс смеются, я удивленно спрашиваю: -Когда? К счастью для меня мы уже пришли в Центр С-эскола, тоже сквот бывшая фабрика, над баром лозунг, но другой, английскими буквами в метр высотой - СОЖРЕМ БОГАТЫХ. А я то о кадилаке фантазировал... Травичка, пиво, рев современной музыки монотонно забивает гвозди в мозги - туц! туц! туц! Тесно от людей, кругом дреды, тревожным металлом блестит многочисленный пирсинг, шмотки цвета грязных мышей... Мы веселимся, пытаемся разговаривать, так сказать общение... Бреду домой один, сославшись на якобы разболевшуюся голову, пипл остался развлекаться дальше, меня же от этой революционной обстановки уже слегка поташнивало... Совка на них не было, наверное я стар или суперстар, бреду-ковыляю... Стук костыля разносится по темным пустынным переулкам, освещенным светом луны и фонарей... Из темноты выступают странные фигуры - двадцатилетняя на вид наркоманка босиком, в перевязанных грязным бинтом руках сжимает разовый шприц и посасывает иглу... Интересно - шприц все тот же или уже другой?... Дилер в алой блестящей курточке и черных штанах в обтяжку, на смуглом старом лице резко очерчены морщины... Бомж в купальном халате и полотенцем на шеи, а на голове оранжево сияет строительная пластмассовая каска... ...Майкл телефонной картой отжал язычок замка входной двери, поднялся по ступеням узкой и крутой лестницы до двери квартиры, имеющей балкон с оранжевым объявлением и прислушался. За дверью тихо-тихо лежала тишина... Серое небо, солнце отъехало в Африку что ли, редкие прохожие, еще реже попадающиеся на глаза туристы, кое-где блестят лужицы дождя, валяющегося на плитках улиц... Я бреду без какой-либо цели неизвестно куда, я не знаю сколько часов и какой день, я даже смутно помню - ел ли я сегодня и какой год на дворе... Может быть я сумасшедший? Скорей всего нет, в сорок с лишним лет все же вряд ли сходят с ума, если бы я хотел сойти с ума - то у меня для этого времени было навалом, все же пожил я... Что значит пожил, что значит?.. надо немедленно поесть, я же не крези! я же не крези, не крезанутый... Усаживаюсь к одинокому столику стоящему на тротуаре возле дверей какого-то кафе, пристраиваю костыль к стене, задумываюсь... Конечно я не придурок, и даже не рефлектирующая морда, я просто устал быть один... Да нет же, нет, секса вроде бы хватает, вроде бы, а вот душевного тепла, это я над собой стебусь... Да, есть Вилли с Инесс, есть милая Роса, есть Хуан и Ева, есть еще масса-масса приятных, веселых и андеграундных морд в моем окружении... Например Терри, зеленый дьявол не только как средство поднять прайс, но и по жизни... Но как же я все же одинок, даже смешно...может языковый барьер? Да нет же, нет, испанский я уже знаю почти как французский, нет, не языковый барьер... Просто я опять живу клевой лайф, но снова как всегда не своей... -Еще что-нибудь желаете, сеньор? - доносится до меня чьи-то слова и я вскидываю голову от стола заставленного грязной посудой. Передо мной стоит и улыбается во весь широченный рот незнакомая мне герла, совершенно не похожая на официантку - дреды из крашенных в рыжий волос, пирсинг в носу и на бровях, вытянутый свитер цветными полосами обегает ее грудь, бедра и спускается к таким же полосатым, выше колен натянутым шерстяным гольфам. Ну и свитер, а может это платье?.. Лямки бэга пересекают узкие плечи, улыбка от уха до уха, на щеках ямочки... Общий вид - герла лет двадцати с небольшим, мне по плечо примерно, явно мы где-то пересекались, стебется надо мною, косит под официантку... Выскочивший из дверей кафе официант стал с реактивной скоростью сгребать посуду с моего столика, протирать его тряпкой не первой свежести и успокоив свою буйную натуру, безмолвно застыл надо мной вопросительным знаком. Видно не знал, можно ли со мною договорится по-хорошему, ну на языке местных аборигенов, все же башка у меня блондинистая... Махнув приглашающе рукой герле на второй стул, она стала усаживаться, я же обратил взгляд на манекен официанта в натуральную величину: -Я хотел бы поесть, что-нибудь горячее, рыбу с картофелем что ли... И кофе потом... И пива... Сан Мигуел можно... А ты что будешь? - поинтересовался я у незнакомки упавшей мне на голову. Та улыбнулась еще шире, растянув рот так, как и у клоуна не получилось бы, и попросила официанта своим хрипловатым, совсем слегка, голосом: -Капучино пожалуйста... Мы остались совершено одни на пустынной улице под хмурым небом на осеннем острове. Это было так интимно, что я сразу положил свою большую лапу на ее маленькую с длинными пальцами, с короткими слегка ободранными ногтями, и интимно приглушив тембр своего голоса, поинтересовался: -Тебя как звать? И где мы с тобою встречались, хохотушка?.. Самое смешное, что ее любимой книгой была та самая - JULIO CORTASAR «HISTORIAS DE CRONOPIOS Y DE FAMAS», но я об этом узнал только утром, когда увидел на низком столике в изголовье ее узкой кровати, знакомое издание. Но до этого события, поразившее меня таким совпадением, было много всего и разного. Герла, ее имя было мне известно чуть ли не с младенчества - Кармен, оказалась просто виртуозкой в сексе. Но до этого конечно тоже было много разного и хорошего... Мы гуляли по пустынным сначала вечерним улицам Ла Пальмы которая Де Маллорка, потом по ночным, я показал ей свою коллекцию манекенов - мафиози, гаи, красавчики и просто неплохие парни, в моей коллекции были только парни, Кармен обратила на это внимание, я ей пояснил - герл коллекционирую только живых и теплых... Кармен мне давно призналась во всех своих грехах - учится на юридическом факультете местного университета, знает меня уже пару месяцев по разным клубам и по моей работе пиратом, плюс одна из подружек Росы ее хорошая приятельница, ей двадцать два года, и у ней сейчас нет бойфренда... Я как старший по возрасту, и более умудренный и ушибленный жизнью, все эти грехи ей отпустил и мы начали целоваться. А что еще оставалось делать в пустынных улицах, где кроме нас и манекенов мы не видели ни одной души. Я ей нравился и давно, она сама мне в этом призналась через шестьсот сорок два метра поцелуев, а я... А я как всегда плыл по течению, совершенно ни чего не предпринимаю для того, что бы выгребсти, выплыть, выбраться... Зачем? мне и так ништяк, а вдруг эта судьба, но больше конечно говорило мое фрилавничество хипповое, одной больше, одной меньше, зачем обижать хорошего человека, а вдруг нам будет вместе ништяк? А вдруг... До того как мы добрались до флета, который Кармен снимала вместе с еще одной будущей юристкой, мы уже попробовали пару раз сблизиться как можно ближе. Первый раз в районе яхт порта, под непроницаемой тенью какого-то огромного дерева, свои голубые что ли плавки Кармен держала в правой руке, левой сжимала-обнимала меня за шею, ну а я усиленно присидал-присидал-присидал... На одной ноге, вторую выставив далеко в сторону и опираясь на костыль, но нас осветили фары полицейской машины, неизвестно что выглядывающей в таких темных закутках под деревьями. Мы мчались с Кармен, я сжимал в руке ее плавки, которые в свете фонарей действительно оказались голубыми, опираясь этой же рукой на костыль, как я не зацепился этим старьем за что-нибудь - непонятно, в другой ее тонкую руку, за нами естественно ни кто не мчался, мы больше убегали от собственного смущения.... Ну, она может и от смущения, я же больше за компанию, хотя не сказал бы, что мне было все равно - в тени или под светом полицейских фар делать любовь, а не войну... Мы остановились в парке, куда примчались через распахнутые ворота со строгой надписью - С 22 часов и до 6 часов парк закрыт. Время было где-то около двенадцати, вокруг была такая темнота и тишина, что казалось ни чего нет, ни чего и ни кого, только парк и мы. Я длинный волосатый балбес сорока трех лет с прилипшими хайрами ко лбу, с хипповым позапрошлым, ангельским прошлым, неизвестно каким будущим и очень с сомнительным пиратским настоящим, сжимающий все в руке ее плавки и тяжело переводящий дыхание от этого марафона. И она, Кармен, студентка юрфака, вот именно, мелькнуло у меня в башке, фака, то же тяжело дышавшая герла двадцати двух лет в полосатом длинном свитере-платье, под которым была только тричка, это я точно уже знал и смешных шерстяных полосатых же гольфах выше колен, с практически неизвестным мне прошлым, настоящем и будущим, от силы весом в пятьдесят кило с шузами... -Тебе без плавок не сильно холодно бежать было? - неизвестно зачем поинтересовался я, с трудом переводя дыхание и сглатывая липкую слюну. Она с коротким хохотком ответила: -Смешно... И вот там, в парке, в полной и беспросветной темноте мы предприняли вторую попытку сблизиться еще ближе, хотя куда еще ближе, налицо такая близость, которой у других не достигается и через несколько месяцев совместного знакомства - пробежка через почти полгорода с ее плавками в руке... Но мы пошли еще дальше - ее плавки я наконец засунул в карман своих джинсов, а она присев на корточки или почти на корточки, заинтересовалась зипером этих самых джинс, как вдруг!.. И мы снова бежали, я на ходу задергивая заевший зиппер, механично переставляя негнущуюся ногу, которая уже не ныла, а просто выла от боли, и костыль, Кармен хохоча в полный голос и придерживая меня под свободную руку, тричка под курткой давно прилипла к спине, и остановились мы только перед узкими дверями старого двухэтажного дома, покрашенного в темно-голубой цвет. Кожа под бородой страшно чесалась, хайра казалось были насквозь промокшими, пальцы с трудом удерживали костыль, я с трудом дыша, поинтересовался: -Что это было?.. Кармен пожала плечами, сдернула бэг на бок, выгребла из него ключи и отпирая дверь, ответила: -Сейчас я думаю, что это был просто попугай. Но в ту минуту я была просто уверена, что это был или упырь какой-нибудь или еще какая-нибудь нечисть... -А...а разве такие попугаи бывают?.. - глуповато поинтересовался я, заглядывая в проем двери. Но там ни чего интересного не было - в тусклом свете лампочки блестели деревянные ступени узкой лестницы, ведущей круто вверх. -Бывают и больше, но ночью они вроде бы спят... Идем, ну же, здесь я думаю нам уже ни кто не помешает... -Ты так думаешь? - с сомнением в голосе протянул я, глубоко вздыхая после пробежки и еще раз вгляделся в дверной проем ведущий вверх. -Ну что же, вперед.. Веди. И к тому же, а вдруг это все же судьба, вдруг я тоже начну учиться на юридическом факультете, вот именно, на факе, и с меня может быть еще получится настоящий человек. Да, Кармен оказалась виртуозкой в сексе. Но меня это ни сколько не удивило и тем более ни расстроило, я давно уже в своей жизни все воспринимаю так, как оно есть... Виртуозка так виртуозка, но мы тоже не лаптем щи хлебаем, и нас тоже не в капусте нашли и вообще - у нас за плечами такая сексреволюция, что ей просто и не снилось в эротичном сне... Напоследок Кармен меня оседлала как амазонка, укрепилась в своем мнении на моем пожившем прике, и помчалась в неизвестные мне дали... Откуда я вернулся совершенно измученным, истерзанным, без сил и как не старалась Кармен, применяя изыски Кама Сутры и французской любви, повторить это путешествие в неизвестность уже не получилось... И она меня оставила в покое. А утром-то я и обнаружил все это - узкую комнату с плакатами неизвестных мне звезд местной эстрады и рока, две полки набитые юридическими учебниками и юридическими книгами, гору журналов для молоденьких девушек с рассказами в фотографиях - она любит его, но он любит другую, груду нашей перепутанной одежды, и эту самую книгу на низком столике в изголовье... За окном слегка плакало серое небо, совершено не похожее на небо Маллорки, за стеной негромко играла какая-то классическая музыка, там жила другая будущая юриста, Кармен положила свою горячую и тонкую ногу на мой совершенно равнодушный прик в гармошку, рука ее тихо лежала на моей безволосой груди. Я же лежал вытянувшись во весь свой длинный рост закинув руки за голову и краем глаза рассматривал ее крашенные в рыжий дреды толщиной в два пальца, эти ее ссученные в валенок хайра... -Ты не спишь, - поинтересовалась-сказала Кармен, не открывая своих вроде бы карих глаз. Я ответил вопросом: -Откуда у тебя эта книга? -Какая? -Ну Кортасар этот... -Я ее купила, - удивилась Кармен. -А что? -Ты ее читала? -Да, эта моя любимая книга, а почему ты об этом спрашиваешь? -На странице сто тринадцать есть загадочная фраза... Не успел я договорить, как Кармен перескочила через меня, одеяло отлетело в сторону, я увидел смуглое тело с небольшими грудями и растительностью подмышками и внизу впалого живота, но после бурной ночи меня все это нисколько не интересовало. Кармен уселась на край кровати, в отличии от моей в сквоте эта кровать была настоящая, и схватила книгу. -Которая фраза? Их здесь много... -Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Я остался у Кармен еще на один день. И ночь... На большее меня, а правильней сказать моего здоровья, уже не хватило. Может быть это и было той причиной, которая выкинула меня на хмурые предрассветные улицы, пронизанные вчерашним и позавчерашним дождем, осенней грустью, а то и тоской, и конечно рухнувшими надеждами. Я брел-ковылял тяжело опираясь на костыль, меня провожали подозрительными взглядами манекены из-за стекла витрин. Улицы были пустынны и гулки, как необставленная квартира, я был совершенно один... Совершенно один, и хотя Кармен со сна бормотала - я тебя буду ждать, но у меня негодяя было свое мнение... Дреды не хайра, виртуозность в сексе не есть признак того, что я потерял с эмиграцией, оставил во всех этих Крымах и Гауях, а сейчас изо всех сил ищу, и не могу найти... С Кармен ништяк, пока есть здоровье и сила, но это все не то, не то, не то... скорей всего мне действительно надо махнуть на Гомеру, там-то вроде бы еще остались волосатые морды, там-то и повстречаю какую-нибудь герлу... А может быть Кармен туда прихватить? Как же, поедет она, она же грызет гранит науки.. Да и дреды это не хайра... Серое небо, пустая площадь Испании, редкие автомобили, еще более редкие пассажиры на перроне, игрушечный поезд с игрушечными вагонами и совершенно настоящим проводником-ревизором. Двери открываются, вместе с редкими пассажирами ковыляю в вагон, усаживаюсь, двери закрываются и мы едем... Домой, в сквот, на станцию... -Сеньор?.. - открываю закрывшиеся глаза, протягиваю приготовленную монету в одно эуро, получаю билет и сдачу, не пряча в карман, врубаюсь - ревизор не спросил до какой станции мне нужен билет, значит... Значит я так примелькался, так на отсвечивал, что пора уже с Маллорки валить... Например на Гомеру... К тому же там и зимой тепло... Выпуливаюсь на перрон, передо мной полуразваленный дом, это моя родная станция Понт-д-Инка, ковыляю опираясь на костыль, Кармен все дальше и дальше отдаляется в моей лохматой башке, наверное я не очень хороший человек, наверное я фрилавщик, да нет же, нет! я просто снова ошибся и не встретил своих, свою, ну хиппушку или хотя бы герлу, которая меня бы понимала до конца... Я остановился на тротуаре. Прямо передо мною пролегала улица, превращенная уродами в трассу, автомашины, микроавтобусы и драйвера мчались по ней неровным потоком, с большими интервалами между сбившихся в стадо возле светофоров автомобилей. А за улицей, прямо передо мной, на том самом месте где еще позавчера утром стояла почта, наш сквот, мой дом, черт меня побери! лежала огромнейшая груда кирпича, каких-то труб, досок, каких-то железяк что ли, клубилась проволока... А где же сквот?.. Вместо сквота была груда мусора и одиноко торчала дверь с решеткой и с запыленным рифленым стеклом... Я побрел через улицу стуча костылем, совершенно не обращая внимание на какие-то там визги тормозов, крики и ругань взбесившихся водителей, я брел как во сне, спотыкался, чуть не падал, выпрямлялся и все ни как не мог добежать до другой стороны в общем-то совершенно не широкой улицы - один поток в одну сторону и другой в противоположную... Я бежал все быстрей и быстрей, визги тормозов, крик и ругань слились в какой-то сплошной неразличимый и неделимый на отдельные звуки какой-то запредельный что ли шум, какой-то просто неуловимый, не усваиваемый что ли... Наконец-то перебежав кое-как эту широчайшую улицу-трассу, я как будто уткнулся в стену, стену запаха, плотно стоявшую прямо передо мной. Эта стена состояла из запаха битого кирпича, старого дерева, пыли и еще много чего, увы, неуловимого для меня, так как в больнице, где мне ампутировали крылья, там-то мне и нюх подправили, что бы не мешал спокойно жить... Мне. Я стоял уперев взгляд в месиво, в крошево, в эту груду строительного мусора высотой так метра три, которая еще позавчера была моим, нашим, да-да! нашим домом, а что теперь?.. Да нет же, нет, я прекрасно понимал, что есть разница между сквотом и флетом с договором заверенном нотариусом, но так внезапно, так прямо вдруг!.. Позавчера у меня был дом, своя комната, свои вещи, кстати, а где мои шмотки? болван, пиплы, Вилли с Инесс, Роса, Хуан и Ева конечно прибрали, а вдруг их все полисы замели, придурок, за что?! В демократической стране за проживание с сквоте не сажают, по Франции знаешь... Я сделал пару шагов и протянул руку к битком набитому почтовому ящику, висевшему на двери, на оставшейся двери, на оставшейся стоять нерушимо, двери... Рушатся миры и империи, распадаются государства и союзы, даже сквоты в демократической стране не имеют ни какой гарантии насчет завтрашнего дня, а дверь с почтовым ящиком и главное, главное! почта, почтальоны и корреспонденция незыблемы и нерушимы, и только они... И только вот это - я стал вытаскивать из битком набитого почтового ящика скомканные бумаги яркого цвета вперемешку с кусками штукатурки, битого кирпича и цементной пыли - незыблемо, нерушимо и вечно... Я доставал и бросал себе под ноги рекламки, многочисленные рекламные проспекты, реклама супермаркетов и туристических фирм, рекламки с полуголыми девушками - вносите деньги на счет детского дома! и рекламки с приличными одетыми сеньорами - массажные салоны к вашим услугам... Вступите в наш автоклуб и получите скидку при покупке нового автомобиля! Большая скидка на некоторые модели ксероксов!! Ковры за полцены!!! Последним из ящика я выгреб знакомый длинный узкий конверт с отпечатанным на принтере адресом нашего сквота и моей фамилией со сдвоенным «Ф» на конце... А, соскучились по моей писанине, видимо предлагают договоришко подписать... ...Майкл сделал еще один маленький шажок и уселся боком на груду кирпичей, вытянув перед собою ногу и костыль. Было неудобно, но терпимо, значит пора... Пора на Гомеру, знак свыше, здесь уже ни чего не держит, ничего... Неожиданно для самого себя он вскочил и бросился было разгребать кирпичи, но так же внезапно остыв, прекратил это занятие... Если пипл забрал все вещи, значит и сумку забрали, если нет - то из этой груды ее не раскопаешь...без бульдозера или экскаватора, устанешь копать, Майкл, просто надорвешься... Опершись на костыль, Майкл сильно оттолкнулся и встал. За спиной лежала груда кирпичей и досок, бывшая еще позавчера старой почтой и сквотом, со своими примочками, традициями, интересами, взаимными связями, любовью, приятельством и недоброжелательством. За спиной стояла дверь с решеткой и рифленым стеклом, почтовый ящик был распахнут настежь и только кусочки битого кирпича краснели в нем... Перед ним лежала трасса и это было символично - если не брать во внимание такую мелочь, как то, что в Испании стоп не развит и стопщиков тут чаще всего просто не берут, то чисто теоретически он мог прямо не сходя с места начать стопить... Тем более ему было все равно в какую сторону ехать, в какую, куда и зачем... Майкл сделал еще один малюсенький шажок, совсем малюсенький и оказался на краю трассы - так быстро он еще ни разу не попадал на стоп, поудобнее оперся на костыль и привычным жестом поднял руку с оттопыренным большим пальцем. И простоял так помахивая затекающей рукой примерно шесть часов... Пыталось капать, страшно хотелось жрать и пить, в кармане были прайса, достаточные для поездки и на такси, но я стопил-стопил-стопил... Можно сказать до посинения. И моя наглость, тупость и настырность были вознаграждены неизвестно кем, но скорей всего все же богом. Из остановившегося потрепанного «форда» выпуска так половина семидесятых примерно, высунулась помятая морда с криво постриженной бородой. На лысину в обрамлении седых клочковатых волос упала крупная капля и звонко отскочила. Морда не смахивая влагу, поинтересовалась на местном: -Далеко едешь, парень? -На Гомеру... -Ну до Ла Пальмы я могу подбросить, а на Гомеру не еду... Это где? - вяло поинтересовалась морда, вторая капля так же со звоном разбилась на его смуглой лысине. Я ответил: -Это Канарские острова... ...В Ла Пальме Майкл сразу направился на плазе Майор, на улицах было людно, сияли огни рекламы и фонарей, люди перекрикивались какими-то возбужденными голосами. В лужах оставшихся от дождя отражались витрины с манекенами... Уставшие ноги и костыль несли Майкла к нужному бару, где почти всегда можно было найти кого-нибудь из местного андеграунда. И естественно нашел. За столиком, тесно уставленным пустыми бокалами из-под пива и чайными чашками, сидела небольшая кучка дредастых, знакомых ему, с проклепанными пирсингом фейсами. Увидев Майкла, все они заулыбались, приветственно замахали руками и наперебой стали приветствовать его. Почти упав на подвинутый ему стул, Майкл пожал все протянутые ему руки, ответил на все приветствия, и отхлебнув из поданного ему официантом бокала местного пива, поинтересовался: -Вилли с Инесс или Росу к примеру, Хуана с Евой не видели? Нам почту поломали сволочи, а меня дома не было, не знаю где их сейчас искать... Один из присутcвующих, в черных линялых шмотках, в бейсболке тоже черного линялого цвета, с широко прорезанным ртом, как у клоуна и с огромной серо-белой собакой, знакомый ему Ричи-дилер, улыбаясь ответил Майклу: -Я знаю где у них новый сквот, я тебе покажу... Майкл поблагодарил, прикрыл глаза, поудобнее вытянул ногу и снова подумал, интересно - сумку пипл нашел или нет?.. Ричи пожал плечами: -Обыкновенный такой дом, раньше там жили два панка из Андалузии, Вилли узнал что они собираются махнуть в Голландию и опередил всех. Красивый дом. Старая вилла с пальмами... Двумя. На вилле с пальмами я еще не жил... Интересно только, панки там сильно напанковали или совсем немного?.. Я иду с Ричи стуча костылем по ночным улицам Ла Пальмы, столицы острова Маллорка, остров это часть суши окруженная водой, в отличии от материка довольно таки малая часть суши, нам в лица заглядывают пустыми глазницами многочисленные манекены с высоко подбритыми затылками и широкими плечами обтянутыми полосатым трикотажем с отложными воротничками по моде курортных пятидесятых или начала шестидесятых, СССР, Крым, здравница сплоченных народов... Манекены вглядываются мне в душу, сверлят меня взглядами пустых глазниц, хотят понять куда это я бегу стуча костылем, а я не бегу куда-то, я бегу от того что мне не в кайф, не в жилу, не по нюху... Мы бредем по ночному городу со странным для меня, когда-то коренного москвича, названием... Ла Пальма де Маллорка звучит как из авантюристично-сказочной книги про пиратов, и я, пират на пенсии, зарабатывающий на хлеб насущный не грабежом-разбоем, а мирным кривлянием на Плазе Майор... Мы бредем и бредем, собака Ричи, большое лохматое миролюбивое существо то забегает вперед нас, тщательно обнюхивая все углы и задирая ногу возле каждого столба, возле каждого дерева, то отстает обнюхивая потревоженные нами мешки с выставленной ненужной кому-то одеждой... Ричи уже приобрел неплохой свитер попугайной расцветки, мне же с моим более избалованным хипповым вкусом еще ни чего не попалось интересного... Мы бредем и бредем и хотя я прекрасно понимаю, что это просто бред, но мне почему-то кажется, что Ричи ведет меня какими-то закоулками что ли, мы то и дело проходим, как мне кажется, мимо одного и того же дома, проходим по одной и той же улице по несколько раз... Пустынные улицы, иллюзорный свет фонарей окрашивающий все в синее, изредка откуда-то доносятся до нас звуки проезжающих автомобилей, и конечно манекены, манекены вглядываются нам в душу, сверлят нас взглядами своих пустых глазниц... В лунном свете плюс свете фонарей дом выглядел просто как с... голливудского фильма из жизни миллионеров - две роскошных пальмы обрамляли по сторонам фасад выкрашенный в темно-розовый цвет, полукруглые арки с колонами на балконе второго этажа, широкое крыльцо на террасу которая тоже с колоннами и арками, высоченные дубовые что ли двери с латунными, под бронзу ручками и украшениями, а может это и была бронза... Но при утреннем свете дом показал свое истинное лицо, лицо дома, который был опущен своими хозяевами лет пять назад, затем в нем поселились панки с Андалузии, и наконец в нем осели Вилли, Инесс, Роса, Хуан, Ева, Дани, Алис, и я... Кое-где разбитая плитка террасы и двора, местами ободранная, отбитая, отпавшая штукатурка, вымытая дождями и ветрами с моря краска, поросшая травой грязно-красная черепичная крыша, рассохшиеся и то и дело норовящий выпасть из своих гнезд квадраты паркета, отсутствующие люстры и розетки на ободранных и разрисованных панками стенах... И мебель, явно оставшаяся от прежних хозяев, немногочисленная, старая, расшатанная и обшарпанная мебель, явно видевшая девятнадцатый век с его балами, сеньорами с напомаженными башками и сеньоритами с мушками в уголке губ и вуалью на шляпке с вишнями, цветами и прочей флорой... Скорей всего в этой вилле? особняке? жило и привидение, которое в самое ближайшее время даст о себе знать каким-нибудь особо брутальным способом... Даже наши многочисленные собаки предпочитали проводить большую часть своего времени или во дворе или на террасе, стараясь лишний раз не входить в дом, видимо своим собачьим чутьем чуя это самое привидение... И пальмы, пожелтевшие когда-то роскошные пальмы, показавшиеся мне вчера ночью просто великолепными, не выдержали испытания дневным светом и показались в своем истинном виде... Стволы уходили столбами на высоту крыши, пожелтевшие листья с картонным шелестом шумели об давно прошедших днях, грустили об давно умерших людях, что когда-то бегали наперегонки вокруг шершавых стволов... Стволов, как бы сверху вниз надрубленных по всему кругу и с самого низу до самого верха, это остатки когда-то отрубленных листьев, по этим надрубленным как будто остаткам когда-то отрубленных листьев при определенной сноровке можно подняться к самой вершине, как по ступеням... К желтым картонным листьям, засохшим гроздьям мелких коричневых плодов, еще какому-то мусору, выросшему в кроне пальм...Среди всего прочего на одной из пальм болтался оставленный панками уехавшими в Голландию маленький флаг с черепом и костями, Вилли предложил мне как пирату слазить за ним, я же именно ссылаясь на свое пиратское настоящее отказался от этого опрометчивого шага... Я сидел на террасе в кресле когда-то имевшем темно-вишневую бархатную обивку, теперь же можно без труда разглядывать набивку кресла и его внутренний мир. Кресло при моих редких движениях как-то подозрительно и угрожающе скрипело, но я на это не обращал ни какого внимания. Через распахнутое окно доносились звуки моющегося в ванной Вилли, как ни странно, но вода в этот замке с привидениями текла... холодная правда, но подогрев ее в баке на треноге во дворе, использовав как дрова разрубленный старый книжный шкаф, Вилли первый мужественно залез в голубую с потрескавшейся голубой же эмалью, ванну... Мне было интересно - как долго я проживу здесь... Мне нужно на Гомеру, я уеду на Гомеру, говорят там еще есть место, где в пещерах живут хиппи, я уеду, это понятно, но сказать об этом ни с того, ни с чего людям проявившим ко мне столько много участия, людям ставшими моими друзьями, это было выше моих сил... И еще мне обязательно нужно разгадать, расколоть, расшифровать что ли, ну понять эту сранную странную фразу... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Именно эта фраза сверлила мне мозг, не давала ни как покою, мешала жить. Да - Фама не живая, это я отчетливо вижу, но почему сранный cronopis с маленькой буквы - ума не приложу... Во дворе было чисто и пустынно, герлы подмели все, что могли, тяжелый мусор мы сложили в черные мешки и приготовили к относу в ночи на соседнею улицу к мусорным бакам... С мусором и мусорщиками у меня очень болезненные воспоминания, лучше сменить тему... Разноцветными пятнами там и там лохматыми кучками дышащего меха валялись вдоль чугунной решетчатой ограды наши собаки, ни как не реагируя на редких прохожих, изредка прошедших с той стороны нашего забора по тротуару... -Ты грустный, Майкл? - поинтересовалась моим внутренним состоянием улыбчивая Инесс. Смуглое лицо пытливо вглядывается мне в фейс, пытаясь понять, что у меня на сердце. -Или уставший, Пирато? - это уже конечно Роса, выглядывая из-за плеча Инесс, с улыбкой на мордашке. Ежик белобрысых волос, серые глаза, курносый нос, вот тебе и испанка!.. -Да нет, я просто задумался... - пытаюсь я отбрехаться, но понимаю - не получается. Инесс качает головой, Роса улыбается еще больше: -Наверное ты грустишь по кому-нибудь, Майкл-пирато? Я неопределенно пожал плечами и стряхнул пепел с джойнта на пол террасы - действительно, я просто грущу по Майклу-Данило, был такой длинный хипарь, веселый и слегка хулиганистый, прошедший и абсцесс, и эмиграцию, и ебаную работу Микки-Маусом, и общение с совками в страшном сквоте, и полет-падение... и сейчас работающий пиратом, но где же все то, от чего тащился, чем гордился и чем-кем был?.. куда подевалось, японский городовой!.. неужели все смыло, ампутировано вместе с теми шутовскими крыльями, да же ангел из меня не вышел, крылья и те были картонные... -Ей, ты уснул или помер, Майкл, я больше не буду тебя называть русо локо, хочешь?.. не буду, что с тобою, ты что?!.. -Вилли, ты что - голову не мыл? - как то глупо и неизвестно почему спросил я. Вилли подпрыгнул и заорал изо всех сил: -Ты русо локо!.. Ты сидишь в кресле весь день, ни с кем не разговариваешь, ни чего не жрешь, не пьешь, и даже не куришь!.. Ты наверное с ума сошел, русо локо!.. Я с тобой уже полчаса пытаюсь разговаривать!.. Что с тобой?!.. Что с тобой?!.. Что с тобой?!.. ...Майкл не знал - спросить прямо про сумку или подождать, когда сами заговорят об ней. В его новой комнате, в этой вилле с пальмами и скорей всего с привидениями, все его вещи были на месте. Все его личные вещи, заботливо собранные скорей всего Росой. Были на месте, она ни чего не забыла на почте, ни чего, даже то, о чем он уже забыл, какие-то безделушки, почти мусор. Все было заботливо собрано и уложено в две больших коробки. И перевезено в этот новый сквот, и поставлены коробки в его новую комнату, окно которой как и все окна других комнаты на втором этаже, выходило на балкон с колоннами и арками. А по углам виллы? особняка? стояли две пожелтевших пальмы и шелестели картонными листьями, как фольгой от шоколада... ...Ла Фама золотом по алому на шоколаде за 0,85, Фама вообще не живая, Вилли похож на Че Гевару, я на упавшего ангела, выложенное плитками с красивыми буквами название неизвестной мне улицы, Инесс с Росой в своих школах штурмуют вершины знаний, я вглядываюсь, вглядываюсь и вглядываюсь в темный проем окна в ночное небо - нет, Гомеры не видно... Ужинали мы при свечах, но не ради романтики, а просто и в этом сквоте электричество было давным-давно обрезано. Я сидел на одной стороне стола вместе с Росой, Хуаном и Евой, на другой стороне стола разместились Вилли, Инесс, Алис и Дани, а вот их зачем перевезли - непонятно, хотя скорей всего это у них такой вопрос по отношению ко мне... У Алис с Дани. Я для них лишний. Не испанец, один и не современный. Я лишний здесь да и везде для всех... Потому что я не модный, не современный... У меня нет дредов, пирсинга, штанов с накладными карманами и висящей мотней, линялых тричек с капюшоном и приклеенным лозунгом на груди и спине «УБЕЙ МЕНЯ!!!», бейсболки и прочая, прочая, прочая... Я не тащусь от той какофонии, от которой тащатся Алис и Дани, мне совсем неинтересно ни чего из того, что может быть хоть немного интересно им... Мы разные... И я чужой, всем чужой, ко всему прочему я еще и чужой, и Алис с Дани видимо ни как не могут понять, что же может связывать меня с Вилли, Росой и Инесс... А я сам толком не пойму, ведь действительно, у нас так мало, так мало на первый взгляд, точек соприкосновения, так мало общих интересов, так... но мы не чужие друг другу, нет-нет, мы почему-то дружим... и даже нам вместе интересно, но я скорей всего уеду на Гомеру, говорят там еще есть место, где в пещерах живут хиппи, не может же быть, что в целом мире ни кого не осталось, это просто мне не везет, пока, а потому ни как не могу пересечься с западными волосатыми, не возвращаться же в говно Совка... тем более дважды в одну реку не вступить... да и сменилось там много... ну и не тянет меня туда совсем, ну ни сколько не тянет... -Майкл, тебе привет от Кармен, - донеся до меня из полутьмы освещенной свечами голос Инесс. Вилли сразу заинтересовался: -Это ты у ней пропадал? И вчера-позавчера, и в ту ночь, когда к нам полисы приходили? -Это когда к вам полисы приходили? - удивился я. - Вроде бы я все ночи в сквоте ночевал... -А вот и не все, не все, - Роса улыбнулась из полутьмы и слегка, дружески толкнула меня локтем в бок. -Что-то не помню, - я переводил взгляд с одного лица, чуть освещенного колеблющимся светом свеч на другое, и ни как не мог понять - разыгрывают меня или я что-то не пойму... -Инесс, я сейчас серьезно... Я что, кроме вчера-позавчера... и еще не ночевал? Я просто ни чего такого не помню... Я вспомнил слова доктора, в далеком-далеком отсюда Париже, уездного города Парижске - частичная амнезия, ну провалы памяти, возможны, но ни чего страшного, после такого падения еще и не такое бывает, вы молодой человек, еще счастливо отделались... Роса соскользнула со стула с высокой прямой спинкой, на секунду исчезла и вернулась с какой-то толстой тетрадью. -Это мой школьный дневник, я сюда записывая разное - когда надо в школу, какие будут уроки и многое другое, - пояснила мне Роса, с понтом я ни разу в школу не ходил. -Вот видишь, - Росин палец указал мне на какую-то страницу в ее дневнике. Я тупо взглянул - эта дата мне ни чего совершенно не говорила. -В этот день у меня были экзамены, я отнесла фотографии в школу, потом печатала допоздна в лаборатории и только вернулась, как сразу и нагрянули полисы... Ну проверка документов, сообщили нам что почту будут ломать и все... Ну прошли по комнатам, заглянули в твою, а тебя и не было... Ты пришел только на следующий день вечером... Я внимательно вгляделся в лица сидящих за столом - Вилли, Инесс, Росы, Хуана, Евы, Алис и Дани, все были серьезны и ни кто ни только не смеялся, но даже и не улыбался... Порыв ветра распахнул окно, глухо ударив рамой об стену, собаки лежащие у нас в ногах вскочили как по команде по полу балкона изо всех сил забарабанил дождь. Неужели началось... Сильный дождь монетками звенит по плиткам двора и террасы, я вглядываюсь в распахнутый проем окна в темное небо - Гомеры не видно... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Эта фраза мне сверлит мозг, не дает ни как покою, мешает жить и спать. Да - Фама не живая, это я отчетливо вижу, но почему сранный cronopis с маленькой буквы - ума не приложу... Свет фонарей, вечерний сумрак, мелкий дождь, зачем я здесь, зачем?.. Бреду, стуча костылем в плитки вечернего города по каким-то пустынным улицам, где-то слышен гомон прогуливающихся людей, убыстряя шаг...Бреду, почти бегу, быстро как только позволяет проклятая нога и костыль, шарахаюсь с одной улицы на другую, неизвестно - то ли что-то ищу, то ли с чем-то прощаюсь... Из темноты ко мне выходят на свет странные фигуры - бомж в купальном халате с полотенцем на шеи, какой-то дилер в алой блестящей курточке и черных штанах в обтяжку, наркоманка лет двадцати, босиком, в перевязанных грязным бинтом руках сжимает разовый шприц и посасывает иглу... Фигуры выходят и исчезают в темноте переулков, освещенных светом луны и фонарей... Наверное я потерял самого себя, наверное я ищу свою молодость, когда все было по барабану, на все было наплевать и все было ништяк. Но войти в одну и туже лужу портвейна действительно невозможно и мне сверля в душу своими пустыми глазницами многочисленные манекены, блестя своими лысыми башками в свете фонарей и луны... Стук костыля разносится по темным пустынным переулкам, освещенным светом луны и фонарей... Пустынные улицы, куда подевались все люди, черт их всех побери, я вспоминаю вчерашний разговор с неизвестным мне туристом, отставшим от основной массы, которая с окончанием сезона откочевала скорей всего на Канарские острова. Турист мне пожаловался на одиночество и предложил за его счет выпить... Или это было не вчера? может быть это было позавчера или поза позавчера, но я точно помню - это было уже по такому внезапному переезду в новый сквот.. И вижу в конце улицы какой-то странный освещенный круг, в нем под зонтиками с рекламой пива «Хейнекен» за столиками в плетеных креслах сидят какие-то незнакомые мне люди и молча пьют... Я подхожу ближе, еще ближе, почти к самой границе резко очерченного светового круга, лица незнакомцев как то странно напоминают мне когда-то знакомых мне и близких людей... Вот если этому прилепить бородку, то он будет напоминать моего приятеля Гарри, а вот эта дама в длинном платье была бы похожа, если бы ей сменить прическу, на мою, когда это было! подругу, с которой так связано много хорошего и разного... Я бреду дальше, дождь то усиливается, то утихает, но мне все равно, я почему-то пьян, я где-то выпил и прилично, наверное меня напоил тот турист, которому так одиноко в пустынном городе, что он согласен напоить длинного хипаря неизвестной национальности и гражданства, ноги и костыль разъезжаются, еще не хватало брякнуться в лужу, тогда точно будешь как свинья, Майкл, Майкл, ты совсем охренел старый, ты совсем охренел... Надо немедленно выпить кофе, обязательно выпить кофе, где я, надо сориентироваться, помнишь - в Москве, в жопу ушедших сранных семидесятых, которые тем не менее вспоминаешь с тоской и слезой, будь они прокляты, помнишь как с Томми ориентировался на месте в незнакомом районе, очнувшись неизвестно от чего?... Итак, смотрим на угол здания и ни чего не видим, надо переться на начало или конец улицы, слава богу это не далеко, не сильно далеко, насквозь промокшие шузняки из неплохой рыжей кожи издают насосные звуки, обходить лужи нет сил да и ни к чему уже, так, и что тут написано? Уставившись на надпись выложенную красивыми плитками, я читаю, и читаю, и читаю, и ни как не могу понять - где это... Название улицы - Сан Данус - мне совершенно ни чего не говорило... И надпись на балконе третьего этажа - СЕ ВЕНДЕ - меня так же оставила равнодушным... Ну продают флет и пусть продают, все равно у меня таких прайсов скорей всего ни когда не будет, но мне на это плевать, хипарю ништяк и в сквоте... И все же, где эта сранная Сан Данус, и кто это был?.. Бреду спотыкаясь, шлепая по лужам и скользя костылем по мокрым плиткам улиц, бреду в неизвестном направлении, пытаясь сориентироваться хотя бы по фонарям, бреду мелко дрожа, по спине сбегают холодные струйки дождя, чувствую. что замерзаю, наверно это будет сенсация - на Маллорке замерз хипарь! уссатся можно, кстати... Останавливаюсь над решеткой ливневой что ли канализации, куда с шумом и водоворотами грязная вода уносит различнейший мусор, ширкаю зипером и начинаю отливать. Немного мочи в общем количестве грязной воды ни чего не изменит и не добавит... Застегиваясь, чувствую чей-то взгляд, явно укоризненный, поворачиваю башку - за стеклом магазина пара манекенов в мужских костюмах и не спускают с меня глаз...Гады. А на соседнем здании вижу знакомое уже название улицы - Кордерия - так вот я где, сейчас за углом будет знакомый бар... И действительно - за углом плаза Куартера со странной скульптурой увенчанной бронзовой летучей мышью, чуть в стороне груда столиков под зонтиками с рекламой «Кока-колы», в плетеных креслах из пластика сидит группка странных на первый взгляд людей... Сеньора в короткой юбке, шея укутана мехом, в длинном мундштуке длинная сигарета, рядом высокий джентльмен в белом пиджаке и черной рубашке, на голове соломенная шляпа с черной лентой, следующий в круге Ричи-клоун, в черных линялых шмотках и черной же линялой бейсболке, и еще пара разномастно одетых сеньоров, то ли бомжей, то ли плейбоев в загуле... И пустое кресло, видимо оставленное специально для меня. Плюхаюсь в плетенный пластик, джинсы издают хлюпающий звук, все сидящие за столиком поворачивают ко мне головы с улыбками на синеватых фейсах, я вижу мелкие детали и подробности... У сеньоры на чулке или колготках огромная дыра, мех явно при жизни мяукал и было это скорей всего очень и очень давно, джентльмен в белом пиджаке, который ближе оказался и не такой уж белый, а больше желтоватый в пятнах различного оттенка серого, был небрит и скорей всего и не мыт, так как от него несло, плейбои в загуле оказались действительно бомжами, не просыхающими лет так несколько, и только Ричи был тем, кто он есть - дилер по профессии, клоун по жизни и яркий представитель местного современного андеграунда, аполитичного направления. И я, неизвестно кто, неизвестно откуда и неизвестно куда идущий... -Ола Майкл. - улыбается мне Ричи. Еще бы ему не улыбаться, хоть и изредка, но «пластилин» я покупаю у него, правда сказать честно - у арабов получше, помаслянистей, суховат он у Ричи, суховат. Ола Ричи, ола люди, мир вашему дому, - здороваюсь и я. До меня доходит джойнт, я его беру и даже ни каких мыслей о СПИДе или ЭЙЦЕ у меня не возникает. Затягиваюсь пару раз, затем еще пару и передаю джойнт дальше. Хо-ро-шо - выпускаю дым струйкой в сырость ночи, сверху по зонтику капает, через плечо ставит передо мною неизвестная мне рука в полосатом рукаве рубашки неизвестно когда заказанное мною кофе и незнакомый мне голос грубовато сообщает: -Полтора эуро, сеньор. Конечно это был официант, конечно я расплачиваюсь и конечно покупаю у Ричи его сухой пластилин, немного, но все же... Изготовив джойнт (трава и плавленый пластилин), взрываю его и запускаю по кругу. И залпом выпиваю давно остывший кофе, над домами встает серый рассвет, бар давно закрыт, мы что? просидели здесь всю ночь? удивляюсь я вслух и ночные воспоминания волнами приходят ко мне... Вот сеньора в мехах увидев какого-то позднего, загулявшего и явно отставшего от туристического сезона туриста встает с кресла и степенно направляется к нему, несколько слов произнесенных в полголоса, смысла не уловить, но турист сражен наповал и взяв сеньору под руку, спешно удаляется с нею в неизвестном направлении... Через некоторое количество джойнтов сеньора возвращается и занимает ожидавшее ее кресло. Усевшись, сеньора вновь с интересом, как мне кажется, начинает бросать на меня взгляды, полные таинства, но я сдержан и холоден. И я не поддаюсь ее чарам. Сеньоры изредка отходят к непонятному мне памятнику с бронзовой летучей мышью на самом верху его, то ли более внимательно ознакомиться с творчеством неизвестного мне скульптора, то ли с еще какими-то непонятными целями, по крайней мере оттуда доносится журчание и иногда запах мочи... И только джентльмен в соломенной шляпе с двумя дырами только на стороне обращенной ко мне сидит истуканом, не шевелится и лишь иногда бурчит себе под нос что-то по-английски, что-то непонятное... Утро серым рассветом разогнало ночную сырость дождя и потому перестало капать. Несколько заспанных местных аборигенов одетых в оранжевые жилеты, заинтересовались мусором, подготавливая его к транспортировке, дискотечные блики их него автомобиля и рев мотора уже выглядывали-слышались из-за угла... Я встаю, церемонно прощаюсь с сеньорой - только что не целую ей руку с облезшим лаком на ногтях, кланяюсь сеньорам и джентльмену, сообщаю Ричи об своем решении насчет уехать. Ричи со своей постоянной улыбкой клоуна лениво интересуется: -Когда? Ему даже не интересно - куда. Когда? Если бы я знал, этот остров меня крепко держит в своих объятиях, но я их разорву, вот увидите - разорву... Не выдав тайны насчет даты своего предположительного отъезда, я бреду-ковыляю по утреннему городу. Серое небо, серый рассвет, изо рта валит пар, на углах домов блестят лужи, то ли дождь, то ли насали неизвестно кто, я бреду по улицам города неизвестно куда. С неизвестно какой целью и как долго это продлится - хрен его знает. Стук костыля разносится по серым пустынным переулкам, серый свет с серого неба освещает их вместе с погасшими фонарями... Из серости переулков выступают странные фигуры - двадцатилетняя на вид наркоманка босиком, в перевязанных грязным бинтом руках сжимает разовый шприц и посасывает иглу... Интересно - шприц все тот же или уже другой?... Дилер в алой блестящей курточке и черных штанах в обтяжку, на смуглом старом лице резко очерчены морщины... Бомж в купальном халате и полотенцем на шеи, а на голове оранжево сияет строительная пластмассовая каска... Ноги и костыль привели меня, кто бы мог подумать! к темно-синему дому с узкой дверью на замке, как все двери в этом сранном городе, как будто вышедшем из моих торчковых снов в семидесятых. Узкие окна за решетчатыми деревянными жалюзи покрашены голубым, темно-красная черепица крыши, позеленевшая медь водосточной трубы... На балконе третьего этажа слегка приоткрыта дверь. Там-то я и провел две ночи и один день, но остался жив, как ни странно. -Кармен! Кармен! - ору я на всю улицу, не беспокоясь ни о местной морали, ни о чести девушки, ни покое мирных граждан. Может быть я хочу сказать дредастой деве свое последнее прощай? Кто знает... -Кармен! Кармен! - -Кармен нет дома, Майкл! - сообщило мне привидение звонким голосом на всю улицу, пусть все знают, что дредастая девушка не ночевала дома, интересно, а где она шляется, в чьей постели виртуозничает. А?.. И привидение я вспомнил - в те редкие моменты покидания комнаты Кармен, ну отлить, попить или просто перевести дух, я все время сталкивался с загадочной улыбкой на смуглом лице длинной герлы, тоже будущей юристки, совместно с Кармен арендующей это гнездышко... Судя по улыбке - ей все слышно... -Если хочешь, Майкл, можешь подняться, - вот именно - если хочешь... Мол Кармен нет, но есть я, теплая со сна, со своей загадочной улыбкой... Дьявольское искушение и хоть мои тридцать три все равно давно в жопе. И я вовсе не Христос, но меня так же искушают с балкона, мол поднимайся и будет все ништяк... С большим трудом, не прощаясь - я думаю простит, не простит - так поймет, быстро как могу, ковыляю прочь, в серое утро, серый рассвет, ну ее, длинную герлу, мне и Кармен за глаза было, сплошные искушения... Проспав весь день как убитый - сказалась бессонная ночь в окружении странных людей, я проснулся в пятом часу... Сквозь чисто вымытое неизвестно кем стекло струился холодный осенний свет ленивого солнца, по просторной комнате гулял сквозняк от неплотно прикрытой двери до щелястой от старости рамы окна этого когда-то престижного особняка. Или виллы... Комната моя была пустынна, кроме матраса брошенного прямо посередине на рассохшийся паркет и двух коробок с моими шмотками-вещами, в ней ни чего не было. Голый человек на голой земле, это видимо на меня андеграундно-анархистическое окружение сказывается, скоро выряжусь в черные шмотки, из хайров сделаю ссученный валенок и вперед, на баррикады, бить стекла в богатых магазинах и офисах, бороться с глобализацией... Валить пора, валить, валить - пока совсем крышу мне не сорвало, всякое говно в голову лезет, валить... На Гомеру, да здравствует Гомера, последний рай хиппов! Последнее я проорал в полный голос на русском языке и естественно, неплотно прикрытая дверь слегка приоткрылась и заглянувшая одним глазом Роса поинтересовалась у кричащего лозунги ошизевшего хипа. То есть у меня: -Ты уже проснулся, Пирато? Мы собираемся готовить ужин, если хочешь, я принесу тебе кофе...- ласково интересуется Роса, иногда я думаю, что она ко мне не равнодушна, а иногда я просто уверен - мой возраст, примерно в два раза старше их всех плюс костыль-нога, вот отсюда и доброжелательность... Ну и просто Роса человек хороший. Конечно я соглашаюсь и на кофе, и на ужин, встаю еле-еле, с матраца с ногою и костылем вертикальное положение попробуй прими, одеваюсь и разыскав зубную щетку, устремляюсь на поиски дабла. Я конечно там уже был несколько раз после переезда, но все равно еще не могу запомнить правильный маршрут, хоть план рисуй и на стенку вывешивай... В коридоре по очереди встречаюсь сначала с Вилли, Затем Инесс, затем Ева и наконец с Хуаном, все мне рады, что я жив-здоров и уже проснулся, так как сказал Вилли - они уже на благоприятный исход и не надеялись. Погрозив Вилли кулаком и поинтересовавшись дорогой, я продолжил свой путь и не прошло и десяти минут, как доразил до цели. Кое-где отбитые плитки, потемневшая растрескавшаяся эмаль ванны, относительно чистый унитаз и раковина, в кране воды естественно нет, пятилитровая пластиковая канистра из-под питьевой воды наполнена во дворе, там хоть течет, на стене темное зеркало в массивной деревянной раме. Темное гладкое дерево, темная гладкая поверхность, видевшая хрен знает что за свою долгую жизнь и мой длинный фейс в обрамлении белобрысых патлов, грязный блондин, подбородок обметало редкой щетиной длинных волос такого же цвета, гордо называемые мною борода, усы, такие же редкие и грязно-белые, многочисленные морщины вокруг глаз цвета вылинявшей джинсы... Впалые щеки, прямой нос, белесые брови, неужели этот неулыбчивый урод я?.. Молча чищу зубы, не спуская с него глаз, он кривляется и повторяет все мои движения, боже, ну и урод, а морщины на лбу, как грядки, какие у тебя заботы, сука! ну что тебя в этой жизни гнетет, ну чего тебе еще надо, ну что тебе еще не хватает?! В третьих странах люди не доедают и не допивают, в России кризис, в том числе и национальной идеи, в Африке дети игрушек не имеют - хохочу я себе в лицо и смываю выступившие от смеха, конечно же смеха, от чего же еще, если не от смеха, слезы... Да же сам с собою, гад, серьезный не можешь быть, шут он и в Африке клоун, ради красного словца, сплевываю я в раковину, сливаю я воду в унитаз и натягиваю джинсы. Пора мой друг пора, зовет тебя труба, валить Майкл надо, на Гомеру, прощаться со всеми и валить. Здесь не Париж с поганой работой и гнусными совками, но и своих не видать... Тут конечно ништяк, но там хорошо, где нас нету... Выпуливаюсь в коридор, щетка в нажопном кармане, костыль подмышкой, ногою собак распихиваю, прибавилось их что ли за эти дни или делением размножаются, кто их знает, устремляюсь на запах. И почти сразу нахожу кухню. А там все... -Всем еще раз ола, Вилли - ты знаешь на кого похож? Инесс, у тебя клевые новые батикованные штанцы, просто прелесть! Роса, как твои дела в школе, чего нафотографировала? Хуан, Ева, я давно хотел вам сказать - мне с вами такой...так хорошо, - на испанском с такой экспрессией я еще не могу сказать, как на русском или к примеру французском, но стараюсь. По крайней мере вот уже месяца три как не переспрашивают и не поправляют, только изредка смеются... Все присутствующие на кухне открыли рты от моего монолога одного артиста, переглянулись и пожали плечами. Первый конечно заорал Вилли: -Ты русо локо или переспал или вчера ночью перекурил? Ты сам знаешь на кого похож? А?! Ты похож не на ангела, Майкл, ты похож на усталую лошадь, ты об этом знаешь?! На уставшую лошадь! Инесс и Роса смеясь пытались утихомирить разошедшегося аргентинца, я же уселся на скрипнувший стул и с улыбкой оглядев просторную кухню, и конечно присутствующих здесь сквотеров-френдов, ошизевше разглядывавших меня после моего выступления, негромко сказал: -Люди, Вилли, Инесс, Роса, Хуан и Ева, с вами было так ништяк... -Что такое «нистяк»? - сразу спросила Роса, феноменальные способности в повторении на слух. -Мне с вами было очень и очень хорошо... Но я хочу вам всем сказать... Я решил уехать на Гомеру... Это на Канарских островах, - зачем-то нашел я нужным пояснить. Присутствующие переглянулись, то ли не понимая меня, то ли не понимая какого хрена мне здесь на хватает, то ли не понимая еще чего-то... Роса улыбнулась и пододвинув ко мне чашку с кофе, ласково сказала: -Если тебе надо - поезжай. А как захочешь вернуться, то мы тебе будем рады. Так ведь Инесс, Вилли, Ева, Хуан?... Будем же рады Майклу?.. И конечно первый заорал снова Вилли: -Конечно будем рады, ты что - помирать уезжаешь? Приедешь когда захочешь, здесь все равно лучше всего, русо локо, держи джойнт, Майкл, что за грусть!.. -А зачем тебе на Гомеру? Или ты просто хочешь попутешествовать, Майкл? - поинтересовалась Инесс. Я пожал плечами: -Там тепло... Ну и может хиппи встречу... Почему-то я чувствовал себя как будто предаю френдов, хотя это было вовсе не так, совсем не так! -Может с волосатыми встречусь... Роса положила свою маленькую руку мне на кисть и с улыбкой произнесла: -Конечно встретишь. На Гомере есть пещеры, где еще живут хиппи, а потом, если захочешь, приезжай. Мы все тебе будем рады, Пирато... Ужин, а для меня завтрак прошел в теплой дружеской обстановке, как писали газеты в совке в семидесятых, темы отъезда больше ни кто не касался и вообще, мне показалось, что я как всегда по своей хиппово-псевдоинтеллегентной привычке чего-то накрутил... Хочешь уезжать - уезжай, а зачем из этого делать трагедию Шекспира - совсем непонятно... Не насовсем же вроде бы уезжаешь, хотя бы чисто теоретически... После ужина, выкурив по традиционному уже вечернему джойнту, мы разделились. Роса отправилась к себе в комнату учиться, Вилли с Инесс на курсы игры на гитаре от муниципалитета, демократия! Ева с Хуаном по каким-то своим делишкам, а я снова в город... Прощаться с кем еще не успел, с тем курнуть, с тем выпить, с той обняться... Это только панки уезжают в Голландию наверное не попрощавшись ни с кем, я же по своей российской привычке того и гляди - слезу пущу... Хорошо хоть здесь проводы не принято устраивать, либертуха пипл, собрался на трассу - и вперед. А кроме всего прочего я решил заскочить в интернет-кафе и отправить действительно последнее письмо в адрес издательства. Тот узкий конверт, что я выгреб из-под кучи рекламы на последок, все еще был у меня в кармане и все еще не распечатанный. Попросив на секунду у Росы книгу, я переписал электронный адрес, поблагодарил Росу и отправился в город. Собаки и пальмы махали приветливо мне листьями и хвостами, какой-то прохожий из местных туземцев неодобрительно покосился на меня, выходящего с его точки зрения чужого дома. Ну и фак с ним, с туземцем, наверное завтра я отчалю от этой пристани... В письме издательство слезно просило прислать еще кусок и очень и очень намекало, что присланное столь интересно и занимательно, что очень и очень даже возможно, в случае если и вся книга окажется на уровне присланного, то и договоришко. Перечитав еще раз, я скомкал письмо, сунул его в карман куртки, придвинул к себе клавиши и не глядя на экран монитора, застучал двумя пальцами по пластику букв. Вокруг негромко шумели клиенты интернет-кафе, дымились сигареты и пар над чашками с кофе, за соседним столиком какой-то толстяк лет пятидесяти с лишним с сопением проглядывал порнографические страницы... ...Майкл ни как не решался спросить - перевезли из его комнаты и большую дорожную сумку синего цвета, спрятанную им под кроватью или не догадались заглянуть под матрац. Он не решался спросить по нескольким причинам, но осознавал, что все эти причины не стоят и одного эуро, так как он сам их выдумал то ли от несвойственной ему тактичности - в случае если оставили не хотел ставить френдов в неудобное положение, в случае если перевезли - избежать объяснений...Которые скорей всего ни кто с него и не потребует, но все же... То ли страха от вопросов в случае если они все же не смотря ни на что заглянули в сумку и тогда возникнет огромный ряд нежелательных вопросов, хотя скорей всего в сумку ни кто не заглядывал, и даже скорей всего она осталась под грудой кирпичей сломанной почты или как говорят местные - демолированной... Майкл запутался в лабиринте собственных мыслей, он давно уже потерял нить и ни как не мог понять только одного - нужна ему эта сумка или нет, ведь он же решил твердо и бесповоротно - уничтожить содержимое сумки. Так какого хрена все эти переживания и размышления - он ни как не мог понять. Его новая комната была в два раза больше, чем тот кабинет в почте, стены были оштукатурены и так же побелены белым, двери имели такие же то ли латунные, то ли бронзовые ручки, и только пол отличался от пола на почте - там была общепринятая в этих краях плитка, здесь же рассохшийся паркет в два цвета, сложенный в замысловатый узор... Комната была пустынна, как пустыня, кроме матраца, лежавшего посередине комнаты на рассохшемся паркете и двух коробок с вещами, в ней ни чего не было. Коридор на втором этаже виллы был длинней, чем на старой почте, комнат было еще больше, сквотеры могли при желании играть в прятки или догонялки. Все те же собаки, все те же лица, но Майкл знал - пришло время для прощания. На работу ни Майкл, ни Вилли в последние дни не ходили, на плазе Майор почти постоянно то лил дождь, то хотя бы капал, к тому же редкие туристы сидели по многочисленным барам и не высовывали нос на сырые слякотные улицы. Но запас денег, сделанный еще в туристами пресыщенное лето позволял Майклу и всем, всем, всем вести в общем-то неплохой образ жизни, ни уступив ни на десять сантиметров от привычного. Джойнты, пиво, хлеб, сыр, овощи, рыба, изредка мясо - от мясо говорят стареют, иногда походы в клубы или в бар социального центра. Но Майкл прекрасно понимал - во-первых так не может продолжаться вечно, во-вторых куда все же подевалась сумка, и наконец самое главное - здесь наступает дождливая сырая зима, а на Гомере еще живут хиппи... Но больше всего Майкла интересовало все же осталась сумка под развалинами почты или перевезена в новый сквот с пальмами... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Эта фраза не давала мне покоя. С тех самых пор, как я взял эту книгу в руки и случайно открыл именно на этой, 113 странице... Эта и другие мысли - погода, работа, секс, прайса, грас, лениво переваливались с боку на бок в голове, а пальцы привычно и знакомо разминали «бошки», плавили на пламени зажигалки и растирали «пластилин», уминая все перечисленное в длинную бумаженцию из черной пачечки с золотом букв «Кинг». Но главная мысль растягивала рот в улыбку, заставляла веселей смотреть на серый день с мелким дождиком за окном - завтра на Канары!.. Завтра на Канары... Взорвав первый утренний джойнт, я сел на постели и подобрал лежащий рядом костыль. Без него ни куда, ни туда - ни сюда... Массаж, гимнастика и плавание... Лучше на ногу не смотреть, глядишь со временем и начнет походить на нормальную... За жалюзи моросил осенний дождь, на полу рядом с матрасом стояла вчерашняя не допитая чашка кофе. Электричества тут тоже нет, светим свечами, воду носим в пятилитровых канистрах со двора виллы, но кофе сварить на газовой печке с баллоном - нет проблем... Дымок тонкой струйкой поднимался к давно не беленному потолку в густой паутине трещин, почти как на почте, но с другим рисунком... -Пирато, ты спишь? Сплю ли я? вот вопрос. В Париже спал днями, ходя по улицам, работая на ненавидимой работе, посещая сквот бывших, но оставшихся «совками»... Здесь только иногда у меня ощущение, что я сплю, но чаще я бодрствую, весел и энергичен, машу крюком, пыхаю грас, балдею с юными амигос... Сделав затяжку и выдохнув отработанный дым в простор огромной комнаты, я встал на четвереньки и отклячив ногу, опираясь на костыль, стал выпрямляться. Со стороны эта гимнастика конечно выглядела смешно, но по другому здесь не встанешь... На почте хоть полметра от пола было, плюс ящик-столик, здесь же распластанный матрас на рассохшемся паркете и больше ни чего... Плевать, завтра вечерней лошадью из Парижа в Мелитополь, с заездом на Гран-Канария и Гомеру, только одно представление, весь вечер на манеже... Клоун... И это я... -Пирато, вставай, мы сделал вкусный завтрак, вставай!... И я встал. Как это не было тяжело после вчерашнего. А вчера были проводы... Не зимы, как когда-то в мартовской Москве, с сугробами, солнцем и пьяными жлобами, а мои. Пипл со сквота совместно со мною вечером выпал в город и подверг его ... почти разбою... Отдали мы город на растерзание, хотя все было прилично, только Терри стало плохо и пришлось вызывать «скорую», а он был как всегда в своем прикиде... С хвостом и рогами, зеленый... Ну и морды были у санитаров с доктором во главе, когда с воем подлетели к тротуару, Вилли махал гитарой, навигируя их, и они в белых халатах высыпали втроем спасать Терри... Доктор сделал укол, сказал надо меньше курить и пить, еще раз покачал головой, зачем-то потрогал кисточку хвоста, фыркнул чему-то своему и «скорая укатила». Ангел, герла Терри, положила его руку себе на плечо, и зеленый дьявол исчез в темноте света фонарей, кивнув на прощание...Хвост волочился по лужам...А мы продолжили веселье, нам еще надо было посетить много мест, где меня знают, нам еще нужно было встретить много приятелей и знакомых, что бы им сказать свое «салют амигос, гуд бай френд, ола!»... Выйдя в коридор виллы, стуча костылем. я отправился по своим утренним делам - дабл, собаки были во дворе и не путались под ногами, снизу из кухни действительно неслись еще те запахи! И дождик перестал моросить, и где-то далеко солнце пытается выглянуть, и от недалекого моря сквозь распахнутое окно в пустой комнате без двери веет бризом что ли... И вообще... В туалете все без изменений, кое-где отбитые кафельные плитки, потемневшая растрескавшаяся голубая эмаль ванны, относительно чистый унитаз и раковина, пятилитровая пластиковая канистра наполнена во дворе, хоть там течет, на стене в массивной деревянной раме темное зеркало. Темное гладкое дерево, темная зеркальная гладкая поверхность, видевшая хрен знает что за свою долгую жизнь, и мой длинный фейс в обрамлении длинных белобрысых волос, грязный блондин, подбородок обметало редкой щетиной такого же цвета, усы такие же редкие и грязно-белые, многочисленные морщины вокруг глаз цвета вылинявшей джинсы... Впалые щеки, прямой нос, белесые брови, только от обычного вида выражением глаз отличаюсь да и рот непроизвольно норовит до ушей растянуться... Завтра улетаю... А на Гомере говорят в пещерах еще хиппи живут... И мы, старик, поживем, среди морд волосатых - подмигиваю сам себе и вытершись серым полотенцем, одеваю куртку в зеленых пятнах, затягиваю ремень на впалом брюхе, поправляю портупею... Коменданте Че, коменданте Че, Коменданте Че лайк дринк мате. Коменданте Че, коменданте Че... Напевая такую псевдо английскую бессмыслицу, я спускался по лестнице естественно ведущей вниз навстречу запахам с кухни и голосу Росы. -Пирато, мы тебя ждем, уже все собрались! - летит мне навстречу ласковый голос Росы. Иногда я действительно все же думаю - может она ко мне не равнодушна? Но трезвое и критическое осмысление ситуации наталкивает меня постоянно на одно и тоже - просто Роса хороший человек... Спустившись с горем пополам на первый этаж, сразу возле самой кухни сталкиваюсь с Вилли. -Салют русо локо, пардон - я же обещал, привет Майкл, - приветствует меня Вилли с улыбкой на смуглом лице. -Салют, салют, Вилли, а ты чего вырядился в зелень, мы же не идем на работу? -А сам? -Слушай Вилли, и все же - ты почему так похож на Че Гевару? - выпаливаю неожиданно даже для самого себя. Вилли смеется и становится еще больше похожим на коменданте Че с плаката: -Не знаю. Может потому что и он и я - аргентинцы. Знаешь Майкл, есть такая страна, Аргентина? -Это где сейчас кризис и все оттуда бегут? -Точно!.. - обрадовался Вилли моей эрудиции, но не успел развить тему, как нас позвали к столу. Ла Фама золотом по алому на шоколаде за 0,85, Фама вообще не живая, Вилли похож на Че Гевару, я на упавшего ангела, выложенное плитками с красивыми буквами название неизвестной мне улицы, Инесс с Росой в своих школах, я вглядываюсь через настежь распахнутое сквозь решетку забора оплетенную проволокой и засохшими лианами в серое небо - нет, Гомеры не видно... Sucedio gue un Fama bailaba tregua y bailaba catala delante de un almacen lleno de cronopis y esperanzas. Эта фраза сверлила мне мозг, не давала ни как покою, мешала жить. Да - Фама не живая, это я отчетливо вижу, но почему сранный cronopis с маленькой буквы - ума не приложу... Я стучу костылем по ночным улицам Ла Пальмы, столицы острова, остров это часть суши окруженная водой, в отличии от материка довольно таки малая часть суши, мне в лицо заглядывают пустыми глазницами многочисленные манекены с высоко подбритыми затылками и широкими плечами обтянутыми полосатым трикотажем с отложными воротничками по моде курортных пятидесятых или начала шестидесятых, СССР, Крым, здравница сплоченных народов... Манекены вглядываются мне в душу, сверлят меня взглядами пустых глазниц, хотят что-то разглядеть, что-то высмотреть, что-то понять... Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив. И стуча костылем мечусь среди громадин зданий, в пустоте и темноте освещенной фонарями, шарахаясь от провалов огня наполненных подозрительно вглядывающихся манекенами с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками черного и пепельного цвета... Когда пришел вечер - я не заметил. За рассуждениями с самим собою, прощанием с книгой, которую правда Роса предложила мне подарить, но я отказался - пусть тайна будет тайной, которую я так и не разгадал. Итак, приход вечера я не заметил. И что побудило меня выглянуть в окно - я не знаю. Но я выглянул... Прямо около нашей виллы, прямо около наших ворот, закрытых на замотанную цепь с большим висячим замком, прямо возле тротуара покрытого растрескавшимися плитками серого цвета... Остановилось три легковых автомобиля черного цвета и оттуда стали вылезать широкоплечие фигуры, никогда раньше ни виданных мною и совершенно не знакомых мне людей, хотя люди такие не бывают, эти больше походили на манекены... С пустыми глазами высоко подбритыми затылками бросающие подозрительные взгляды по сторонам с широкими плечами в классике костюмов и лысыми башками смуглого цвета... Многочисленные манекены... То, что произошло дальше - был просто сон. Хотя и то, что происходило до этого момента, тоже не совсем было реально. Я же ни когда не имел камуфлированных шмоток, но и Вилли тоже... Но разбираться, сон это, глюки или не дай бог реальность, было уже некогда - манекены или люди, но они как-то разом полезли через забор, ринулись в распахнувшуюся калитку, упали на колено вдоль решетки забора оплетенной проволокой и засохшими лианами ... И все сжимали в правой руке что-то, короткое и длинное, черное, матовое и блестящее, и протягивали это в нашу сторону, что-то такое, что даже мне, закоренелому пацифисту-рецидивисту, это показалось очень и очень почему-то знакомым... ...Как мы оказались в подвале, как мы загнали с Вилли всех остальных в дальнею комнатушку подвала, почти до потолка заваленную старой плетенной мебелью, как мы забаррикадировали подвал изнутри, откуда взялась эта сумка - проскочило мимо сознания... выпало, выскочило или никогда и не было...Ни когда и все это просто страшный сон!.. Я стрелял из неизвестно откуда взявшегося в моей руке пистолета, изо всех сил стараясь ни в кого не попасть, нет - мне не было жалко этих взбесившихся манекенов, и угрызений хипповой совести я почему-то не испытывал, но мне очень и очень хотелось на Гомеру, а стоило мне попасть хоть в одну блестящую под синим светом фонарей смуглую лысую башку - как я могу задержаться на неизвестное мне количество времени на этом острове... Рядом так же с азартом палил и тоже из неизвестно откуда взявшегося пистолета Вилли, палил прищурившись и улыбаясь, но на секунду отвлекшись от такого увлекательного дела, как стрельба по манекенам, он заорал мне, заорал изо всех сил, потому что из грохота выстрелов с нашей и с той стороны было не сильно хорошо слышно: -Держись Майкл, я больше никогда не буду тебя называть локо, держись!.. И постарайся в никого не попасть, иначе мы не отмажемся от полисов!.. Держись, я уже слышу сирены!.. И продолжил стрельбу, прерываясь лишь на секунду для смены обоймы, выхватывая ее, обойму, из синей сумки. И я тоже продолжил остановленное было занятие - стрельбу по манекенам, и тоже прерывался только для смены обоймы или что бы выхватить другой пистолет, видимо для разнообразия, из большой синей сумки, стоящей между нами... И я тоже уже слышал отдаленный вой полицейских сирен. Внезапно я вспомнил и заорал обращаясь к Вилли: -Так почему ты так похож на Че, Вилли?! -А я откуда знаю, наверное мы с ним родственники, Майкл, стреляй! -Ты когда родился, Вилли, ты когда родился, ты когда, Вилли, родился?! -А ты что, предлагаешь отпраздновать здесь день рождения?! У меня сегодня день рождения, именно сегодня, именно сегодня, но я не думал что будем справлять так! Именно так, стреляй! -А какое это число, какое сегодня число и в каком году ты родился?! - проорал я и выстрелом пуганул особо настырного манекена, почти подползшего к подвальному окну под террасой, откуда собственно мы и стреляли, ведя этот неравный бой... -Ну...восьмого...октября...тысяча...девятьсот...шестьдесят...седьмого...года, а роддом тебя не интересует, Майкл! - между выстрелами проорал в ответ Вилли и поменял обойму. Вой сирен был все ближе и ближе, и звучал для нас как любимая музыка любимой команды. -Нет, Вилли, роддом меня не интересует! - выпалил я обойму и бросив пистолет под ноги, выхватил из сумки следующий. Лоб мне ожгло шершавым кусочком отлетевшей штукатурки и задним числом я услышал прозвучавший выстрел, свист и глухой звук вонзившейся в стену пули. -Просто ты знаешь кто умер в этот день, и в этот месяц, и в этот год? - я выпалил штук восемь пуль в сторону наседающих манекенов и мгновенно поменял обойму - и откуда только сноровка взялась, непонятно. От дыма сгоревшего пороха першило в горле, слезились глаза и чесалось в носу, уши же давно уже заклало... -Нет, не знаю, а что, что мне, что мне до этого? - монотонно, как будто забивал гвозди, выбухнул Вилли из пистолета в окно. -Че! Че Гевара! Вот почему ты похож так на него! Но почему Фама не живая и что означает эта фраза, я ни как не могу понять, Вилли! Да, Фама эта не живая, рок-н-ролл мертв, но я то жив! Жив!!! -Стреляй!!! Вой сирен был так близок, что казалось от этой какофонии просто разорвет уши. Внезапно обрушившаяся на нас тишина просто парализовала меня и Вилли. Неужели все?..
2003 год.
Прага.
|
|
