ЧИНГАРИМА ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.


1.


            За иллюминатором этого автобуса с крыльями, гордо несущего имя «Кондор», сквозь облака пробился вид на кукольный остров. Ожили динамики немецким, засуетились стюардессы, крупные и некрасивые для стюардесс, ожили пассажиры, в массе своей семьи с детьми и пенсионеры, слегка разбавленные молодыми парочками... Тенериф... Канары... Все жаждут солнца, океана, сангрии, пальм и экзотики... Идиоты... За экзотику надо платить, а на Канарах получат серые бетонные отели, переполненные пляжи с грязным и замусоренным песком, выжженные скалы и кучи строительного мусора... Самолет резко пошел вниз, пикируя на аэродром, к горлу подкатил комок съеденного и выпитого, пива на халяву не дают, а жаль, Апач сглотнул, уши заложило, на табло - но смог, и... И как всегда самолет покатился по бетону под аплодисменты этих жизнерадостных придурков. Ну а как же - мы же долетели в целости и сохранности, пилот проявил массу героизма, борясь со сном и скукой очередного отвоза пенсионеров на Канары. Похлопаем ему, друзья... Апач несколько раз резко разинул и захлопнул свою пасть, борясь с пробками в ушах, чем ввел в недоумение толстую соседку воняющую духами и дезодорантом на весь салон, потянулся всем своим худым и нескладным телом, пора... За плечами остался дождливый Берлин и промозглый Амстердам, впереди солнце и океан, ну почти как в Крыму, еще бы герлу встретить и жить будет совсем ништяк...
            Пассажиры потянулись гуськом и дисциплинированно на выход, благодаря стюардесс и прощаясь с ними. Апач прихватил расшитую торбу и пропустив вперед себя шумную трехдетную семью, что бы не дышать толстой соседкой, двинулся тоже на выход.
            -Чус, - сообщил он стюардессам и получил тоже самое в ответ. В двойном размере.
            -Чус. Чус.
Длинный коридор-рукав с железным полом и такими стенами, обклеенный фальшивой рекламой - зелень, которой практически нет; голубой океан - краску что ли разлили; изумительные по архитектуре бунгало, это для тех у кого прайсов не меряно, а основная масса будет в бетонных отелях ютиться... Он все это по Испании знает, сам конечно в таких отелях не останавливался, но вот проходить мимо приходилось... Такое настроение было в общем-то не свойственно Апачу, в целом и в общем жизнерадостному хипарю-эмигранту из совка сорока двух лет от роду, чаще всего он сиял тихой улыбкой идиота или хохотал как дебил, ну в крайнем случае улыбался от уха до уха, а глазки узкие светились, как у ежика в тумане. И все это в связи с врожденным оптимизмом, легкостью бытия, практически отсутствием житейских забот - в связи с образом жизни, ну и конечно, слов из песни не выкинешь, благодаря систематическому воздействию растительности на организм. Апач был вегетарианец хрен знает уже сколько времени, а вся эта морковка-помидоры-огурцы-капуста-конопля и настраивала его по жизни на оптимизм и жизнерадостность. А вот летел он впервые и отдало у него, забоялся Апач брать с собою свою растительность, мало ли что, а вдруг... А вдруг собачки в аэропорту затявкают на его помидоры-редиску, ну коноплю-марихуану, и повяжут полисы, отнимут грасс-шмаль, а самого вместо Канар засунут в какой-нибудь местный Синг-Синг... Ну а на месте он то и поднимет свое настроение на прежнею высоту подручными средствами.
            Коридор кончился, сквозь чистые стекла хлынула масса солнца с голубого неба, по бетону аэродрома были разбросаны разноцветные самолеты и... И Апач улыбнулся. Впервые за все время, начиная от момента когда зашмалил последний джойнт в кабине берлинского аэродромного дабла... Губы растянулись еще больше, он вспомнил фейс герра, встретившего его в дабле после кабинки, видимо дымок этому самому герру напомнил все ужасы слышанные по ти-ви, все это про торчков, героин и тому подобное... Хе-хе, херр этот красномордый, просто к писсуарам прижался, пропуская Апача, даже вроде как и дышать на время перестал, хе-хе-хе... Апач развеселился на совесть, расхохотался во весь голос. На него стали оглядываться прилетевшие с ним и наконец дошедшие до зала где чемоданы ждать, Апач не мог остановиться, хохот раздирал рот, складывал его пополам, заставлял всплескивать длинными руками... К расхохотавшемуся длинноволосому не первой молодости сеньору с индейской мордой и одетому в немодные потертые шмотки аля-шестидесятые бдительно устремились двое в зеленом, увешанные причиндалами своей службы, как новогодние елки. Смуглые и усатые представители местного закона залопотали на своем испанском, Апач утер слезы, затем слюни и сообщил с большим удовольствием, на русском, пользуясь местной безграмотностью в лингвистических вопросах:
            -Да идите в жопу, мусорня поганая, полисы долбанные! Да какое ваше вонючее дело, козлота, что я веселюсь! Я тащусь с ваших тупых рож, мудачье! Ферштен?
В ответ поток испанского и маханье руками, может им фак оф еще показать, но к счастью полисы поняли бессмысленность своих претензий и отходя сообщили Апачу что-то вроде как «локо». Надо же, дураком называют, уроды... А вот и знакомый рюкзачишко, спутник по жизни, повидавший без малого всю Европу и довольно таки приличный кус света. Вскинув бэг на плечо, он направился к выходу. Впереди ждали солнце, воздух и вода - наши лучшие друзья.

            Ослепительное солнце на голубейшем небе, гладкая прямая трасса вдоль которой машут листьями и какими-то метелками пальмы, надоедливая и привязчивая музыка из динамиков, настроение медленно, но улучшалось. Апач уставился на незнакомую природу мелькающую за окном рейсового автобуса, впереди лежал город с экзотичным названием Лос Христианос, тут каждая деревня экзотична... Совсем немного мелькающее за окном напоминало окрестности Сухуми, улучшенно-капиталистический вариант, бывал там и не раз, покуривал и там местную шмаль, до родимой алтайской далековато, но зато с амстердамской и не сравнить, там в Амсте говно купишь, а вопрет как настоящее... Апач усмехнулся вспомнив придурков в аэропорту, полюбовался очередной мелкой аварией, проплывающей в очередной раз мимо окна, покосился на соседа - смазливого молодого местного туземца, вылившего на себя по видимости минимум флакон какого-то дерьма, и отвернулся. Урод, мыться надо, а он обливается... Сам Апач принципиально ни разу в жизни не полился ни чем, он что, герла что ли?.. Он что, голубой в натуре?.. Я же хипарь старой закваски, я ж воняю природно, ну там травкой пахану чуток, хе-хе...
            Автобус плавно вкатился в какие-то бетонные трущобы, южный вариант, улучшенный, широченные проспекты, масса улиц, магазины, казино, много ну очень черного населения, ну очень черного, нет, Апач не был расистом, по наводке которую получил от френда в Берлине, в общей сложности прожившего здесь на Канарах лет восемь, как раз такие черные ребята и должны интересовать его, Апача... Попетляв по широченным улицам, автобус замер возле какого-то столба. Спереди и сзади автобуса парковались у точно таких же столбов с табличками покрытыми местными буквами точно такие же автобусы. В некоторые грузились люди, а из некоторых, как и из автобуса привезшего Апача, выгружались. Делать нечего, приехали, по видимости это и есть тот самый автовокзал без здания, про который ему и рассказывали... Проходя мимо водителя, он щегольнул знанием местного:
            -Мучас грацияс, сеньор.
На что драйвер отреагировал с местной искренностью и дружелюбием - улыбка от уха к уху, зубы наружу:
            -Де надо! Адьес амиго!
Апач не подвел:
            -Адьес!
Жарко, бэг из багажника на плечо, до порта если верить прихваченной в аэропорту в киоске туристической информации карте, совсем недалеко, можно прогуляться, ого сколько черных ребят, а что этот так пристально айсы таращит и призывно улыбается, надеюсь приставать не будет, я же другой ориентации, я же больше по герлам, так сказать фрилавщик совкового разлива, ну почти Иван Помидоров, сексуальный террорист... Черный, одетый в широченные трусы притворяющиеся шортами и майку какого-то спортивного клуба, на башке стриженной бейсболка, на ногах кроссовки, ну такой настоящий черный небольших таких размеров, направился призывно так улыбаясь к Апачу. Приблизившись почти вплотную, негр, а кто же это еще может быть, такой толстый и черный, а? зашептал интимно почти в лицо, дыша чем-то съеденным:
            -Чоко, чоко, чоколада. Бен чоколада...
Апач посмотрел налево, затем направо - никто вокруг вроде бы не интересовался ими, ни кто не обращал внимание на них, все занимались сугубо своими личными делами, ни каких взглядов исподтишка, ни каких искоса брошенных... Вроде чисто, интересно почем кондитерские изделия у негра...
            -Кванто вале? -
поинтересовался Апач у продавца сладостей. Тот в свою очередь быстро поинтересовался налево-направо и все так же шепотом сообщил:
            -Веинте синко.
Апач усмехнулся во весь рот, крепкие белые зубы казалось щелкнули на смуглом узком индейском лице в раме длинющих,  до локтя, черных с отливом волос, и ответил больному на чистом испанском языке, все же не зря два года протусовался в Испании:
            -Ту локо. Гранде локо. Е но локо. Диес еуро.
На что негр закатил глаза под самую бейсболку, видимо обиделся и собравшись со всеми силами, ответил этому индейцу в немодной потрепанной одежде:
            -Двадцать. И только ради тебя, брат.
На что Апач отреагировал сразу:
            -Если ты мне брат, то подари. Но я и не знал, что мой дади и здесь побывал...
Негр не знал - обижаться за маму или продолжать торговлю. Бизнесменская жилка победила:
            -Это очень хороший чоколад, это...
Апач перебил вновь обретенного родственника:
            -Да я тебя понимаю, брат, но у меня больше десяти еуро и денег нет. Так что или давай я посмотрю на твой чоко или вали, мне надо в порт.
Негр горестно покачал бейсболкой и показал в сторону ближайших пальм - мол там покажу. Апач пригляделся - за пальмами ни кто не прятался ни с бейсбольной битой, ни еще с каким-либо спортивным инвентарем, а значит можно и туда...
           
            Апач сидел на кнехте пирса (о! бля! сплошная романтика!), потягивал из маленькой трубочки, поплевывал в грязную воду залива и разглядывал пиратский корабль. Нет, его еще не вперло до глюков, и кнехт, и пирс, и даже пиратский корабль были настоящими, реальными и только слегка покачивались. Совсем немного... По пирсу, за спиной Апача, проходили люди с багажом и без, спеша на все эти «Fred Olsen», «Garajonay Expres» с целью отбытия с острова Тенериф и прибытия на остров Гомера, куда во общем-то и он собирался прибыть... Кнехт располагался под жопой, был нагрет на солнце и приятно так прогревал сквозь шорты и плавки его зад... А пиратский корабль болтался прямо перед глазами, ожидая первых туристов-пассажиров, что бы покатать это зажравшееся быдло по голубому океану и судя по запахам, покормить их мясом, якобы приготовленным по старинным пиратским рецептам... Ну что-нибудь на вроде мясо по-Флинтски или котлета аля-Морган... Апач сплюнул далеко в грязные волны с особой презрительностью к кораблю притворяющемуся пиратским и парусным, к котлетам аля-Морган, к зажравшемуся быдлу... Ему было все больше и больше ништяк...
            Конечно он купил у этого толстого черного тот кропаль. И конечно не за двадцать пять, он что, первый раз родился что ли... Он же в голову не ударенный... За двенадцать, перед этим разрезав кропаль напополам, что бы собственными глазами удостовериться - и внутри кропаль как кропаль, ни каких закатанных камешков или там прочих негашишных вкраплений... Пластилин был как надо, марокканский, Апач такой курил как раз в Марокко, где прожил пару лет... Он отвел взгляд от надоевшего корабля с мясными запахами и лениво посмотрел через плечо, в сторону ворот, за которыми болтался на привязи этот самый «Garajonay Expres»... Не, еще не пускают, и толпа спокойно под крышей на лавочках ютится... Апач лениво скользил взглядом по людям ожидающим начала посадки, по бэгам, чемоданам, собачкам, каким-то коробкам и прочему барахлу, как его взгляд за что-то зацепился. Напрягшись и сфокусировав слегка расплывающийся вид причала перед ним, Апач увидел заинтересовавший его взгляд предмет. Это была пухлая молодая ништяк так загорелая герла в ориентальных застиранных потрепанных шмотках, с огромной шапкой русых дредов на голове, с улыбкой от уха до уха таращившая вроде бы зеленые или какие у ней там глаза, прямо на него. Ага, вот и герла, в ориентальных шмотках и блондинистых дредах на башке, подкопченная на местном солнце, сообразил Апач, и тоже в свою очередь раз улыбавшись на всю заточку, призывно махнул ей рукою с трубочкой. И подкрепил свой жест мимикой - мол канай сюда, гоу-гоу, пыхнем чуток, смог и пис, лаф всем людям... Герла подхватила свой огромный бэг, ого как она его допрет до меня? и в кайф так покачивая бедрами, ништяк так колыхая пухлым телом, сиськами и всем остальным ну просто улет, подошла к Апачу.
            -Держи, там еще «пяточка», дерни чуток.
Все кроме «пяточка» было произнесено на обще принятом английском, герла молча бросив бэг и усевшись на него, взяла трубочку. Сквозь застиранные шмотки просвечивало смуглое молодое тело, фак мои колеса, да у ней и пальцы пухлые ну и дела... Герла вытянув свои и тоже пухлые губы, сделала глубокую затяжку и закатила свои и правда зеленые глазищи... Апач с улыбкой смотрел на это пухлое чудо лет так двадцати пяти в ориентальных когда-то ярких шмотках с огромной шапкой русых дредов нахлобученных на голове, в губе, ушах и носу кольца, ну чисто негритянка с Берега Слоновой Кости, ну мать моя женщина, ну улет, ну умат, я просто торчу с нее, это же надо... И Апач расхохотался во все горло, широко разинув рот и запрокинув свой узкий смуглый фейс к голубому небу. По которому летел небольшой самолет такой цвета барнаульского такси...

            ...Она курила трубочку и рассматривала этого индейца. Конечно если бы ему было бы лет так под тридцать хотя бы, и был бы рейнбоу пипл к примеру, ну или просто хотя с андеграунда... А так даже смешно - старый как мир, выряженый в немодный прикид, явно завис в своем Вудстоке, роке и неэкологичности, но туда же... Внаглую подписывает на фак, сексит противный, мачо потрепанный. Видать у него в резервации скво вообще голоса не имеют и идеи феминизма даже отдаленно не пролетали... Ну ладно, едем в одну сторону, пусть потешит фантазию, тебе что, жалко что ли?.. А как вернемся на Чингариму, так и найду того кого я хочу, не секситса и не мачо, уважающего феминизм и экологию... Уф, ну и гашиш у индейца, хорошо что мне мало досталось, а то и так взлетаю почти...

            Ее звали Емиль, она была француженка парижского разлива, на Чингариму возвращалась с Гран-Канарии, куда ездила потусоваться и повидать френдов. Апач слушал болтовню Емиль, а за окном катамарана был океан, за спиною удалялся Тенериф, а вот Гомера впереди еще не показалась. Он смотрел на ее милый фейс с зелеными глазами, на кольца пирсинга, попробивавшие губу, нос и бровь, а на душе была так хорошо и тягуче... Салон катамарана фирмы «Garajonay Expres» был наполнен пассажирами под завязку, пол трясся мелко-мелко, посередине салона за баровой стойкой пил кофе почти в полном (судя по количеству) составе экипаж судна, Апач искренне надеялся что хоть рулевой остался у штурвала, а то заплывем вместо Гомеры черт знает куда и...
            -А, что ты сказала? -
отвлекся от своих мыслей на пухлую спутницу, с которой возможно от сегодня будет делить еду и кров.
            -Я говорю, Гомера показалась, сейчас будем заходить в Сан Себастьян де ла Гомера, это столица острова. Ты что рот раскрыл?
Апач просто ошизел с ее слов, это же надо! Сан де ла как там дальше?..
            -Слушай, повтори еще разок, я хоть и протусовался в Испании два года, но такого не каждый день услышишь.
            -Что повторить? -
удивилась Емиль и вытаращила свои зеленые и так большие глазищи.
            -Название местной столицы.
            -Сан Себастьян де ла Гомера. Здесь еще Колумб побывал, ну когда в первый раз в Америку плыл, ну открывать ее...
            -Ага, Сан Себастьян де ла Гомера, Колумб плыл ленту резать, первый раз, и я в первый раз тут проплываю... Карл Маркс умер, Ленин умер и я совсем плохой стал...
Последнею фразу Апач произнес на неизвестном языке для Емиль и та недоуменно наморщила совсем слегка прыщавый, совсем чуть-чуть, лоб.
            -Это на каком ты говоришь, я не поняла, это не славянский вроде бы... Я встречалась и с поляками, кстати один на Чингариме живет, и с русскими... Это на индейском каком-то?..
За плохо вымытом стеклом стремительно приближались берег, рыбацкие корабли в гавани, темного кирпича здание морского вокзала что ли, на причале стояли встречающие и желающие отплыть куда-то дальше... На Чингариме, в Валле Гран Рей, в Америку вслед за Колумбом разрезать ленту... Ни хрена себе, чоко оказался как надо или сказался трехчасовой перерыв в потреблении... Апач медленно-медленно поднял руку, потер лоб и удивленно уставился на собственную руку. Затянувшуюся сцену разглядывания собственной руки нарушила Емиль.
            -Алло, ты меня слышишь, алло, нам сейчас выходить!..
            -Как выходить, ты что, мы же едем до этого, как его ну Плайя Сантьяго вроде, ты что то перепутала, или хочешь в столице нашей родины, тьфу, местного острова побывать, я не понял, а говорил я на бурятском, есть такое племя, буряты, ну родственники всем этим ирокезам, дакотам и деловарам...
            -Я тебя совсем не понимаю, Апач, я думала ты из племени апачей, а ты совсем из другого племени, но мы правда уже пристаем в  Плайя Сантьяго и нам выходить, идем же, идем!..
            Почти ни чего не понимающий, слегка дебильно улыбаясь направо-налево, он поплелся следом за Емиль по проходу между кресел на выход к полкам с багажом и массивной двери, уже распахнутой то же улыбающимися матросами. На палубе матросы курили папиросы - всплыло из далеко детства, на пирсе или причале стояла небольшая толпа желающих попутешествовать, сверху светило яркое солнце на ослепительно джинсово-застиранном небе. И было почти тихо...

 
2.


К концу первой недели Апач перезнакомился со всеми проживающими на Чингариме. Он был всегда с близкими по духу в хороших, а тут тем более - а че делить-то, океан большой - на всех хватит, пляж то же не частный, загорай - не хочу, а в дела управления общиной-коммунитой он не лез. Где колхоз, там голод, что ему - больше всех надо что ли, он спокойно рядом поживет, где захочет, чем сможет или как захочет - тем и поможет... Вот и почти со всеми Апач или был вась-вась, ола! кеталь! буенос диес, амиго! бен? Или подружился. И с хипом-поляком Бернардом, в 82 году выбравшим свободу при поездке в Югославию, и с  норвежцем Христианом, длинным и могучим, как викинг, и с немцем Гансом, отцом четырехлетней герлушки, с которой они здесь на Чингариме вот уже без малого год оттягивались.
И с Емиль тоже... Подружился. Когда они добрались на такси с толстым загорелым таксистом преклонных лет, Апач даже побаивался - не крякнул бы в дороге, старикан-то, до Плайя дел Медио, дальше дороги не было, и прошли по пояс в воде океана сквозь обалденной красоты естественного происхождения ворота-пролом на саму Чингариму, то... То Апач искренне считал мол все ништяк и совершенно естественно предложил Емиль - одной, моей, палатки я думаю нам за глаза хватит. Но на что получил то же такой естественный, но неожиданный ответ:
            -У меня своя есть...
Вот так вот рождается дружба. Вместо большой и горячей лав-фрилав.
            Тут на Чингариме народу было не сильно много, но и не сильно мало, человек тридцать с небольшим ютились в маленьких пещерах, жили в палатках, разбросанных в субтропических кустах по всему каменистому сухому корыту-устью реки, кое кто поставил себе бунгало - стойки бамбук, сверху тент полиэтиленовый, листья от бананового дерева, плантация которых была в паре километров от пляжа. Устье было засыпано огромными, средними и мелкими камнями от души, между которыми в беспорядке торчала местная растительность... Пипл расчищал площадки под палатки и бунгало, не боясь большой воды, так как это корыто речное наполнялось водою лишь после огромных и сильных дождей, а такие здесь бывают не часто...
            Дни тянулись как в Крыму, заполненные ничегонеделанием, мелкими хозяйственными заботами по готовке, хождению в магазин за водою и продуктами за пять километров, неторопливой болтовней, курением травки и пластилина, по вечерам почти все стягивались к главному, если так можно выразиться, костру, огнищу... Пара-другая бутылок вина плыли по кругу, то догоняя, то обгоняя так же неторопливо плывущих по тому же кругу джойнтов, каждый наливал сколько считал нужным или не наливал, каждый пыхал или не пыхал, подносил ко лбу или не подносил джойнт, благодарил Джа или кого еще там другого, и посылал джойнты и бутылки дальше...
            Затем или между тем или в промежутке между всем этим негромко начинала побрякивать так блюзончиком гитара, начинала вторить ей и поддерживать мелодию другая, вплетал свою музыку кларнет, черт знает как оказавшийся заброшенным на это каменистый пляж, вступали бонги выдолбленные из пальмы и обтянутые неизвестно чьей шкурой. Глухо так, как будто невнятно, но все же отчетливо... Затем пара флейт, диджиродо, бамбуковый и современно-пластмассовый... На все это накладывался монотонный шум набегающих волн, набегающих и разбивающихся об берег, разбивающихся об каменистый пляж, а сверху вплетался тонкий голос Ирен, немки с трехлетней вечно замурзанной герлушечкой явно мулатских кровей... Ее голос поддерживал еще чей-нибудь тембр, бас или дискант, герлушечий или мэнов... Апач улетал обдолбанной башкой прямо в молодость, в Крым, прямо в свою фрилавную юность...
            Герл было намного меньше, меньше десятка, к тому же на пляже было пятеро детей, одна герлушечка правда с папой немецким Гансом, а не с мамой, но пипл был в основной своей массе андеграундный, Апач встретил среди них даже и двух хипарей, а потому ни кто сильно не заморачивался... Не цивилы же, не туристы, эрос не витал, а просто был хороший такой фрилав, что значит не поголовное блядство, а просто кто с кем хотел, тот с тем и спал. И за неделю смена партнеров произошла только один разок - немка Марта с бебиком, длинная и в рванной юбке поменяла итальянца Франциско на голландца Мартина. Какая была разница, Апач не уловил, на его взгляд этот обмен был ну просто лажовый, шило на мыло менять только время терять, но любви, тем более фрилавной, не прикажешь... Франциско был смазливый молоденький черноволосенький такой дискотечный Петручо, и как его занесло на Чингариму Апач просто не понимал, ну а вот голландец, голландец Мартин выглядел как типичный такой голландец с этих андеграундных кругов - навечно застывший обдолбанный взгляд, навечно прилипшая с легкой дебилинкой улыбка... У Апача у самого на индейско-бурятском фейсе почти постоянно была такая же улыбочка. Но вот во все остальном он был совсем наоборот, еще о-го-го!..  
            К полуночи потихоньку от костра пипл расползался по пещерам и палаткам, первые уходили счастливые парочки, следом более нестойкие или сонолюбивые, ну а потом тонкой струйкой, по одному, по два исчезали в кромешной тьме, ни на децел не освещенной мерцающими звездами на далеком черном небе, и остальные... У потухающего костра, чуть тлеющего алым углями, оставались два-три особо стойких, молча сидели уставясь на угли, по которым то и дело пробегали синие и красные огоньки, прислушиваясь и не прислушиваясь в монотонный шум набегающего на каменистый пляж океана, норовящего разбить этот берег и затопить этот остров... На черное небо наконец-то выползала луна - круглая или обгрызенная, звезды начинали светить ярче, по небу плыли облака полные фантазий и мечты-воспоминания об юности начинали отпускать Апача, тем более там, в этой далекой юности, и говна с горем было навалом. А прик и сейчас стоит не гнется, живет он за бугром, совок остался в далекой-далекой жопе и все будет ништяк. Вот встретит он еще какую-нибудь герлу и этот рай чингаримский станет полным... Полным раем... Апач брел в свою палатку, падал на расстегнутый спальник, задергивал зипер сетки от москито, и потихоньку соскальзывал в сон, полный солнца, волн, голубого неба и во весь голос хохочущих герл...
            А потом приходило утро. Яркое и сразу горячее солнце согревало остывшую за ночь палатку, Апач лениво выползал из нее, здоровался если было с кем, и брел в сторону пещеры-кухни. Там уже был или Владимиро, канарец с Гран-Канарии, или итальянец Эртучи, мутный и слегка левый, неизвестно как забредший на Чингариму. Апач варил или наливал себе в кружку уже сваренное кофе, сластил желтым тростниковым сахаром из банки с не смытой этикеткой майонеза, усаживался на кусок «пенки», брошенной кем-то на камни, отхлебывал, закуривал первый утренний джойнт, прищурив глаза смотрел на волны, монотонно разбивающиеся об каменистый берег... Это океан пытался ворваться на остров и затопить его вот уже несколько миллионов лет, но все безуспешно... Сверху светило яркое солнце на голубом небе, потихоньку оживала местность, то там, то там появлялись пиплы, герлы и бебики... Начинался новый день... Еще один день из длинной-длинной череды дней, отпущенных неизвестно кем для проживания на этой земле...

            Первым, кого они встретили пройдя природные ворота по пояс в океане и держа беги над головами, был  вылинявший волосатый и бородатый хипарь, загорелый до местного оттенка. Улыбаясь в усы-бороду, он, прикинутый в обтягивающие его худые ноги штаны из искусственного леопарда, мечта московской проститутки, стоял на каменистом пляже воткнув ноги в булыжник различнейших размеров и пил кофе из стеклянной банки.
            -Ола амиго, кеталь?
            -Кеталь, кеталь, куеро уна хабитасион добле, уна меса пара ду персон, а алмозар, а кенар, дондепор агуи ун фармация?..
Хипарь бежавший через Югославию в 82 на Запад, все это Апач узнал позже, растянул губы в еще большей улыбке, и поинтересовался:
            -У тебя странный акцент, брат. Но я рад видеть еще одного хиппи. Нас здесь не много, больше андеграундного пипла, есть люди Рейнбоу и пара-тройка мутных типов...
Все было уже произнесено на английском международном и Апач ответил на том же:
            -Я из России. Которая была Совет Унион и продолжает все в том же духе. По отношению к хипам. А это Емиль.
            -Ола, я Емиль, я две недели назад отсюда снялась на Гран-Канарию, а тебя здесь не было.
            -Ола, Бернард. Ола, Бернард, -
хипарь пожал им руки.
            -Нет, не было, я тоже отъезжал, видимо мы разминулись...
            -Ну а я Апач.
            -Интересно, неужели в многонациональном Совет Унион есть и индейцы?
Бернард с видом фокусника достал казалось из воздуха небольшой такой джойнт, взорвал его и протянул Апачу. Тот сделал пару затяжек, жить сразу стало, пипл, гораздо веселее, цитата товарища Сталина, видать не только табачок курил из своей трубочки, человек нехороший, и ответил  Бернарду, передавая джойнт Емиль:
            -Есть. Но не индейцы, а пранароды от которых индейцы убежали через Берингов пролив в Америку...
            -Неужели это правда? -
слегка удивился поляк.
            -А ты посмотри на меня, ну вылитый же я Чингачук де гроссе шланге Винету Ацеолович, -
и расхохотался во весь рот. Следом Бернард, убедившись - да, Чингачук как Чингачук, хоть на коня сажай, ну а за ними звонко залилась в смехе и Емиль.
            Так Апач и стал жить на пляже Чингарима, известный (пляж, а не Апач!) в определенных европейских кругах вот уже сорок лет. И с Бернардом стали не просто приятели - а нет ли у тебя на джойнт амиго, а и правда френды - держи «пяточку», брат...

            После позднего завтрака, больше похожего на обед, ну хотя бы по времени, пипл не расползался назад по норам, а начинал так понемногу тусоваться. Кто-то оставшись в кухне-пещере-клубе начинал потихоньку бринькать на гитаре, дудеть в диджиродо, свистеть в кларнет и флейту, ну там выбивать ритм на бонге, собственном брюхе или импровизированном столе - толстая и широкая доска положена на старый ржавый прожектор... Маркус и кто-нибудь еще расставляли шахматы, взрывали джойнт и начинали долгую-долгую-долгую, ну очень долгую партию... Кто-то мыл посуду, кто-то варил кофе или чай на маленьком дымящемся очаге, Христиан начинал новую или доканчивал старую пирамиду, он сносил, стаскивал камни и выкладывал пирамиды, высотою от полметра до так с метр, совершенно конусовидные, круглые в основании... Эти пирамиды, аккуратно выложенные, тянулись от самой кухни до противоположного края каменистого пляжа, где берег скалами круто взбегал от океана в высоту, огораживая Чингариму с другой стороны и делая из нее тупик. Дети играли в свои игры, кто-то купался, Ганс забирался в свое гнездо, маленькая площадка на высоте метров так три с половиной, где у него вместе с его четырехлетней дочкой было оборудовано именно гнездо, по-другому и не скажешь. У Ганса в гнезде имелись толстые умные видать книги, которые он, Ганс, с умным видом и читал. Отгоняя дым джойнта зажатого в зубах, от лица... Кто-то загорал, кто-то купался, кто-то с кем-то разговаривал, что-то расспрашивал или что-то рассказывал... Время текло потихоньку, неторопливо, под шум монотонно набегающих волн океана на камни берега... Кто-то поборов лень собирался и уходил в городок, закупить продукты, воды, пива или винишка, просто посмотреть на цивилизацию-Вавилон, не пропала ли, не исчезла ли... Не растворилась ли в дымке марихуаны или в волнах океана... Ведь живя здесь на Чингариме, всего в пяти-шести километрах от цивилизации, но полностью отрезанные скалами и океаном от окружающего мира, легко можно было представить, что там, в миру, уже давно ни чего и ни кого нет...
            -Маркус, как долго ты тут? -
Апач передвигает слона с одной клетки на другую.
            -Здесь, это на острове, на Канарах или конкретно на Чингариме?
Маркус, худой, загорелый, жилистый, голый как и большинство вокруг задумчиво трет плохо выбритый подбородок.
            -На Чингариме, Маркус. Тебе шах...
            -На Чингариме я четыре года... А я вот сюда. А вообще я с Канар не выезжал уже двадцать два года...
Двадцать два года, наверное тогда, двадцать два года назад, Маркус был длинноволос скорей всего, это же какой год был на дворе, это же был 80! японский городовой, фак мои колеса, мать моя женщина, в Совке олимпиада, я в очередной раз веду московских пиплов по Алтаю, прикидываемся туристами, мол от московского универа изучаем фауну, летний семестр, и справка есть, менты морщат лоб, мозги под фуражками дымятся, но все в порядке справка, студенческие билеты, московская прописка, а это наш личный Урсу-Дерсу Узала, из местных туземцев, похож?.. Похож-то похож, а че вы все волосатые, а?.. Так мода, мода командир, или на Алтае запрещено длинноволосым появляться? Да не, просто мы подумали, ох ни хрена себе - они еще оказываются и думать могут, Спинозы хреновы, мы подумали что вы хипари и приехали коноплю собирать... Да нет, семейство конопляных мы еще не проходили, а на будущий год будем как раз изучать, возьмем вот  разрешение в МВД и тогда приедем...
            Мысли прерывает голос Маркуса:
            -Мат. Еще одну партию?
            -Да не... В следующий раз...
Солнце стояло в зените или где оно там бывает, ну торчало на самом верху, палило с линялого неба, блестя на голубом океане бликами, пускало солнечные зайчики, вдоль берега гремя двигателями, промчался катамаран фирмы «Garajonay Expres», везя пассажиров в Плайя Сантьяго и дальше, в Валле Гран Рей. В отличии от микроскопического Плайя Сантьяго Гран Рей хоть и был ненамного больше, но тем не менее своими узкими улочками, которые можно было не спеша пройти за двадцать минут все, производил впечатление настоящего приморского городка... Но только ну очень, очень маленького. А вот Плайя Сантьяго был просто две три деревни, тянущиеся на километр вдоль океана, разделенные плантациями.
            До Валле Гран Рей Апач добрался на третий день своего пребывания на Гомере. Уж очень много он слышал в Амстердаме и Париже от френдов про этот городок, как там ништяк и какая там атмосфера, что там зависли хипы с шестидесятых. Пооткрывали магазины и барчики, ну и... Ну и так все и оказалось. Пооткрывали. В пару-другую Апач зашел-заглянул. Каменные морды на его прикид и хайра, ноль контакта, взгляды исподтишка - а вдруг этот волосатый оборванный урод сопрет что-нибудь в моем шопе... Ему хотелось с них блевать, цены были рассчитаны на цивилов, большая часть товара тоже. Да, бляди, фак им в ухо, если они хипы, то я просто белокурая бестия. Настоящий ариец... На идеи спекулируют, поджечь их бы, вот бы смеху было...
            Изучив парочку меню, вывешенные на стене перед входом в бары, Апач просто купил в супермаркете банку пива и уселся в тени огромного платана на нагретый камень. Камень отделял пальму от тротуара, видимо что б озверевшие туристы не затоптали местную фауну... Дернув за кольцо - дерни за колечко, девочка, банка и откроется - вспомнилась хипповая переделка «Красной шапочки», запах и пена в нос. Какой ништяк и за так дешево... Он попивал «Сан Мигуел», посматривал прищуренными своими узкими глазами на ленивую жизнь местной популяции, наслаждался бездельем и покоем.
            Редкие туристы обходили один магазин за другим, тщательно просматривая все выставленное на продажу, прощупывая каждый шов, каждое соединение, каждую пуговицу... И правильно, эти суки, бывшие хипари, самые пакостные, им бы только втюхать бедному цивилу свое говно за бешенные прайса. А что говно это через неделю можно развалится - им плевать... Апач сплюнул под пальму от своих мыслей, гады, такой город обосрали, швырнул банку в недалеко стоящую урну - как ни странно, попал, и покинув теплый камень отправился в порт. В порт, назад на Чингариму, к нормальным людям, со своими нормальными заморочками, без каменных морд и косых взглядов...
           
Выйдя из океана, Апач упал на раскаленные камни плоским брюхом, спину припекало солнце, где-то невдалеке за камнями в кустах местной зелени кто-то мучил диджиродо. Ништяк... Емиль ушла в город с гречанкой Софи, к Емиль пытался клеится Владимиро, но видать дредастую герлу мутные стриженые люди совсем не интересуют... Вот черт, я думал мне по барабану, неужели я к ней так прикололся, прилафовался, вроде бы не молод уже, так какого... Вон толстая Берта из Берлина, немного на веселого бегемота смахивает, практически в открытую предлагает дружбу, так нет же, эстет хренов, подавай ему покрасивше... А больше свободных герл, кроме Емиль, и нет. Рядом на камень уселся Христиан с кружкой чая в одной руке и сигаретой в другой. С улыбкой покосившись на Апача, норвежец отхлебнул из кружки, сделал затяжку, выдохнул дым в чистую атмосферу пляжа, и поинтересовался на международном английском:
            -Сейчас попью чаю и пойдем за дровами на вечер. Ты как, поддержишь компанию?
Апач не поднимая головы с рук, буркнул:
            -Конечно. Святое дело...
Христиан сделал еще глоток, еще затяжку, и продолжил:
            -Я давно хотел спросить у тебя, ты же из России, а выглядишь ну просто как индеец из Штатов. Я был там, так там таких как ты навалом...
Апач перевернулся на спину, подставив солнцу свою узкоглазую, скуластую, смуглую морду с плохо растущей растительностью. Протянув руку к сигарете Христиана, тот отдал ее. Сделал затяжку. Другую, третью, и вернул окурок.
            -Понимаешь, я из Бурятии, есть такая земля в России, а там живет огромное племя-народ, тысяч пятьдесят наверное наберется, и все как один вылитые Винету понимаешь... Так эти американские с перьями это просто трусы, которые убежали от трудностей, а вот мы остались и с успехом их преодолевали... Пока лично меня все это преодолевание не зафакало... Вот я и эмигрировал... Выехал туристом и избрал свободу, как писали в западной прессе времен холодной войны... Или ради разнообразия - продался за чечевичную похлебку загнивающему Западу... Это в советской прессе так писали... Слышь, Христиан, я то же давно хотел тебя поспрашивать, ты Андерсену не родственник случайно?
Норвежец широко улыбнулся и покачал головой. Отрицательно.
            -У нас с ним фамилии разные, это во-первых. Во-вторых он же датчанин, а я северней родился... И в-третьих, за дровами идем или как?
Апач поднялся с камней, стал медленно натягивать шорты на уже высохшее тело. Христиан с улыбкой наблюдал за ним, прихлебывая чай из своей огромной кружки. Апач решил еще поспрашивать:
            -Слышь, Христиан, я не пойму, тебе сколько стукнуло, ну сколько тебе годков, я правда понять не могу, пятьдесят пять? Пятьдесят семь-восемь?
            -Шестьдесят три, Апач. А тебе, под пятьдесят наверно?
Апач разинув рот, ошизевши смотрел на Христиана. Это же надо, это же, ох ни хрена себе...
            -Ты и Вудсток наверное захватил, а, Христиан?..
            -Нет, нам с женою тогда визу не дали. Как увидели нас в прикидах и разрисованных, так сразу и не дали... А жаль. Говорят там было довольно таки оттяжно. Ты наверное то же там не побывал, Апач?
            -Ну во общем-то мне было пятнадцать в отличие от твоих тридцати, но это не главное - маму-папу я бы не спрашивал. Но вот кто бы меня из лагеря социализма пустил бы на страшный Запад, вот это я не знаю... Слышь, Христиан, что меня больше всего обламывает здесь на Западе? -
Апач болтая, шел за норвежцем в сторону кухни, где их уже ждало человек пять народу, в основном мэны, но была и одна представительница нежного пола. Какая-то герла в огромной соломенной шляпе, цветастой юбке и какой-то яркой батикованной блузе с широкими рукавами.
            -Что? -
проявил умеренный интерес Христиан.
            -Левачество... Блин, фак мои колеса, -
перешел на почти родной с английского Апач, загнав в недоумение норвежца, брови у того так и полезли на лоб. Герла в шляпе была Емиль... Мать моя женщина, а ведь и вправду мне с нее такой ништяк...

            На пятый день проживания на Чингариме Апач выбрался за продуктами в Плайя Сантьяго, так как купленное еще на Тенерифе сожралось. Захватив пустой бэг, ксивы в ксивнике и прайса, налегке, в кедах-шортах-жилетке, на башке бандана с конопляным узором, он отправился в путь. Те пять-шесть километров, что в прошлый раз прокатили на тачке за двадцать минут от силы, растянулись в приятную прогулку на полтора часа неторопливой ходьбы по серпантину то в гору, то в низ, то далеко отступая от океана, то идя на огромной высоте вдоль него. Трасса, если так можно выразиться, ну шоссе, было новое и пустынное, так как за спиной был тупик, пляжи были так же пустынны... Сверху как всегда висело яркое и горячее солнце на голубо-джинсовом небе, застиранном до не могу, припекало от души, зелень на горах была зеленая, вдоль шоссе махали метелками пальмы, в одном месте были воткнуты в обочину какие-то толстые и огромные деревья... Пустынное шоссе, ни кара, ни прохожего, ни спортсмена-велосипедиста настраивали слегка на философский лад... Может случилась катастрофа, все пропали, а мы балдея на Чингариме, ни хрена не знаем... И остались мы, мама мия, одни на целом свете... Надо быстрей подбивать клинья к Емиль, раз такая херня, кто же будет заселять пустынную землю, не Владимиро же... Внезапно из-за поворота слева выбежали уродливые строения курортов, справа сетчатый забор с каким-то садом за ним. Цивилизация, ни хера с ними не произошло, а жаль...
            Автомобили, туристы в белых носках и во всем белом, с сумками на колесиках, а из сумок клюшки гольфовые торчат, охрана в воротах курорта, автобусная остановка, направо первый супермеркадо, небольшой, а я попрусь дальше, до центра Плайя Сантьяго, там в подвале огромный, и выбор побольше, и городок-деревню посмотрю... По крутой лестнице Апач спустился вниз, на дорогу между банановыми плантациями, и вышел в центр. В центр Плайя Сантьяго... Слева каменистый, мало благоустроенный, ну пара душевых стоек, ну деревянный тротуар в сторону залива - и все, пляж, справа в одну нитку трех этажные дома... Город, блин! За домами взлетала ракетой почти до самых небес скала, дворики домов упирались прямо в нее. Сэкономили гады, на заборах... Редкие туристы, местных практически не видать, на центральной и единственной площади, украшенной огромнейшей, на вырост видать, сценой и зданием банка - а как же, храм Мамоны для цивилов, торчала группка местных пенсионеров. И как везде, эти пенсионеры решали глобальные вопросы, требующие немедленного обсуждения на повышенных, переходящих в крик, тонах. Прислушавшись, Апач понял - толстый в белой шляпе пенсионер настаивал на полезности Общей Европы для экономики острова Гомеры и в частности их города Плайя Сантьяго, его оппонент, маленький, худой, в сандалиях на босу ногу, наскакивая на толстого, яростно оспаривал эту пользу... Делать старикам не хрен, мне бы их заботы, тут не знаешь что с фрилавом делать, фрилава хоть жопой ешь, а я все один да один, в палатке по ночам уже скучно, это даже на меня Апача не похоже, помню в Крымах-Гауях... Когда это было...
            Апач отбросил окурок сигареты в пыль и стал спускаться в прохладный подвал, где расположился-притаился супермеркадо, по совковому магазин «Продукты», только вот ассортимент совсем-совсем другой.
            -Ола, буенос диес! -
звонко сообщил он насчет доброго дня то ли продавцу, то ли самому хозяину этой пещеры Алладина, толстому мужику с бритой башкой лет так шестидесяти с лишним. Тот в ответ кивнул бритым кочаном и буркнул:
            -Буенос диес...
Апач взял телегу сетчатую, повесил на нее бег и двинулся по тесным рядам вдоль полок уставленных нужными населению товарами. Периодически откопав среди нужного нужное лично ему, отправлял откопанное в тележку. Говна тут, как и в любом супермаркете, было просто навалом, пока найдешь нужное, все глаза проглядишь, ага, повидло в жестянке, берем пару, цена просто демпинговая, а это что, крем на хлеб из орехов, просто бесплатно, годится, рыбные консервы в жару немного опасно, достаточно одной, побаловаться...
            Минут через двадцать-тридцать, кто же за ним, временем, наблюдать-то будет, Апач расплатился за выбранное, тщательно уложил заплаченное в бег, учитывая различнейшую хрупкость и дорогу, в руки прихватил две пятилитровых пластиковых бутыли с водой питьевой, а где же ее родимую на халяву здесь возьмешь - негде, и выкарабкался на поверхность, сообщив толстяку:
            -Ола...
И конечно получил в ответ бурчание - мол ола, ола...
            Наверху все было без изменений - голубое небо, яркое солнце, синий океан, белые чайки, грязный каменистый пляж. Пенсионеры все так же орали, обсуждая то ли международные цены на нефть, то ли кандидатуру в мэры острова, кто их знает, душа испанского пенсионера загадка... Сейчас бы пыхнуть... В ответ на незаконные мысли не спеша вдоль тротуара прокатила машина с предупреждающей надписью - ГВАРДИЯ ЦИВИЛ. Ну да, тут пыхнешь и пожалуйста стричься-бриться или тут Европа все же, арестованных и осужденных не стригут...
            Апач пер купленное в сторону Чингаримы. Деревня притворяющаяся городком осталась позади, курорты и туристы в белом тоже, дорога перла круто то  гору, то под нее, справа блестел океан, солнце пригревало, пекло, жарило, грозило сжечь заживо, пот заливал глаза, да, старость не радость, японский городовой, ну на кой хрен мне две банки с повидлом, лучше б чаще прогулялся бы. А все хипповая лень, мать ее за ногу, фак мои кеды, ну все, блин, не могу...
            Апач почти упал спиною на склон горы, поставил бутыли по сторонам, и не снимая лямок бега, зашарил по карманам, доставая нужное... Черт, по-моему я пожадничал... Увлекся в этой пещере Алладина... А все лень...
            Достав трубочку, коробочку и зажигалку, оттерев пот и попив из бутыли - нести будет легче,  он стал набивать трубку. Счас покурим и пойдем, вспомнился анекдот из хипповой молодости, эх как молоды мы были, как яростно любили. А мы и сейчас можем, ну не яростно, но и ни чего, ни чего... Затянувшись, так что продрало до самых легких и закашлявшись, ну просто как «пионер», хипенок зеленый и только, Апач уставился в небо сквозь слезы. Кайф накатывался толчками, травка была как надо, а в смеси с пластилином вообще ништяк... И травку, и пластилин он прикупил в Валле Гран Рей, недалеко от пляжа у мгновенно приставшего к нему дилера, и как они выкупают, что я плановой, просто не знаю... Вставляло просто от души, можно сказать впирало как на курьерском, ну как на ракете без малого... Отхлебнув еще воды, Апач закрутил бутыль, выбил трубочку об каблук, аккуратно спрятал все в карманы и поднял голову. Со стороны Плайя Сантьяго, чуть наклонившись под тяжестью набитого бега, смотря себе под ноги, широко шагала Емиль... Шапка  русых дредов колыхалась из стороны в сторону... Апач растянул губы в улыбке и заорал на всю пустынную местность:
            -Ола буена сеньорита, буенос диес! Кеталь? Бен? а что я тебя красивая, в городе не видел?
Емиль вскинула голову, улыбнулась в ответ и так же упала спиною на склон рядом.
            -Уф!.. Чуть не надорвалась... Я на катамаране приехала, из Сан Себастьяна, там можно процентов на двадцать-тридцать дешевле продукты купить. А у меня прайсов немного... Дай пожалуйста напиться.
            -Держи.
Апач поддерживая снизу тяжелую бутыль, с улыбкой смотрел как Емиль глотает воду, тонкое загорелое горло, ямочка под серебряным ожерельем-колье, сиськи такие приятные под рубашкой индийской колыхаются...
            -Уф... Спасибо, спас от смерти... У тебя глаза смешные, ты наверное здесь пыхнул в одиночку, а?
            -А ты хочешь?
Емиль отрицательно махнула гривой дредов:
            -Не, потом идти тяжело будет... Лучше там, на Чингариме.
Апач вновь непроизвольно растянул губы, впирало как надо, как надо - так и впирало.
            -Так приходи в гости вечерком, Емиль, ты мне в кайф, я к тебе прикололося герла, прилайфовался, фрилавнем и будем жить долго и счастливо...
Емиль наморщила лоб, этот смешной старый хипарь такой не модный, весь там, в Вудстоке остался, говорил на незнакомом ей языке, наверное на свою индианскую речь перешел, как он там называл свой народ, как то бу... бу... бутятки что ли...
Апач понял, что Емиль не захотела врубиться и воткнуться в то, что у него на душе и что он ей вывалил как на ладони, а жаль... Ну ни чего, жизнь еще долгая, он лично с Чингаримы соскакивать не собирается, да и она вроде, так что он ее все равно уболтает...
            -Это на каком языке ты говорил, я не поняла, Апач?
Че это она буровит, говорю с нею на простом человеческом, а она дуреха, не въезжает, вот ведь герла, может в непонятку играет, мол я не я и корова не моя...
            По дороге плыл медленно-медленно перебирая ногами в воздухе, велосипедист, весь в белом, длинные белые волосы были перехвачены широким красным крышедержателем, видать что б не сорвало ветром, крышу-то. Велосипедист перебирал ногами, Апач с раскрытым ртом смотрел на это чудо, Емиль поправив лямки рюкзака, спросила:
            -Ну что, идем, а то скоро темнеть начнет, да у меня часть продуктов на общую кухню. Идем?
Апач помотал головой, отгоняя глюки. Велосипедист прошелестел мимо, бросив им традиционное в этих краях - Ола. Апач перевернулся на бок, оттолкнулся от склона и встал на ноги... Да, пора идти, скоро будет темнеть, а еще надо пройти в воротах, а вдруг океан подпер, придется голым, с бегом на вытянутых руках над головою по горло в воде переться, одна радость, вроде бы мне и правда эта герла личит.
            -Слышь, Емиль, так тебя ждать после ужина или время покажет? -
поинтересовался Апач и обхватив герлу за шею, притянул ее к себе. Притянул, чмокнул в щеку, клевая такая горячая щека с бархатистой кожей, и заглянул в зеленые глазища.
            -Так что скажешь?
            -Идти надо, Апач. А пока мы френды. Ну дальше будет видно...
Лукавая улыбка, пухлые губы, огромные глазища, да, идти надо, а жаль. Апач подхватил бутыли и двинулся вниз, в сторону залива Плайя дел Медио, где исчез велосипедист, откуда слышался мерный гул прибоя, где стояли по горло в океане ждущие его ворота, а за ними лежала чудная земля Чингарима, населенная клевыми, разными и мутными людьми... И где может Емиль все же созреет и упадет в его ладони... Навстречу им вновь промчался все тот же велосипедист в белом, дед лет так семидесяти с длинными седыми волосами, схваченными красной эластичной лентой. Солнце приготовилось упасть за гору...

            Огромный костер, дров принесли навалом, даже Емиль тащила огромную охапку цепляясь своею юбкой за местную флору, языки пламени взлетают к ярким звездам на черном небе, из-за горы выкатывается круглая как тарелка, луна, гул прибоя разбивающегося об камни берега сливаются со звуками песни:
                        We are circleing, circleing together,
We are singing, singing our love song,
We are unity, we are family,
We are celebration, we are secret...  
Пара-другая бутылок вина плыли по кругу, то догоняя, то обгоняя так же неторопливо плывущих по тому же кругу джойнтов, каждый наливал сколько считал нужным или не наливал, каждый пыхал или не пыхал, подносил ко лбу или не подносил джойнт, благодарил Джа, Вишну, Христа или кого еще там, и посылал джойнт дальше... Дальше... Дальше....
 Звенели гитары, вторил им кларнет, черт знает как оказавшийся заброшенным на этот каменистый пляж, глухо так, как будто невнятно, но все же отчетливо гремели бонги выдолбленные из пальмы и обтянутые неизвестно чьей шкурой, флейты, диджиродо, бамбуковые и современно-пластмассовые, пробивается брыньканье калимбы, резкий ритм на пустой пятилитровой пластмассовой канистре из под воды, губная гармошка, хор стройных голосов, взлетающих все выше и выше... Мелодия лениво и не спеша расползается по пляжу от костра, обволакивая скалы, океан, черное небо... Звезды, луну, отсутствующий мир, космос...
На все это накладывался монотонный шум набегающих волн, набегающих и разбивающихся об берег вот уже несколько миллионов лет, разбивающихся об каменистый пляж, разбивающихся об камни, валуны, разбивающихся в пыль и стекающие с шелестом назад в океан... И вновь волны, монотонно и гулко набегают и разбиваются об камни берега... И вновь... На черном небе яркие звезды, луна дыркой светит в незнаемое и таинственное, Апач улетал обдолбанной башкой прямо в молодость, в Крым, прямо в свою фрилавную юность... Жаль что Емиль так и не подписалась, скипнула герла уже спать в собственную палатку, и его не позвала... Ну ни че, не в последний раз живем, завтра то же будет день, будет пища, все будет ништяк...


3.


-Гва-а-а-рди-я-я-я-я циви-и-и-и-и-ил!.. -
донеслось сквозь сон. Апач не открывая глаз усмехнулся и повернувшись на бок, стал устраиваться поудобнее. Ночью вылезший камень старался впиться в бок, надо его выкопать, ямку засыпать и все будет...
            -Гва-а-а-рди-я-я-я-я циви-и-и-и-и-ил!.. Гва-а-а-рди-я-я-я-я циви-и-и-и-и-ил!..
Апач резко сел и раскрыл глаза. Сквозь палатку пробивали солнечные лучи, за сеткой жужжала муха, но больше ни каких звуков не было слышно. Показалось...
            -Гва-а-а-рди-я-я-я-я циви-и-и-и-и-ил!.. Гва-а-а-рди-я-я-я-я циви-и-и-и-и-ил!.. Гва-а-а-рди-я-я-я-я циви-и-и-и-и-ил!.. -
заоралось совсем рядом, кто-то летел по горной тропке сюда и орал надрываясь, спеша предупредить единоплеменников о катящейся за ним опасности, спешащих по его следам врагов, враждебное нашему племени спешит сюда племя наших врагов... Апач сбрасывая спальник и остатки сна выскочил из палатки и увидел - на гребне горы, за которую каждый вечер падает солнце, появилась редкая цепочка людей, четко и контрастно выделяясь на голубом небе, человек шесть, нет, семь фигур в зеленом, на головах знакомые по Испании фуражки, начали неторопливый спуск... Над океаном орали чайки, волны монотонно и неустанно бились об берег, солнце слепило и палило, а тут такая...
Они спускались не спеша, уверенные в своем праве сильного, подкрепленного стоящим за их спинами законом, уверенные в себе, в своем праве, в своей силе... Интересно, как бы отреагировали, если бы сейчас начать стрелять по ним, а? странные мысли иногда посещают твою башку, Апач, не кажется ли тебе? Нет, не кажется, это же только мысли, а думать не запретишь даже себе... Да вроде бы не по хипповому, а, дружище?.. А не пошел бы ты в жопу, приятель, я же не стреляю, вот тогда бы было не по хипповому, а так, игра мысли, что бы не пофантазировать, а... Вот бы скакали бы по сторонам, ломая ноги-руки, вот бы смеху было б, а потом прилетел бы вертолет с пулеметом, да...
            Апач оглядел окрестности, сквозь кусты-зелень виднелись пиплы и герлы, все торчали столбами  с хмурыми лицами, всматриваясь молча и тяжело в приближающиеся фигуры в зеленой форме. Вот уже видно гадов этих и поподробней, вот ведь суки, как уверенно и неторопливо вышагивают, вот бы их пугануть, так ведь себе дороже... Он сплюнул, достал из кармана спальника ксивник с ксивами и прайсами, сейчас документы требовать начнут, торч искать, потом прогонят... И так всю жизнь, ни где от блядей покоя нет, ни в Совке не было, ни тут...
            Впереди шагал худощавый, спортивного типа полис, уверенно вышагивает гад, голову держит прямо. Еще бы, за  ним вся мощь испанского королевства. Вот бы его гада одного пустить сюда, без поддержки штанов со стороны закона... Следом за ним шел как-то странно одетый полис, не в форме, а в зеленой футболке и каких-то рабочих что ли штанах... Они что здесь, строить собрались... Или ломать суки?..
            Спустившись с горы, полисы замелькали головами поверх кустов, рассредоточившись по два, по три, через несколько минут к палатке Апача вышли двое - строгий и деловитый полис как ни странно, с довольно таки интеллигентным фейсом, да это тот самый что с горы спускался первый, спортсмен хренов... Полис смотрел строго, деловито вперед, не оглядываясь по сторонам, уверенный в своем законном праве требовать, прогонять, следом за ним спотыкаясь на камнях и корнях спешил коротконогий толстяк, обливающийся потом, с огромными темными пятнами по всей форме и пыхтящий как паровоз.
            -Ваши документы! -
строго и деловито потребовал спортсмен с интеллигентной мордой, вот ведь сука, выбрит, без усов, глаза спрятал за черными очками, да не от стыда, а от солнца видите ли. Апач достал из ксивника паспорт, хороший такой паспорт, уважаемый по всей Европе, голландский, ну совсем как настоящий, и протянул его полису. Тот взял голландскую книжицу с переклеенной фотографией, и раскрыл его, толстяк заглянул не через плечо, рост не позволял, ох и воняет от этого козла, а как-то из-под локтя что ли, заглянул любопытствуя. Спортсмен бдительно вгляделся в переклеенную Свигги фотографию, ай да золотые руки Свигги, затем пробросил такой же бдительный взгляд на самого Апача. Не найдя существенных различий, достал маленький блокнот и карандаш, стал переписывать данные с паспорта, фамилию-имя, год и место рождения... Все данные паспорта, фамилия-имя, год и место рождения были не его, не Апача, а хрен знает чьи. Только фото его. Свигги и ко со сквота на Егелантиересграхт славились среди амстердамского андеграунда именно своими золотыми руками... Блин, где Совок, а где Канары, а полис как был полис, так и остался полисом, ну ни какой разницы, сейчас предупредит о недопустимости разбивания кемпинга на данном пляже и об ответственности за это и конечно скажет что в следующий раз будет все намного хуже... Полис закончил переписывать данные, аккуратно закрыл паспорт и похлопывая им по ладони, не спрашивая Апача, заговорил сразу по-английски, вот ведь сука грамотная.
            -Я вас официально предупреждаю об недопустимости разбивания кемпинга на данном пляже, так как это запрещено, на первый раз я вас отпускаю без штрафа. Но хочу вам сообщить следующее - в случае повторного нарушения вы будете оштрафованы на большую сумму и будет все намного хуже. Вам все понятно?
            -Да, во общем-то да, только я хотел поинтересоваться - на каком основании? На данном пляже нет знака запрещающего разбивать кемпинг...
            -Достаточно того, что я вам об этом сообщил. Поэтому я и не выписываю штраф. В следующий раз будет все намного хуже. Вам все понятно? Наркотики имеются?
Апач усмехнулся - так я ему и сказал. Он что полис, придурок что ли?
            -Нет конечно. В Испании наркотики запрещены. Я вернусь домой и оттянусь легально.
-Да, в Испании наркотики запрещены и это хорошо что у вас их нет. Я вам даю десять минут на сборы.
            -Десять минут?! -
Апач даже присвистнул от такой наглости и вдруг увидел поднимающийся столбом дым над пещерой-кухней прямо в голубое небо.
            -За десять минут я даже палатку не успею... А что это там горит? Вы что, поджигаете что ли?!..
            -Да. Брошенные неизвестно кем вещи. Если вы сейчас туда побежите, я буду считать что данная палатка тоже брошена и во избежании загрязнения пляжа мы уничтожим ее. Собирайтесь. Время уже пошло.
Паспорт был возвращен Апачу, полисы повернулись спиною и направились к соседней, в метрах двадцати возвышающейся палатки немца Курта, дредастого молодого парня любителя игры на диджиродо. Апач точно знал - Курта нет со вчерашнего дня, куда-то пошел-поехал тусануться... Он стоял столбом и наблюдал за происходящим - спортсмен полис подойдя к палатке Курта, несколько раз пнул ее и повелительно махнул рукою, откуда-то появился полис одетый в рабочие штаны и  футболку, в руках эта сука сжимала топор, взмах! Апач не выдержал и заорал изо всех сил по-испански:
            -Вы что себе позволяете! Это ...
Полис-спортсмен оглянулся через плечо, впервые улыбнулся - сверкнули белоснежные зубы на фоне смуглой кожи под черными очками, подняв руку, посмотрел на часы и крикнул Апачу в ответ тоже на испанском:
            -Осталось шесть минут. Поторапливайтесь.
Апач опустив руки и сжав кулаки, с ненавистью смотрел на фигуры в зеленом. Аккуратные, в рубашках цвета хаки с коротким рукавом, наглаженные брюки, начищенные ботинки, черные очки, ни какого сравнения с полуголыми оборванцами живущими здесь, пещерах и палатках. Да это же просто...
            -Фа... -
чья-то теплая рука заткнула ему рот. Апач дернул головой, освободился от сжимающей рот руки, с яростью повернулся. Рядом стояла Емиль, смотревшая сочувственно и участливо.
            -Не надо. Криком не поможешь, Апач...
            -А чем поможешь, а?! Автомата нет! Сейчас бы «калашников»!..
            -И «калашников» не помог бы... Прилетел бы вертолет, со специальной полицией... Было бы всем хуже... Давай собирайся... Я уже собралась.
            -Ну ты быстрая и когда только успела? -
Апач с трудом переводил дыхание, ярость и ненависть просто его распирала, искала выход и не находила. Не лопнуть бы...
Емиль улыбнулась:
            -А я ученая, не первый раз такое, и живу здесь на Чингариме не в первый раз. Как только я услышала крики с горы, это Маоли орал, так сразу и начала собираться. А что ждать. Все знакомо. Проверка и переписка паспортов, затем нас прогоняют, а через пару недель мы возвращаемся и все по-прежнему... И так вот уже сорок лет... С шестидесятых. Жаль что здесь нет ни кого, кто в то время жил...
            -А это?! А это на что списать, это тоже все по-прежнему?! -
Апач ткнул рукою то в одну сторону, то в другую, показывая поднимающиеся то там, то там к голубому небу и яркому ослепительному солнцу черные столбы дыма. Ближайший стоял столбом над бывшей палаткой Курта.
            -А это издержки, ты же не первый день на свете, Апач, ты же намного старше меня. Этого у вас в Совет Унион не было что ли?.. Ты все лучше меня знаешь...
Апач перевел дыхание, сплюнул, еще раз оглядел окрестности. Как будто хотел запомнить все это... Одно дело в Крыму или на Гауе... Там все же это как то привычней что ли, все же Совок сранный, а тут все ж демократия, Запад, Канарские острова входящие в испанское королевство которое в свою очередь в Общей Европе, фак маму короля Карлоса и всю его гвардию цивил вместе со всеми родственниками... Последнее неожиданно для себя он пробормотал вслух и по-испански. Емиль согласно махнула головой - и я такого ж мнения.
            -Собирайся, давай я тебе помогу.
Только сейчас Апач увидел рядом со своею палаткой огромный бэг герлы, канистру с водою, какой-то пластиковый пакет, с едой наверное... Еще раз сплюнув, он стал собираться. Быстро и сноровисто. Опыт был еще с Совка. Из молодости, эх бляди, сколько раз меня прогоняли, Емиль права...

            Идя вослед за Христианом по тропинке вьющейся по горному карнизу метров так  двадцать над пляжем, Апач оглянулся, но не на Емиль идущую за ним, а на Чингариму. С десяток черных столбов дыма поднимались к небу, вопя - здесь побывала гвардия цивил! Бляди!.. Апач сплюнул, поправил лямку бега, козлы, вот бы попрыгали уроды, если б и правда встретить их из «калашникова»...
            Спустившись прямо на малюсенький паркинг при соседнем пляже, запаркован только белый микробус с зеленой полосой, на нем эти гады и прикатили, может поджечь его, Апач поинтересовался у Емиль:
            -Что будем делать?
            -Как что? -
искренне удивилась герла.
            -Пару недель проживем на Плайя дел Инглес, это за Валле Грин Реем, а потом вернемся... И все будет по-прежнему, до следующего раза.
Апач посмотрел в удаляющиеся спины пиплов, вон как бодро двинули, как дружно... убегают, не суди да не судим будешь, вспомни как и сколько раз сам скипал в Крыму, на Гауе и на Алтае, забыл что ли, так ведь там менты поганые, а тут полисы вроде, демократия... Один хрен, полис он и в Африке полис...
Проводив взглядом скрывшихся за поворотом дороги, последним шел голландец, Апач повернулся к Емиль.
            -Ну что, двинем следом или покупаемся?
Емиль скривила губы:
            -Сейчас эти свиньи дожгут-доломают, перевалят через гору и если увидят нас здесь, начнут напрягать...
            -Так мы же не разбили лагерь, ну кемпинг, мы же просто купаемся или это тоже запрещено, Канары все же демократические, в Европе все же, в Общей?.. -
он от недоумения развел руками, палило солнце, пот из-под банданы просачивался и ел глаза. Искупаться бы сейчас было бы самый ништяк, к тому же с герлой были бы одни. Романтическая обстановка, напуганная герла, хотя неизвестно кто больше напугался, правильней сказать не напугался, а просто ошизел, действительно - все же не Совок, все же Испания, все же должна быть ну хоть какая-нибудь демократия, японский городовой, мать моя женщина...  
            -С ними объяснятся себе дороже. Идем Апач, у нас еще будет навалом времени покупаться... Вдвоем.
Емиль лукаво улыбнулась, подхватила пакет-канистру и широко зашагала, наклонив голову, вверх по дороге. Апачу ни чего не оставалось как последовать за нею.
            Голубое небо вылинявшее как старые застиранные джинсы с клочками редких полупрозрачных облаков, ослепительное солнце, зеленые пальмы и огромные неопознанные деревья вдоль пустынной дороги, горы террасами поднимающиеся и сбегающие, слева океан сливающийся с горизонтом, тишина... Едкий пот заливает глаза, в ушах уже шумит от напряжения, бег переполнен сверх меры, кто же знал что эти бляди припрутся, только хавчика прикупил, а тут такое, обе руки оттягивали канистры-бутыли с водой...
            Впереди показались крыши зданий, отель для туристов в белом, совсем немного осталось, еще лестница вниз, длиннющая, дорога метров двести-триста между плантациями огороженные сетчатым забором, два поворота, на одном и стоит здание гвардии цивил, и... И пришли...
            Апач повалился прямо на спину, на бег, рядом с живописной группой единоплеменников, устроившихся на каменистом пляже в центре Плайя Сантьяго. Здесь были почти все, ну за исключением тех кто не ночевал на Чингариме и еще не знает о постигшей их потере всего личного имущества, ну и тех кто отскочил купить пива или еще чего-нибудь нужного в хозяйстве... Или на данный момент. Подтянув к себе одну из канистр, Апач присосался к ней от всей души, а че экономить, здесь супермеркадо рядом, да и не один, всегда купить можно, прайса пока имеются... Напившись и не утирая пролившееся на грудь, запрокинул голову, оперся об бег и закрыл глаза... Ништяк. Все таки не двадцать, все таки груз приличный, все таки шесть километров... А еще переться в порт, а потом еще до этой как ее, Плайя Инглезы посередине «дел»... Сейчас бы сидел в кухне на камешке, Маркус набрынкивал бы блюзончик, жевал бы бананы или пил бы кофе... Вот ведь суки демократические, полисы долбанные, и здесь хипам покоя не дают... Поджечь автобус им надо было, мало ли что б подумали, думать не запретишь, а вот доказательств не было б... Жаль...
            Апач стянул не вставая лямки с плеч, уселся поудобней и достал из кармана заветный мешочек. Сидящие рядом и увидевшие приготовления, оживились. Особенно этот мутный итальянец, ну да ладно, все мы погорельцы... Пальцы сами делали свое дело - доставали из мешка маленькую коробочку и трубку, дербанили бошки и плавили пластилин, набивали трубку и поджигали спичку...
            Взорвав, Апач пару раз затянулся, глубоко-глубоко, в голове застучали звонкие молоточки, в носу запершило и он раскашлялся, но совсем немного, дернув еще раз, сунул трубочку кому-то в руки... И медленно-медленно откинулся вновь на спину, на бег, и медленно-медленно прикрыл глаза... Кайф накатывался волнами, не спеша и не торопясь, это же не бычий кайф, как говорил Виталс из Одессы, это же не водки вмазать или черным втрескаться. Это же травка, хеш, гаш, конопелька, план... Это же природное, от бога... Я вам дал всякую траву, в том числе и эту... Ништяк... Сожгли нам бляди палатки, ну не нам, а... что значит не нам, френдам... единоплеменникам... уничтожили личные вещи суки... запас продовольствия на кухне и музыкальные инструменты, гады... ну твари, кайфоломщики... И емкости с водой тех кого не было на пляже в момент нападения гоблинами в зеленом на мирный народец... Ну и тех что на кухне в уголке стояли... А стояло там навалом... Твари ползучие, кайф ломают, хотят на измену подсадить... Вот банан вам в ухо, всему отделению во главе с шефом... Рассержусь - мало не покажется... Блин, фак мои потрепанные кеды, там же на кухне гроздь бананов была, тряпочкой накрыта, ее что тоже сожгли, интересно - бананы горят, а?..
            -Пипл, а  бананы горят? Там на кухне бананы были, гроздь, под тряпочкой... Интересно - сгорели или нет?..
Поляк Бернард как-то хрюкнул что ли и сдавленным голосом поинтересовался:
            -Апач, а что тебя так бананы заинтересовали?
            -Так сейчас бы жареных бананов, ну как пару дней назад на ужин заделали, а то с пластилина на жор пробивает...
Первым хохотнул Маркус, поддержала его Емиль, через мгновение растянувшееся хрен знает как долго хохотало все, ну почти все бывшее население Чингаримы, что собралось на пляже Плайя Сантьяго, во, даже каламбур получился. На пляже пляжа... Апач растерянно водил башкой и взглядом по сторонам, не понимая всеобщего веселья, повального гогота и хохота, катающихся по камням мэнов и герл... Даже дети, зараженные общим смехом, тоже хихикали, прыскали и подпрыгивали, не совсем понимая в чем тут дело. Апач недоуменно пожал плечами и поинтересовался в пространство:
            -Пипл, а в чем дело, что за смех, что случилось, это вас с грасса вперло что ли?..
Христиан валяясь на спине и болтая ногами в воздухе, прорычал сквозь смех:
            -А ты сбегай Апач за бананами, заодно и нам принесешь, вот полисы удивятся - все сожгли, а бананы-то Апач спе-е-ер!..


4.

           
            -Ты что сказала?..
            -Вставай давай, уже все ушли в порт, ты что - не собираешься на Плайя дел Инглес, здесь останешься, на пляже валяться?..       
 Апач открыл глаза и  увидел белобрысое небо, не голубое, а именно белобрысо-белесое, слегка поддернутое чем-то белым, то ли облака кто-то размазал тонким слоем, то ли белила... Было тихо, только волны невдалеке разбивались о камни пляжа, да где-то прогудел мотором автомобиль... Странно, птички перестали чирикать, башку давит, наверное перекурил...
            -Ты что сказала? -
сев на жопу, ох ни хрена себе, камней-то! Апач поинтересовался у Емиль, оглядывая окрестности. Странно. Они одни, а где же пипл. Где же все...
            -Тебя что, совсем прибило, Апач? Я же тебе говорю - все ушли в порт, а ты вроде не спишь, но глаза закрыты и не отвечаешь... Идем? Вставай давай.
Апач пристально смотрел на герлу, рыжая, пухлая, клевая такая, дреды да пирсинг. А что так тихо... Ноги подрагивают...
            -Да, надо вставать, тут ты права. Пора. Пора мой друг пора, неси дрова...
            -Какие дрова, ты что, заговариваться с перепыху стал? -
Емиль удивленно округлила свои зеленые глазища. Да, глазища у герлы как надо, как надо глазища у герлы, ну и глазища у герлы как надо... Апач бормотал и быстро собирал горючий мусор в кучу - какие-то щепки, обрывки бумаги, тряпка. Тоже пойдет... Достав из бега котелок и мешок с сухим спиртом, стал сооружать очаг, приспособив булыжники побольше и вырыв ямку в камнях. Емиль смотрела на все это с недоумением и наконец не выдержала:
            -Ты что Апач, с ума сошел? Надо идти, а ты собрался чай что ли готовить, да и нельзя на пляже прямо посередине этой дыры притворяющейся городом, костер делать!.. Ты меня слышишь?!
            -Ты беги, Емиль, беги. А я тут немного пошаманю...
            -Чего ты тут немного? -
удивилась Емиль, так как последнее слово было произнесено явно на незнакомом ей языке.
            -Чего ты тут немного?
            -Увидишь...
Апач сноровисто разжег костерок, веселые голубые огоньки заполыхали на таблетках спирта, на тряпке и щепках, пополз черный дым. Водрузив котелок на камни, он плеснул в него из канистры с пол-литра воды и полез в бег. Емиль смотрела с недоумением и с все большим нарастающим раздражением, сейчас полисы припрутся, снова напряги, а все это идиот факаный!.. Ей бы по хорошему сейчас встать и уйти, отправиться в порт, но что то ее останавливало от такого правильного решения. То ли вид Апача, совсем непохожий на обычный его разгильдяисто-обдолбанно-хитрый вид, то ли непонятность ситуации, то ли просто нежелание бросить его одного. Придется остаться. Этот идиот вроде бы как бы не в себе что ли. Пусть сварит чай или что он там затеял. А потом и пойдем. До вечера еще далеко, рейсов еще много...
            Предмет ее терзаний и раздумий, этот факаный Апач тем временем, вот ведь идиот! достал из своего бега, кто бы мог подумать! пакетик с каким-то супом, по глянцу грибы нарисованы и надпись на голландском что ли латинскими буквами... Он что, жрать собрался, его что, голод с травы пробил?..
            -Ты что Апач, жрать собрался, тебя что, голод пробил?..
Апач разорвал пакетик и высыпал в закипевшую воду содержимое. Емиль удивилась - странный суп, кроме грибов и нет ни чего... Может соус грибной?.. Апач помешал ложкой в котелке, резко запахло грибным супом, и сняв его с огня, начал делать руками какие-то пасы над котелком, что-то бормоча себе под нос. Емиль прислушалась - язык незнакомый. Он что, правда с ума сошел?
            -Ты что, Апач точно с ума сошел? Ты меня слышишь?!..
Апач не слышал, он был занят, его уже затянуло, затащило. Он водил руками над поверхностью серого цвета воды в котелке, где плавали маленькие кусочки красных грибов. Закончив махать руками и бормотать разную херню, которая сама приходила на язык и во общем-то не имела смысл, Апач поднял котелок, пару раз туда дунул, и стал пить прямо из него, тяжело дыша и отфыркиваясь. Было жарко, голову давила тишина, губы обжигал раскаленный алюминий, прибой мгновенно отдалился к линии горизонта и стал неслышен, эта рыжая раскрывает рот и только, рот обжигало, горло тоже, но надо пить, надо, надо...
Выпив все содержимое котелка. Апач отбросил его в сторону и услышал отчетливое звяканье, такое отчетливое, что отдельно слышал первоначальный бряк алюминия об камни. Затем звяк дужки об сам котелок и глухое звон об камни дужки, затем раскатистое звяк-звон-зво-о-он слегка прокатившегося котелка по камням пляжа... Звуки вернулись...
На набережной облокотившись на серый бетон парапета, стояло несколько таксистов, ожидающих клиентов и пара-другая туристов и местных зевак. Все уставились на пляж, где происходило противоправное действие - приготовление на костре чего-то и поглощение этого чего-то длинноволосым оборванным придурком. Который застрял в своих сранных шестидесятых и ни как сволочь не может понять, что время не стоит, а летит, на дворе другая эпоха, и ценности другие. Надо производить. Зарабатывать и тратить, а не маяться херней!.. Скорей бы приехала гвардия цивил и прекратила б это безобразие.
Емиль вытаращив глаза смотрела на Апача, с тем явно что-то происходило, глаза у того были как будто стеклянные и смотрели сквозь нее, этот придурок совершенно ее не слышал, да что же такое. Сейчас кто-нибудь вызовет гвардию цивил и нас с ним свинтят за разжигание костра на городском пляже и приготовление грибного супа... Грибного - Емиль попробовала на вкус эти слова - грибного... Так вот чем он здесь балуется. Фак его суп и его самого!..
-Ты совсем ошизел, Апач. Ты что решил после травки грибами догнатся что ли, а?!.. Прекрати немедленно, надо сваливать. Сейчас гвардия цивил нагрянет!.. И нас повинтят...
Последние слова съехали с крика на шепот, потому что этот дурак, этот хипарь престарелый, этот придурок обдолбанный смуглый, узкоглазый с черными волосами до локтя начал раздеваться! Содрал какими-то судорожными движениями с себя жилет, затем ти-шортку, следом шорты и плавки, оставив из всего прикида лишь сандалии... Да он рехнулся!.. От набережной послышались какие-то недовольные крики на испанском, явно местные жители выражают свое недовольство происходящим... Точно свинтят...
            А Апач присев на корточки, прик его небольших размеров и яйца заболтались маятником, зачерпнул рукою! прямо рукою в прогоревший костер, зачерпнул не поморщившись от жара, и этим зачерпнутым, пеплом с углями стал рисовать что ли, ну возить себе по груди, морде своей индейской, плечам, рукам, ногам, животу и по члену своему сморщенному... Он что, на тропу войны решил выйти, он что идиот, возомнил себя Чингачуком или Венету?!.. Апач разрисовывал себя с каким-то отрешенным видом, как будто был уже не здесь, а неизвестно где, Емиль просто не могла отвести глаз от его лица, не лицо, а застывшая маска, тем более все больше и больше превращавшаяся во что-то страшное, пепел превращал лицо Апача во что-то жуткое... Потустороннее... Затем этот идиот-придурок-болван подхватил не до конца сгоревшую палку из костра, от нее еще валил тонкий дымок, вскочил в воздухе развернувшись и подпрыгивающей походкой отправился по камням пляжа в сторону далекой плантации, подбегающей почти к самому океану.
            -Апач, ты совсем что ли, ты что, купаться здесь голышом решил, здесь же не Чингарима, здесь же нельзя!..
Но этот идиот совершенно не обращал внимания на крик Емиль. Та не знала что делать - бежать следом, бросив вещи на произвол судьбы и местных жителей или остаться у догоревшего костерка и дождаться оконцовки этого шоу. Или схватив свой бег и бежать не оглядываясь в сторону порта, оставив этого дурака, этого психа, этого наркомана, этого долбанного фак его идиота на растерзание гвардии цивил... Емиль не знала что делать, в голове было как после хорошей порции гашиша пополам с виски...
            А этот урод голый с болтающимися яйцами и приком, ей здорового было видно сзади между его ног, идя какой-то своеобразной прыгающей походкой широко расставляя ноги, подобрав кусок синего пластика, дно от бочки пластмассовой что ли, резко повернул налево, к городу, там как раз парапет набережной кончался или еще не начинался, там же как раз здание гвардии цивил двухэтажное и находится. Ты что совсем уже?!! Последнее Емиль выкрикнула изо всех сил, вскочила на ноги и снова повалилась на теплые камни. Ну все... теперь точно все... И ее за компанию тоже...
            Свидетелей происходящего и произошедшего чуть позже, было больше чем надо. Туристов с фотоаппаратами, видеокамерами и открытыми ртами, и местных - качающих головами таксистов, переговаривающихся зевак, возмущенных домохозяек, хихикающих школьниц в униформе, крикливых пенсионеров, все стояли на главной площади под огромными деревьями. Прямо напротив сидящей на пляже Емиль, было их уже человек двадцать-тридцать и все они смотрели налево, в сторону голой испачканной пеплом длинноволосой фигуры с куском пластика в одной руке и дымящейся палкой в другой. Прыжком покинувшей пляж и оказавшейся на проезжей части набережной...
            Емиль тоже все видела. Отчетливо и резко, как на хорошо отрегулированном экране монитора компьютера - Апач вспрыгнул на набережную, на проезжую часть, широко расставил ноги развернув ступни в стороны, чуть присел, поднял пластик и палку над головой и замер, как будто ожидая неизвестно чего... кругом стояла тишина. Мертвая кладбищенская тишина, не нарушаемая даже монотонным гулом разбивающихся волн прибоя об каменистый пляж. Апач подпрыгнул как-то изгибаясь назад и выворачивая локти и ударил своей уже почти переставшей дымить палкой по пластику, по куску пластмассы... И все, и стоящие на набережной, и Емиль, и редкие зеваки глядевшие на происходящее из окон домов, свесившись наружу и стоящие на балконах, подпрыгнули. Но не от звука палки по пластмассе, тот до них конечно не долетел, этот слабый звук, а от звука лопнувшего огромного окна в витрине какого-то магазина. Расположенного прямо перед скачущим на набережной Апачем. Стекло лопнуло и стало со звоном осыпаться на тротуар... А этот голый разрисованный волосатый идиот снова подпрыгнул. В воздухе развернулся на сто восемьдесят градусов и приземлившись на свои широко расставленные ноги, вновь ударил палкой по своему импровизированному бубну... Ни кто из зевак стоящих под деревьями на площади не видел как по фасаду здания гвардии цивил, расположенного рядом с магазином уже без витрины, пробежала густая сеть трещин, со звоном лопнули стекла в окнах, толпа вздрогнула. Из здания стали выбегать с криком полицейские в зеленом, дом затряся, казалось вместе с набережной, городком и окружающими его горами, и развалился на куски, плюнув в небо фонтаном из лопнувшей водопроводной трубы и взметнув облако пыли. Все ахнули.  Соседнее здание тоже рухнуло, видать за компанию...
            А Апач то сгибался до земли, не переставая ритмично стучать в свой импровизированный бубен, то резко разгибался как пружина, изгибаясь в спине, то мелкими шашками бежал в сторону, то подпрыгивал, резко разворачиваясь в воздухе, то вновь резко сгибался к земле... И стучал, стучал, стучал в кусок пластика. Продвигаясь медленно, но неотвратимо как рассвет, как приход ночи, как... Продвигаясь в сторону площади с группой зевак, оставляя за собою полосу разрушений...
            Лопались и опадали витрины магазинов и ресторанов, осыпались стеклом окна, рушились перегородки, перекрытия, балконы и столбы, взрывались баллоны с газом, фасады растекались песком, крыши проваливались и над развалинами взлетали фонтаны воды из лопнувших труб и клубы пыли, люди выбегали всегда за какие-то доли секунд из рушившихся зданий. Стоял крик, рев детей, лай собак, над площадью кружила стая каких-то птиц. Кто-то истерично хохотал, кто-то посылал безадресные проклятья...
            А Апач стучал в свой синий бубен, плясал свой страшный танец и запрокидывал свою волосатую голову назад, так что волосы доставали до голого зада, то мотал башкой из стороны в сторону так, что черные его волосы создавали какой-то черный ореол что ли, черный нимб... Емиль давно бросила вещи на пляже и присоединилась к группе людей стоящих под деревьями, все и она тоже, вглядывались в приближающуюся в танце, в каком-то страшном танце разрисованную серым и черным голую фигуру с длинными волосами с синим бубном и палкой в руках. Вот со звоном рухнуло стекло магазина, рассыпался дом под которым в подвале находился супермаркет, каким-то чудом обломками не завалило вход в него, вот эта разрисованная фигура несущая хаос и разрушение вступила на примыкающую к набережной узкую улочку, справа рухнула почта и маленький отель, слева повалился столб с фонарем и сбил пляжный душ, струя ударила в небо, люди выскакивали казалось прямо из клубов пыли и развалин,  и Апач пересек улочку не переставая танцевать свой страшный танец... Фигура несущая хаос и разрушение пересекла примыкающую к набережной узкую улочку, и Апач пересек улочку не переставая танцевать свой страшный танец, вертясь, подпрыгивая, изгибаясь и сгибаясь, и не переставая стучать и стучать в свой синий бубен... Толпа пялившая молча на него глаза, туристы и местные, как будто проснулись или очнулись и сбивая друг друга с ног, толкаясь, но все так же молча ринулись на пляж, подальше от этого страшного голого разрисованного волосатого с куском пластика и палкой в руках. Емиль бежала вместе со всеми...
            Апач прыжком преодолел пару метров, казалось легко и без напряжения, и затанцевал на площади под деревьями, то приседая и нагибаясь вперед, то резко выпрямляясь и изгибаясь назад,  он мотал головой то налево, то направо, волосы его чертили в воздухе черный круг, который казалось все время увеличивался и увеличивался,  он подскакивал и подскакивал, поворачиваясь то в одну сторону то в другую, то сгибаясь, то разгибаясь, он шел по кругу, огибая площадь, люди успевшие посмотреть ему в лицо, поражались полной отрешенности и отчужденности этого волосатого, а он не переставал стучать в бубен, не переставал стучать. Не переставал, не переставал. Не переставал...
            Затем все продолжая свой страшный танец, свой страшный танец, свой страшный танец, двинулся дальше. Оставив за спиною на площади развалины банка и рухнувший киоск, покосившееся, но выстоявшее огромное дерево, рядом с киоском сидел на грязных плитах  хозяин киоска, сжавшись в клубок он рыдал как маленький, раскачиваясь из стороны в сторону, от киоска раскатились конфеты в яркой упаковке... Какая-то туристка стоящая рядом с Емиль, выхватила из кармана широких цветастых шортов дигитальный фотоаппарат и несколько раз нажала на кнопку, но на экранчике было темно, фотоаппарат не работал, в воздухе казалось что-то висит, какое-то напряжение. Прямо как перед грозою, перед бурей. Перед...
            А Апач танцевал свой страшный танец все дальше, дальше по набережной, сея за собою разрушения, крики и плач, хаос, сгибаясь вперед почти до земли, резко разгибаясь,  откидываясь назад, подпрыгивая, семеня почти на месте, резко взлетая в воздух, оттопыривая локти и колени в стороны, разворачиваясь в воздухе, приземляясь на согнутые в коленях ноги, и этот страшный завораживающий танец продолжался и продолжался дальше. И все время руки его не переставали отбивать ритм палкой по куску пластмассы, глухо, монотонно, монотонный ритм... Где-то выла полицейская сирена, стоял крик-рев-плач-гам, висели клубы дыма, лопались окна,  разлетались витрины магазинов и ресторанов, рушились перегородки, перекрытия и крыши, балконы и столбы, взрывались баллоны с газом, фасады рушились как песочные, крыши проваливались и над развалинами взлетали фонтаны воды из лопнувших труб и клубы пыли, люди выбегали всегда за какие-то доли секунд из рушившихся зданий, били фонтаны водопроводной воды, пыль стояла столбом и атомным грибом, крик-рев-плач-гам, город переставал существовать. Город исчезал, разваливался, рассыпался как слепленный из песка, сложенный из карт, и это было страшно Емиль. Оставалось лишь вымазать название на карте и все...
            Апач дотанцевал до конца города, до конца набережной, это от силы два километра вся набережная, да и того наверное не будет, зданий вдоль набережной за его спиной больше не существовало, лежали развалины. Стояли развалины. Валялись развалины... Городка больше не было... Апач в очередной раз подпрыгнул, опустился на согнутые в коленях ноги и занес палку над куском пластика. Прямо перед ним находился крохотный местный костел, кресты сияли в тени высокой скалы в подножие которой этот костел вгрызся... Занес палку над бубном и опустил ее. Отбросил, следом отбросил и бубен, кусок синего пластика... И...
 
Апач осмотрелся по сторонам, все тело ломило, в голове стоял гул, ноги подрагивали и тряслись, страшно хотелось пить... Что это было, что это со мной, я вроде немного пошаманил, покалманил, помедицинировал что ли... Видать с грибков-мухоморов польских меня и торкнуло, ох и ни хрена себе...
И шагнув на каменистый пляж, Апач побрел в сторону вещей, потухшего очага, тяжело переставляя ноги, с опущенной головой и свешенными вдоль тела руками. Казалось он возвращался после тяжелой изнурительной работы, полностью исчерпавшей его, отнявшей все силы, вымотавшей его и выжавшей его до последней капли. Все не сводили с него глаз, группа людей на пляже стояла молча, туристы и местные, казалось они все потеряли дар речи или им просто не было что сказать. Неужели все это правда - Емиль судорожно сглотнула и прижала руки к горлу. Неужели все это правда... Апач брел и брел, все медленней и медленней, казалось он никогда не дойдет до бегов, очага, котелка чернеющего в белых и серых камнях, все стоящие на камнях пляжа и набережной разрушенного города почему-то не спускали с него глаз, казалось все чего-то ждали, непонятно чего и зачем. Радостно сверкнул луч солнца, пробившись сквозь белила размазанные по небу, послышались крики чаек, донесся шум прибоя... Апач уже даже согнувшись в поясе и еле-еле переставляя ноги, добрел из последних сил до вещей и повалился прямо на них. Над ним засияло солнце, заголубело небо, страшно хотелось спать и еще больше пить... Блин, фак мои колеса... Раздался какой-то протяжный и противный скрежет металла по камням, толпа не спускавшая глаз с виновника разрушений вздрогнула как единый организм и резко повернулась на звук. Емиль тоже резко обернулась вместе со всеми. Толстый лысый сеньор, хозяин выжившего в подвале супермаркета, пыхтя и отдуваясь, толкал полную продуктов, с горкой, тележку прямо по камням пляжа в сторону грязной длинноволосой фигуры, лежащей навзничь...


5.


-...вы видите на экранах ваших телевизоров то, что осталось от города Плайя Сантьяго. И как видите - осталось не очень много, деревья на главной площади, правда покосившиеся, маяк на Пунта дел Еспино, костел и супермаркет расположенный в подвале. Все остальное просто не существует! Груды дымящихся развалин, люди оставшиеся без крова, плачущие дети, возможные жертвы, пока еще неизвестно их число, -
тележурналистка сделала соответствующее лицо - полное скорби и участия, у ней получалось неплохо. Затем она продолжила:
            -И кто же во всем этом виноват? Ученые и здравомыслящие люди утверждают что землетрясение, явление довольно таки редкое на наших с вами Канарских островах, но все же иногда посещающее их. Суеверные люди и очевидцы происшедшего утверждают совершенно иное - якобы виноват какой-то длинноволосый то ли мужчина, то ли юноша, из числа проживающих на всем нам известной Чингариме, -
снова демонстрация соответствующего моменту лица - наркоманы, бродяги, рассадники инфекционных и венерических заболеваний, во что эта Чингарима.
-...который разделся догола, -
тележурналистка снова изобразила соответствующему моменту соответствующее лицо - фи, догола, посередине города, ну просто фи!
-...нарисовал на своем теле узоры пеплом из костра, подобрал какой-то кусок синего пластика - очевидцы утверждают что это было дно от пластиковой бочки для воды, и палку дымящуюся на одном конце. Неужели с помощью вот этого пластмассового дна от бочки, обыкновенной палки из костра плюс дикий танец в голом виде вдоль набережной города, и был разрушен город Плайя Сантьяго? Город который на сегодняшний момент не существует. Так кто же виноват во все этом происшедшем? Землетрясение или голый неизвестный танцор? -
снова подходящая моменту гримаса - мол мы то с вами, уважаемые телезрители, знаем что конечно землетрясение, а не какой-нибудь там голый.
-...давайте попробуем найти ответ совместно и для начало попросим ответить нам  офицера гвардии цивил сеньора Масалес Ибанес.
Камера еще раз пропанораммировав развалины городка по которым бродили спасатели в ярких жилетах и строительных касках, остановилась на спокойном, худощавом,  тщательно выбритом смуглом интеллигентном лице, украшенном солнцезащитными черными очками под козырьком форменной фуражки.
            Серхио Рамирес, шеф-редактор и совладелец газеты «Либре Гомера де ел Периодико» остановил запись, ДВД-плейер забурчал недовольно, изображение на экране застыло, совсем слегка исказившись. Сеньор Рамирес повернулся на своем кожаном менеджерском кресле за шесть тысяч еуро и уставился на сеньориту Исабель Лазарте, которая скромно устроилась на другой стороне стола в кресле для гостей. Кресло было тоже удобное, тоже кожаное и тоже не дешевое, как и все в этом кабинете. Газета преуспевала, шеф-редактор сеньор Рамирес конечно тоже, ну а журналистам, в данном случае журналистке сеньорите Лазарте оставалась работа за соответствующее вознаграждение. Старо как сам мир, но действует, Исабель достала из лежащей перед ней пачки «Karelia Slims Menthol» сигарету, прикурила от «Каприче» в позолоченном  варианте и выпустила аккуратное облачко дыма. Сеньор Рамирес указывая дланью на застывший экран, сообщил радостную новость сеньорите Лазарте:
            -Даю вам очень и очень интересное задание, которое возможно, в случае если вы справитесь, поднимет рейтинг и продаваемость нашей с вами газеты на небывалую высоту, а вам обеспечит почетное место на Олимпе журналистике...
            -А нельзя ли вместо места на Олимпе премию? Мне нужно на днях платить взнос за автомобиль, сеньор Рамирес, -
скромно выдвинула встречное предложение Исабель. Сеньор Рамирес малом подавился собственными словами:
            -Вы.. вы... вам выпала такая удача, вы хоть себе представляете, что можно выдавить из этого случая?! Вы просто не представляете!..
И так далее, и тому подобное, все что скажет этот богатый идиот в кресле за шесть тысяч она знала наизусть. За те четыре года что она проработала в этой газетенке, а другой увы на острове просто нет! Она выучила на память все эти басни. Которые этот идиот произносит примерно раз в месяц.
            -Так как насчет премии, сеньор Рамирес? Я согласна даже снять свое имя под статьей-репортажем и поставить  - от редакции...
Сеньор Рамирес сделал вид что все это его страшно унизило и разозлило, и отвернулся к окну. За которым шумела наша столица, сорок тысяч жителей, Сан Себастьян де Ла Гомера, черт бы ее взял! Шумела негромко так, лениво, по провинциальному... Исабель знала - сейчас этот идиот прикидывает сколько дать ей премии, если будет мало, то пусть сам и пишет, а она наверное еще раз взвесит предложение о переходе на радио.
Отвернувшись от окна, сеньор Рамирес в свою очередь закурил «Слим Панателла», варварски откусив и выплюнув в урну кончик сигары, а не воспользовавшись хромированной гильотинкой скромно блестящей четыреста еуровым блеском на полочке, выдохнул густое облако дыма в потолок и хлопнув ладонью по пустынному и блестящему полировкой столу, провозгласил, глядя в упор на сеньориту Лазарте:
            -Я решил. Если вы найдете доказательства мистического или нематериально-физического воздействия на происшедшие события - получите премию в размере пятьсот еуро. Если это просто землетрясение, то увы... Согласны?
А куда денешься, этот мафиози сделал ей предложение от которого не возможно отказаться.
            -Согласна. Позвоните при мне в бухгалтерию и отдайте соответствующие распоряжение.
            -Вы мне не верите? -
сеньор Рамирес театрально закатил глаза и поднял высоко брови. В своем синем в мелкую полоску костюму, жирно растекшись в дорогом кресле, он действительно напоминал мелкого мафиози, еще эта сигара.
            -При чем тут верю не верю, вы завтра не дай бог умрете неизвестно от чего, ну и кому и как я буду доказывать об нашем с вами договоре, сеньор Рамирес? Звоните, звоните, а то время идет, надо найти еще этого голого танцора с палкой...
Сеньор Рамирес обиженно поднял трубку стационарного телефона, толстым пальцем окольцованным золотом с камнем голубого цвета ткнул в несколько кнопок. Включил громкость не дожидаясь напоминаний от этой наглой твари, и приказал:
            -Подготовьте договор с сеньоритой Лазарте - в случае обнаружения ею в происшедшем в Плайя Сантьяго потустороннего, ну всего не связанного с землетрясением, последующим написания репортажа и уложившись в два дня, премия пятьсот еуро. И мне на подпись...
Выключив телефон и бросив трубку, сеньор Рамирес поинтересовался:
            -Вы довольны сеньорита Лазарте? И запомните - два дня, сорок восемь часов и отсчет уже пошел...
            -Вполне. Я зайду через полчаса, подготовившись к поездке, что бы взять свою копию договора...
Что проорал ей во след этот жирный идиот, Исабель, не слышала, так как уже ворвалась в дамский туалет, пицца с грибами на обед под кока-колу все же не самое лучшая идея. Выйдя из кабинки и споласкивая руки, она критически осмотрела себя в зеркало. Двадцать семь конечно не дашь, от силы двадцать три, пышные черные локоны до плеч, миловидная чуть смуглая рожица и неожиданные голубые глаза, видать в роду были не только испанцы, на.., ну не нагло, а скажем - открыто и вызывающе смотрящие на мир. Яркие пухлые губы, ну и все остальное в порядке - высокая, подтянутая аэробикой и кружевным жестким бюзиком грудь под шелковой блузкой,  несильно широкие бедра и оттопыренная попка в джинсах в обтяжку длина до середины голени, даже в очень и очень порядке... Если даже там и нет магического, волшебного и потустороннего пополам с инопланетным, то этот длинноволосый дикарь с Чингаримы скакавший с палкой по улицам Плайя Сантьяго голышом, все равно расскажет так, как она его попросит... А вот трахаться она будет с тем, с кем сама захочет, то есть конечно не с длинноволосым уродом, ни разу в жизни не посетившим ни парикмахерскую, ни скорей всего душ...
           
Через час сеньорита Лазарте выезжала на своем «МиниКупер» за пригороды Сан Себастьяна и конечно де Ла Гомера. Куда же без них. В сумочке лежала копия договора, дигитальный фотоаппарат и скудные описания дикаря очевидцами списанные с ти-ви, эти придурки утверждали что ни один фотоаппарат не сработал, как они не старались запечатлеть его. Скорей всего от волнения нажимали не на те кнопки... Исабель легко вела «МиниКупер» по серпантину горной дороги, гудками распугивая встречных идиотов в автомобилях. Сверху светило голубое небо, сияло солнце, по склонам мелькающих слева и справа гор зеленела наша гомерская растительность и плантации под пластиковыми крышами. Исабель усмехнулась и прибавила звук у проигрывателя. Бразильская ламбада несла ее со скоростью семидесяти километров в час в сторону Плайя Сантьяго. Или правильней сказать к тому что там от него осталось.
По прямой от Сан Себастьян де Ла Гомера до Плайя Сантьяго было всего ничего, от силы километров двадцать, но эти самые двадцать километров были высокие и мало доступные горы, а потому шоссе вилось серпантином два с лишним часа. Сеньорита Лазарте родилась и выросла на Гран-Канарии, главном острове этого архипелага, Канарских островов. Конечно, и там дороги были сплошной серпантин, но они были проложены вдоль океана, и были гораздо более приятны. А тут... Исабель щелчком выкинула окурок в открытое окно и въехала в бывший город Плайя Сантьяго. Груды развалин лежали слева и справа вдоль улицы, впереди заголубел океан, Исабель выехала на главную и единственную площадь, правильней сказать площадочку, и запарковалась под деревьями рядом со скамейками обсаженными пенсионерами. Представитель местной власти, сержант гвардии локал решительно двинулся в ее сторону - площадь вся предназначалась для пешеходов, а тут такое грубое нарушение правил... Его решительные шаги становились все короче и короче, все нерешительней и нерешительней по мере приближения к автомобилю «МиниКупер» ярко-красного цвета, на ветровом стекле которого была укреплена табличка «Пресса» и за которым широко улыбалась такая красивая сеньорита... Подойдя вплотную к автомобильчику и склонившись к открытому окну, молоденький смуглый сержант сказал совсем не то, что собирался еще несколько минут назад:
-Могу ли я как-нибудь помочь такой красивой сеньорите?..
Сеньорита улыбнулась еще шире, потянулась всем своим телом, сержант лихорадочно облизнул губы, и ответила с придыханием:
            -Конечно, я нуждаюсь в вашей помощи, офицер...
Сержант приосанился, вспомнив своих предков явно кабальеро, а не крестьян, так как был тонок и элегантен, из под фуражки сбежала первая струйка пота, видимо у мальчика живое и испорченное воображение...
            -Конечно, присмотрите пожалуйста за моей машиной. что бы ее не повредило ваше землетрясение...
Хлопнула дверца, сеньорита покачивая бедрами и повиливая попкой обтянутой в джинсах, Исабель точно знала как она выглядит сзади, направилась по своим делам, а сержант смотрел и смотрел ей вослед, воспаленное воображение, видимо солнце, рисовало ему различнейшие картины...
            Через три часа Исабель сидела в импровизированном - пластмассовые столики под пляжными зонтиками, вместо баровой стойки нараспашку открытая задняя дверца микроавтобуса, баре и пила коку-колу, чуть теплую и без льда, но за цену в два раза превышающую в нормальном баре и не в разрушенном городе.
            -Почему так дорого? -
поинтересовалась она у официанта, пронырливого и плутоватого парня лет двадцати, стремительно и ловко обслуживающего многочисленных посетителей.
            -Разве это дорого? Это просто надбавка за романтику и полевые условия, сеньорита. Не хотите лимон?
            -За отдельную плату? -
съиронизировала сеньорита.
            -Конечно, всего лишь одно еуро за тонюсенький ломтик, сеньорита. Но зато вам все это, -
официант-философ-романтик обвел окружающие их развалины и голубеющий за каменистым пляжем океан, рукою.
-Все это запомнится на всю жизнь, -
и ринулся обслуживать офицеров гвардии цивил. Исабель усмехнулась - шакалы всегда прибегают первыми, шакалы и журналисты, достала мобильный телефон и натюкала номер сеньора Рамиреса.
            -Сеньор Рамирес. Разрешите доложить - мною опрошено двадцать два свидетеля из числа местных жителей и приезжих туристов. Все как один утверждают одно и тоже - землетрясение вызвано диким танцем неизвестного голого длинноволосого субъекта, который после произведенных разрушений в сопровождении молодой сеньориты и нагруженный дарами и пожертвованиями от благодарного хозяина сохранившегося супермаркета отбыл на местном такси не на небо, а в сторону Чингаримы. Таксист был так проникнут торжеством момента, что сам лично перенес все приношения хозяина супермаркета сквозь ворота в воде по пояс, не взяв с неизвестного длинноволосого субъекта ни одного цента. Этот таксист очень горд тем, что этот неизвестный воспользовался его машиной, а не какой-либо другой и доверил ему перенести эти дары по воде. Этот таксист и все опрошенные мною, включая и туристов, просто суеверные дикари. По-видимому они подумывают о создание культа голого пляшущего длинноволосого, а синий бубен будет первой местной реликвией в этом храме. Дальнейшие действия - собираюсь проникнуться местным духом и отправиться на поклонение в сторону Чингаримы, что бы стать верным адептом нового культа. По крайней мере на период сбора информации с целью написания репортажа. У меня все...
В трубке несколько минут было тихо, затем раздалось осторожное покашливание, ну а потом голос сеньора Рамиреса пробился:
            -Сеньорита Лазарте, вам там не напекло голову?
            -Нет, я пью кока-колу по цене пять еуро за маленький стакан и собираюсь включить цену за эти теплые помои в служебные расходы. Оплатите, сеньор Рамирес?
            -Знаете что, сеньорита Лазарте, поезжайте на Чингариму и поговорите с этим... предметом нарождающегося культа. И помните, у вас на все есть сорок восемь часов, из которых вы уже истратили шесть. Всего хорошего...
И гудки. Голову напекло, это тебе напекло, идиот жирный... Ну что же, придется ехать на Чингариму, она и сама собиралась туда...
Солнце пекло и сквозь полосатую ткань зонта, океан блестел серебристым по голубому, пыль кружилась над грудами развалин по которым бродили в ярких жилетах и строительных касках спасатели, за соседним столиком сидел офицер гвардии цивил со знакомым лицом наполовину закрытым черными очками. Исабель сняла собственные солнцезащитные очки и пристально вгляделась в офицера с интеллигентным лицом - интересно, и где же она видела это интеллигентное лицо с такими придающими индивидуальность черными очками... Черт... Ну да, это же офицер в ти-ви, как его, сеньор Макалес? нет, сеньор Масалес Ибанес по-моему... Исабель прихватила стакан с остатками теплых помоев, диктофон, телефон, сигареты, зажигалку, придерживая локтем висящую на плече сумочку, решительно перебралась за соседний столик, даже не спросив разрешения у сеньора офицера. Предупреждая какие-либо возражения и устраняя какие-либо недоразумения - еще примет за востановительницу разрушенного дома торгующую собственным телом, широко и мило улыбнулась, и представилась:
            -Сеньорита Исабель Лазарте, «Либре Гомера де ел Периодико». Я видела вас в ти-ви, сеньор Масалес Ибанес если не ошибаюсь?..
Сеньор Масалес Ибанес расплылся в еще более широкой и милой улыбке, и склонил голову украшенную черными очками и фуражкой с золотой кокардой:
            -Да, сеньорита Лазарте, это я. Чем могу служить?
            -Не могли бы вы вытрясти с этого плута, -
небрежный кивок в сторону шныряющего между столиками официанта.
            -Нетеплую кока-колу.
Сеньор Масалес Ибанес усмехнулся:
            -Это невозможно. Мы живем в демократическом обществе и закона запрещающего продавать теплую кока-колу не существует. Если бы мы жили в недемократическом обществе, то я естественно воспользовался бы своим социальным статусом офицера гвардии цивил...
            -Интересно, сеньор Масалес Ибанес, вы всегда такой правильный или только когда хотите понравиться девушке? -
невинно поинтересовалась Исабель и склонив головку на бок, чуть прикусила верхнею губку. Этот болван в форме пожал плечами и ответил, вот идиот:
            -Всегда когда я в форме и при исполнении служебных обязанностей. Если вы хотите взять у меня интервью, давайте встретимся скажем завтра вечером в Сан Себастьяне, я угощу вас холодной кока-колой, я буду без формы и вне службы...
Идиот, но умный и красивый, черт бы его побрал, ну да ладно, до завтра еще времени много, там будет видно...
            -Я согласна, вот мой телефон, -
Исабель достала из сумочки визитку и положила ее на стол.
-Позвоните мне завтра скажем в часов так шесть, нет лучше в семь и скажите куда я должна буду явиться. А сейчас без записи и не для газеты только один вопрос. Который интересует лично меня, что вы можете сказать, ну свое личное мнение по поводу всего этого случившегося, -
снова кивок головкой, да она просто неотразима, вот ведь черт меня возьми, какие журналистки у нас на острове имеются... Сеньор Масалес Ибанес осмотрел пыльные развалины еще один раз, секунду помедлил, и ровным, хорошо поставленным голосом, как на лекции, начал отвечать:
            -Передо мною на столе лежит диктофон, но не старого образца с магнитофонной кассетой, а электронный, практически маленький компьютер...
Глаза у Исабель стали больше солнцезащитных очков, а рот некрасиво раскрылся почти во всю, но этот идиот, дева Мария, какой идиот! невозмутимо продолжал:
            -А потому я считаю, что у этого пока нам, полиции, неизвестного длинноволосого хулигана, голым плясавшего в общественном месте и запугивающего суеверное население, был всего лишь в руке сейсмограф, но не старого образца - огромный круглый размером с приличную суповую тарелку, а точно как ваш диктофон, который я подозреваю, вы все же включили и он усиленно записывает все сказанное мною. Но я высказал собственную точку зрения на происшедшее, так как не уполномочен говорить от имени гвардии цивил.
Он точно идиот и я ему сейчас это докажу, этому идиоту, но как он держится и каков красавчик, настоящий мачо искренне считающий что журналистика должна принадлежать мужчинам:
            -Раз вы так здорово во всем разбираетесь, сеньор Масалес Ибанес, то ответьте еще на один вопрос. Но ответьте не мне и моему неработающему диктофону, а самому себе. Если этот голый хулиган имел сейсмограф и посматривая на него, как я понимаю своими куриными женскими мозгами, видел показанный каким-то образом на дисплее толчок землетрясения, то он подпрыгивал именно в этот момент и стучал в свой синий бубен. Вгоняя местное суеверное население в страх и ужас, так как во время его прыжков падали дома. В таком случае этот хулиган был тоже более современный, чем вы, сеньор Масалес Ибанес, так как в одной руке он сжимал сейсмограф, в другой бубен, а вот в третьей палку, которой колотил в свой синий бубен. Вопрос для офицера гвардии цивил - возможен ли вариант с тремя руками. Ответ дадите мне завтра, сеньор Масалес Ибанес, буду ждать звонка.
Исабель подвинула еще ближе к рукам сеньора Масалес Ибанес свою визитку и встала с пластмассового кресла.
            -Ола!
            -Ола, -
смущенно пробормотал сеньор Масалес Ибанес, раньше видимо не задумавшийся о наличие двух рук и трех предметов у этого голого длинноволосого хулигана. Черт меня возьми, ну не может же человек вызвать землетрясение, это противоречит законам физики, и вообще просто ерунда... Только суеверные дикари могут в это поверить... Сеньор Масалес Ибанес смотрел во след сеньорите Лазарте и размышлял не об ее достоинствах, и не о поимке неизвестного хулигана - с этим легко справится полиция локал, а об трех предметах, двух рук и местном суеверии, которого он, хвала Иисусу, не имел...

            Сеньорита Лазарте ехала в сторону Чингаримы не спеша, торопиться не нужно, нужно хорошенько все продумать, продумать линию поведения, как наилучшим образом вытащить из этого волосатого любителя танцевать голым интересный материал. Но как Исабель не тянула время, все же пять километров невозможно проехать медленней чем за двадцать минут. Это уже и так рекорд медлительности, можно смело записывать в книгу рекордов Гиннеса... Исабель придумала простенький вариант, но который должен сработать на все сто. С учетом психологи этих идиотов, играющих в немодные игры шестидесятых годов, и конечно бряканье на струнах мужской души голыми сиськами новенькой женщины. Все они одинаковы, хоть мачо из гвардии цивил, хоть укуренные хипари-растаманы.
            Запарковав свой «МиниКупер» на малюсенькой площадке между кустами и помойными ящиками, из которых кстати так гнусно несло, в бухте Плайя дел Медио, Исабель тщательно завернула в полиэтиленовый пакет все свое журналистское снаряжение, перетянув сверток шнурком снятого с мобильного телефона, а сверток положила в сумочку. Оставив туфли в автомобиле, она двинулась босиком по раскаленным камням пляжа.
            Слева грохотали волны океана, справа возвышалась в голубое небо скала, впереди скала плавно сбегала к океану и образовывала естественные ворота, за тысячелетия промытые волнами. Эти самые волны с гулом набегая обрушивались на камни, разбиваясь в мелкие брызги и ручейками стекали среди валунов назад, в океан. Между камнями валялся во множестве мусор оставленный людьми - пластмассовые бутылки из под прохладительных напитков, обрывки бумаги, одноразовая посуда, использованные гандоны, во множестве окурки, смятые и расплющенные банки из под пива, сломанный зонтик...  Солнце светило прямо в спину Исабель, кричали чайки, по волнам прогрохотал катамаран  «Garajonay Expres», спеша довезти туристов и местных жителей до разрушенного Плайя Сантьяго и дальше, до Валле Гран Рей... Внезапно Исабель стало холодно, хотя вечернее солнце западающее за скалы пекло на совесть, да и под ногами камни были раскалены, но видимо холодок от океана и предстоящее купание делали свое дело. Поправив сумочку, она подождала когда отхлынет очередная волна и решительно вошла в океан, воды было от силы по колено, надо лечь, что бы намокнуть, Исабель на секунду замешкалась, решая лечь на спину или на живот, и решилась лечь на живот. Присев на корточки и упершись руками в скользкое каменистое дно маленькой бухты, она внезапно передумала и решила все же лечь на спину.  Подняв глаза, Исабель увидела огромнейшую, ей показалось из положения на корточках, высотою в несколько этажей, волну, которая с ревом, грохотом и блеском стремительно летела, накатывалась на нее... Широко открыв рот, Исабель приготовилась визжать, но тяжелая и мокрая огромная стена волны обрушилась, смяла и изо всех сил ударила об скалу сеньориту Лазарте...
            Солнце падая за скалы, блеснуло закатными лучами на красной лакировке «МиниКупере», сиротливо запаркованном возле помойных ящиков.


6.

           
             ...До Чингаримы их довез пожилой таксист. Интересно, а молодые таксисты в Плайя Сантьяго вообще бывают? Или они, эти пожилые, умудренные жизнью, все повидавшие и познавшие сразу рождаются пятидесятипятилетними? Или просто в молодости они были идейными революционерами, контрабандистами гашиша, наемниками воюющими в Африке, авантюристами пытавшиеся стать миллиардерами, президентами или хотя бы стоматологами?.. Кто знает, но молодых таксистов Апач на Гомере не видел. До Чингаримы его с Емиль и битком набитым привезенной жертвой хозяином супермаркета багажником, довез пожилой таксист. Довез, помог перенести жертвоприношения сквозь ворота и категорически отказался от какой-либо платы. Заглядывая в глаза Апачу, как-то снизу и сбоку что ли, таксист этот бормотал что-то совсем непонятное, мол и отец его помнит Апача, и дед, когда был молодой, встречался с Апачем на пустынных пляжах Гомеры, и не гоже простому таксисту брать плату с такого... человека как Апач, достаточно и того, что он, таксист, удостоен такой большой чести, как довезти такого... человека и помочь тому перенести продукты подаренные хозяином супермеркадо... Большая честь, сеньоро, огромная, я могу идти?.. И снова какое-то заглядывание в глаза, как-то сбоку и снизу...
            Апач чувствовал себя полностью выжатым. Его злость улеглась, и ему даже было немного жалко вроде бы ни в чем не виновных людей, чьи дома легли прахом и грудами строительного мусора, может быть и правда они не в чем ни виновны, но ведь гвардия цивил не с Луны прилетела делать свои черные дела, это же чьи-то сыновья, мужья, братья... А значит за родственников своих отвечать надо, неужели нельзя было сказать - Педро, Хосе, Карлос, ты совсем не прав, ни по закону юридическому, ни по закону человеческому, ни по закону божьему, сжигая и уничтожая чужое имущество и прогоняя невинных жителей Чингаримы, хипов и пипл андеграунд... Ну а они-то, братья, жены, отцы-матери, дяди-тети, такого и не говорили, им всем было по барабану... синему? Да, синему, вот и пришел, точнее сказать прилетел вначале, а потом и приплыл на катамаране фирмы «Garajonay Expres» прямиком с Алтая почти такой всеобщий Секир Башка, весь вечер на манеже проездом вечерней лошадью из Парижа в Шепетовку народный умелец, шаман по приколу, Кыздым Секир Башка... Вот и накамлал я вам чуток, дай бог что б жертв не было, а может это просто глюки и землетрясение, ноги-то у меня подрагивали и яйца тряслись...
            -Ты что бормочешь, Апач, бормочешь опять на своем ирокезом, тебе лучше поспать надо, -
в темноте палатки, прямо по левому боку, раздался жаркий шепот. А это кто, а это что, чье-то незнакомое женское тело... Это наверное Емиль, а че это она залезла ко мне в палатку, неужели я герлу уболтал, ну ни хрена мать моя, не помню...
            Соскальзывая в липкую темноту сна, Апач какими-то кусками, как под огнем фотовспышки, видел то отчетливо, то смутно картины прошедшего дня и вечера, рушащиеся дома и качающиеся груди Емиль перед своим лицом, ее теплые губы везде на своем теле и столбы фонтанов воды бьющие в небо, таксист с дедом что помнит его еще в своей молодости и сладостную боль оргазма выворачивающего почти наизнанку...
                       
            Утром Емиль заглянула Апачу прямо в глаза, щекоча лицо гривой своих дредов, заглянула и шепотом, от которого прик вставал снова как стальной, ну будто и не было бешенного вечера и нежной ночи, шепотом сообщила:
            -Я тебя индеец узкоглазый, люблю, ай лаф ю...
Апач закрыл глаза в согласие, прик хоть и дымился пароходной трубой, но сил начинать не было, если герла хочет, то я к вашим услугам, но попрошу не будить...
            Через полчаса, оставив растерзанную жертву досыпать в палатке, наспех поставленную вечером прямо на пляже, Емиль вылезла готовить завтрак или обед, кто его знает, сколько там сейчас времени. Жертва прикрыв глаза попыталась провалиться в сон, но тот не шел и пришлось вылезать наружу. И снаружи было ништяк - солнце ослепительное и горячее на голубом линялом небе, океан отдающий лазурью что ли, волны бились об камни, везде валялись остатки посещения Чингаримы гвардией цивил. Дым уже улегся, все что могло гореть давно сгорело, и только разорванное, растоптанное, разломанное и разрезанное в большом количестве валялось в массовом беспорядке между кустами и валунами. Да, мусора не меньше чем в Плайя Сантьяго, убирать и убирать, но сначала искупаться, да и позавтракать надо...
 
Волны бились об берег и разбивались, с шипением убегая между камнями назад, что б снова и снова разбиться об камни. Апач лежал на песочке, подложив под голову камень, щурился от слепящего с голубого выцветшего неба солнца, и лениво наблюдал за хлопочущей в разгромленной кухне-пещере Емиль. Герла пыталась приготовить ужин на разбитом вдребезги очаге из продуктов пожертвованных хозяином супермаркета. Получалось с трудом, очаг страшно дымил, котелок норовил соскользнуть с камней и погнутой решетки, соскользнуть и опрокинуться, оставив голодными единственных обитателей Чингаримы.
            -Апач, помоги пожалуйста, уже ни каких сил нет, -
взмолилась Емиль, задавив свой феминизм и женскую гордость. Апач лениво встал и побрел в сторону пещеры, на голом теле еще виднелись не до конца смытые следы боевой раскраски, а на осунувшемся лице отблески пережитого. Пережитого и совершенного, видимо вызывать землетрясения все же не так легко, как виднелось ей из-под дерева... Емиль улыбнулась воспоминаниям, хотя как раз тогда ей было совсем не до улыбок, и заглянула в лицо подошедшего Апача:
            -Тебе уже легче? Я так волновалась за тебя...
Извечные женские волнения за мужчин. Апач махнул хайрами - мол все ништяк, и взялся за очаг. Через несколько минут огонь горел, котелок не падал, рис варился, и вообще жизня была хороша и жить было хорошо. Емиль отступив чуть в сторону, что бы не мешать Апачу в приведение очага в порядок, стояла и улыбалась. Мы тут как в раю, Адам и Ева, Апач и Емиль, оба голые, одни, и змей не приползет...
            -Мы с тобою Апач, как Адам с Евой...
            -Ага, голышом, на одни и те же буквы именуемся. А змей где? -
мгновенно отреагировал хипарь и освобождая место у очага для женщины, уселся на остаток каменной лавки и стал скручивать джойнт.
            -А зачем нам змей, понятия греха отсутствует для нас с тобою... Мне с тобой хорошо. И вообще - змей не грех принес, а понятие добра и зла, ну а этому нас тоже учить не надо, так ведь?
            -Угу...
Апач лениво курил джойнт, передавал его Емиль, получал джойнт назад, и вновь выпускал клубы дыма в чистую солнечную атмосферу Чингаримы, рассматривая волны и горизонт. Мысли так же лениво ползли с одного на другое - разрушенный город, поездка сюда на такси, таксист помог перенести полученное сквозь ворота, отказ таксиста от какой-либо платы и попытки его, таксиста, поцеловать ему, Апачу, руку, набросившаяся на него Емиль, фактически изнасилование герлушкой его обессиленного после шаманства...
Мысли спугнула Емиль:
            -Апач, а это все там... ну в Плайя Сантьяго... это ты сделал? Это же так не бывает, это же невозможно... Ну скажи, мой медициан мэн.
            -Да само попадало, я че, я ни че, они настроили халтурно, на соплях, а теперь на меня валить будут...
            -Слушай, а тебя же обвинить могут! И ловить начнут, а?! Престань улыбаться, Апач, я серьезно спрашиваю!.. Тебя же схватить могут, Апач...
            -Не боись, все будет в порядке, мы если захотим, то от них уплывем, да и вообще - там само попадало, я просто подурачился, ну морду-яйца разрисовал, попрыгал и по пластмаске постучал, а падать само стало, так что ни кто меня хватать не будет, и вообще - кормить меня сегодня будут или нет? Я от вчерашнего знаешь как проголодался, как зверь!
Емиль еще раз попробовала рис - готово, разложила по гнутым алюминиевым мискам, полила соевым соусом, посыпала специями-перцем и:
            -Буено апетито, Апач...
            -Буено, буено.
Ели неторопливо, в тишине разбивающихся об камни берега волн, смотря то друг на друга и вспоминая, вчерашний вечер, ночь и сегодняшнее утро, то на океан и размышляя об прошедшем и будущем... Емиль далеко не заглядывала, ей было с этим индейцем из России хорошо, надежно и сладко, она его любила, а остальное ерунда. Апач тоже не заморачивался - герла есть, солнце светит, океан имеется, жратвы-травы-пива навалом, жизнь хороша и жить хорошо...

Он сидел на камне и лениво смотрел на волны набегающие на берег. Волны набегали, вырастая на глазах до метра, наверное прилив, с силой ударялись об камни, большие, средние и маленькие, во множестве разбросанных тут и там по всему берегу, ударившись - разбивались в мелкие ручейки, сбегающие назад в океан... Круговорот воды в природе... Он оторвал взгляд от волн, хотел бросить взгляд через плечо, поинтересоваться Емилькой, чем занята, не нужна ли помощь герле или немного внимания, на много не было сил, как увидел бредущего по колено в волнах сквозь ворота в скале незнакомого ему цивила нагруженного как верблюд. Следом еще один, переждав волну, пробежал сквозь природные ворота, волоча и на спине, и в руках бег и какие-то сумки, следом еще, и еще, и еще... Они что, тут пикник решили устроить, герл нет, наверно клуб мужской дружбы, гомики-туристы... Незнакомцы не выливая воды из обуви, человек пять-шесть, да, шесть незнакомых рож, двинулись к Апачу, а может к туристической тропе, ведущей в глубь острова, что начиналась прямо от пляжа Чингаримы. Эти придурки, одетые в шорты и футболку, на ногах кроссовки, совсем не туристы, совсем какие-то, впереди решительно шагал невысокий коренастый с бритой на лысо башкой. Апачу фигура эта была как-то в подсознанье знакома, по-моему он встречал эту фигуру уже, встречал на своем жизненном пути, но вот где? вот вопрос... Чуть прищурив глаза, он с интересом следил за этим клубом собравшимся неизвестно куда.
Цивилы числом в шесть рож, приблизившись к Апачу на метр примерно, вдруг стали валиться на камни пляжа, прямо на колени, бросая сумки и сбрасывая с плеч рюкзаки. У Апача глаза полезли на лоб, все же такое не каждый день увидишь, все же такое... Первый повалившийся на колени, крепыш со знакомой ему, в подсознанье, фигурой, протянув руки к Апачу и задрав лицо залитое водой, наверное волна захлестнула, что-то заголосил на  испанском. Апач въехал - это же местные, вон как загорелые-смуглые, и морды местные, и вообще... Че это он про детей плачет, не пойму я что-то, причем тут дети и я, он что меня, с кем-то перепутал?.. Сзади ойкнула Емилька, ойкнула и дотронувшись до плеча Апача горячей рукою, по телу сразу пробежала такая клевая волна, спросила:
-А что это они, Апач?..
            -А черт их знает, почему-то просит за детей своих...
Прислушавшись к крепышу, которого без очереди перебивали остальные, тоже валяющиеся на коленях и тоже тянущие к нему свои смуглые руки, Апач наконец-то въехал. Да это же полисы, что тут вчера гуляли, палатки резали и вещи жгли, этот урод коротконогий с широкими плечами с топором был и в рабочем, а сейчас что они?.. Сейчас же эта гвардия цивил, уроды факаные, просят прощения, просят принять в замен уничтоженного ими эту малость - указ руками на рюкзаки и сумки, и главное успокоиться и не гневаться, пожалеть их семьи и детей, так как они не живут в Плайя Сантьяго, а в других городках и деревушках, и очень и очень не хотели бы, что бы он, Апач, добрел со своим синим барабаном и к ним...
            -Поняла, Емиль, как меня зауважали? -
поинтересовался Апач у герлы на английском. Та стояла голышом за спиною у него, прижав руки к щекам и не сводила вытаращенных глаз со всего происходящего. Отвечать не стала, так как не знала, что на это сказать. Апач перешел на испанский:
            -Несите все на кухню. И соберите весь мусор который вы вчера сделали, все что порезали, поломали. Пожгли. Соберите и отнесите на Плайя дел Медио, в мусорные ящики. Тогда я посмотрю - прощать вас или нет. А что вас только шестеро? Вчера вас было на одного больше, где этот, ваш офицер?
            -Сеньор Масалес Ибанес сказал что не верит в вашу силу, сказал что это было землетрясение вызванное природными силами... Извините сеньор, это он сказал..., -
пробормотал стоя на коленях какой-то полис из задних рядов. Апач пренебрежительно махнул рукою - мол черт с ним, и сказал:
            -Приступайте, начните с кухни, поправьте там скамьи и очаг.
Полисы вскочив с коленей и подхватив принесенное, рьяно ринулись наводить порядок. На этот раз в прямом смысле.

Апач и Емиль сидели спиною к океану, с удобством опершись спинами на камни и ели виноград. Как сказал полис, вытащивший из сумки эти килограмм десять в полиэтиленовом мешке винограда, домашний. Виноград и правда был ништяк, крупный, спелый. А перед ними разворачивалось действие, совершенно непривычное глазу - вчера эти уроды резали, топтали, рвали, ломали и жгли чужие вещи, вещи людей виновных с их точки зрения лишь в том, что жили на пляже, на диком пляже ни кому не мешая... А вот сегодня эти же самые полисы собирали, стаскивали, сгребали все разорванное, растерзанное, растоптанное, сожженное ими, собирали-стаскивали и относили в соседнею бухту. Сверху светило горячее солнце, склоняясь к скалам, океан шумел разбивая волны об камни берега, полисы таскали мусор. Емиль отщипнув крупную виноградину, спросила у Апача:
-Они дикие, суеверные или ты их запугал? Я не понимаю...
-Я сам не понимаю, ну поплясал чуток, попрыгал голышом, постучал в барабан... синий, а они... Наверное дикие.
-Апач, может это правда ты...
-Конечно я, а кто же, можешь вот за ногу потрогать... Или не за ногу.
-Я серьезно спрашиваю, может это все же ты город поломал, а? -
Емиль серьезно смотрела прямо в узкие темные глаза Апача, черт его знает, этого индейца из России, может он и правда медициан...
            -Апач, ты... ты медициан? -
у Емиль перехватило горло. А этот ирокез любимый лишь плечами пожимает!..
            - Емиль, дед у меня был учеником шамана... Потом большевички шамана в лагерь и деда тоже...
            -В какой лагерь?
            -Ну не в скаутский конечно, в тюрьму и деда, и шамана, и еще многих других остальных...
Емиль помолчала, переваривая информацию, посмотрела то на суетящихся между камней полисов, то на Апача, и поинтересовалась:
            -А за что в тюрьму?
            -Наверное что бы не камлали, и Кремль большевикам не сломали...
Емиль погрузилась в свои мысли, дикая страна, где людей могут посадить в тюрьму за то что ты шаман или ученик шамана, это же надо...
            А Апач размышлял не над судьбою деда, а совсем над другими вещами. От мыслей отвлекла Емиль.
            -А твой дед тебя учил... шаману.. шаманом быть?
            -Не, я деда не застал в живых, ну когда я родился, он уже не жил, помер. Так что я ни чему не учился. Ну если конечно не считать в школе.
            -Это не считается, Апач, я имею подозрение...
Ох уж этот английский, нет что бы проще герле сказать - я подозреваю, так нет же, выкрутасы через жопу.
            -... имею подозрение что ты медициан... Такой природный...
            -Не заморачивайся, Емилька, дай поцелую, не бери в голову, ни какой я не медициан-шаман, просто так получилось, ну может я еще чувствовал, на подсознание, что сейчас трясти начнет. Вот и запрыгал в такт...
            -А почему ты грибы стал есть? -
Емиль требовательно смотрела своими глазищами прямо в душу Апачу.
            -Почему-почему, ну что бы обострить это самое чувство. Ну что бы точней чуять, как трясти начнет... Понятно?
            -Нет. Ты же сначала начал есть, а трясти стало потом, после начала твоих плясок и камланья, а совсем не наоборот.
            -Ну я видимо как те рыбки в Японии, нюхом учуял мол пора жрать, сейчас трясти начнет, Емиль, может ну его, город уже поломан, ну рухнул, так что тереть?..
            -Я хочу понять, Апач, кто ты...
Апач рассмеялся:
            -Емилька, герла моя любимая, да я сам не всегда знаю, кто я, где я и зачем тут я. А ты хочешь вот так вот сразу и понять. Давай лучше виноград есть и за придурками наблюдать.
            -Давай, -
тихо согласилась Емиль, но явно имея собственное мнение по всему происходящему.
            Полисы таскали мусор в соседнею бухту, пробегая в воротах между волнами уже по грудь, пробегая мимо Апач и Емиль, непроизвольно кланялись им и заискивающе улыбались, видать боялись разгневать этого... человека... И дед таксиста его помнит, да и у некоторых полисов отцы и деды тоже помнят этого узкоглазого длинноволосого со смуглым индейским лицом... человека, помнят его в восьмидесятые годы, в семидесятые, в шестидесятые, а старый сеньор Ромарес, дед коротконого любителя поработать топором, помнит даже в пятидесятых годах этого... человека... И все так же выглядит, не стареет, и нельзя его трогать, иначе будет беда... А глупый и заносчивый сеньор Масалес Ибанес, не верящий в силу этого человека и объявивший, что он не суеверен, со своим высшим образованием еще наплачется, еще пожалеет о своей гордыне, будет еще молить и просить, а будет поздно... Будет поздно... Поздно...

            Ночь упала на Чингариму как всегда внезапно и неожиданно, только что солнце закатилось за гору, только что полисы закончили относить мусор и еще раз слезно попросили Апача о милости, ну и конечно получили ее, он что, изверг что ли... Полисы исчезли в промытых за тысячелетия воротах, волны доходили им до макушек, но они спешили. И тут как раз внезапно и неожиданно упала ночь. Стало темно, не луны, ни звезд, ни огонька в горах, только в исправленном очаге трепещет языками пламени костерок, на котором вот-вот дойдет кофе в итальянской закопченной кофеварке.
            Апач и Емиль сидели на циновке. То же принесенной заботливыми полисами, тесно прижавшись друг к другу, переплетясь руками и ногами, закутавшись в одно одеяло и уставившись на трепещущее пламя. Пламя трепетало, кофе булькало, за спинами бились волны об камень берега, норовя или грозя оторвать пляж и унести его к черту на рога или в другие лучшие края... Где нет полисов, цивилов, проблем... Где есть любовь, мир, спокойствие... Интересно, а есть такие места еще на шарике или цивилы все уже засрали?...
            -Я думаю есть, Апач... И я думаю что ты все таки медициан... Такой природный медициан... Ну в деда своего, как ты его называл по имени - Шалан что ли... Странное имя, наверное это имя твоего народа, да, Апач?..
            -Сама ты Шалан, Емилька... По вашему западному медициан, а по нашему, ну по-русски - шаман. Это должность такая, чертей прогонять, хороших духов вызвать. Болезни лечить, об хавчике заботиться... Понятно?..
            -Понятно...
Емиль и Апач помолчали, затем хипарь прислушавшись к бульканью, высунул из-под одеяла и клубка рук-ног одну конечность, и сняв кофеварку с огня, налил кипящий напиток в чашки, тоже принесенные полисами взамен растоптанных кружек. Затем подбросил в огонь еще несколько веток и спрятал руку в тепло под одеяло и в клубок конечностей. Емиль положила голову на плечо Апачу, идиллия. Романтика, может обосаться от умиления. А может ну его, лучше прогуляться к океану...
            -Я отскочу к воде, Емилька.
            -Только не утони... Тебя даже нельзя назвать ласково, Апач и все, мой медициан мэн...
Апач оставил одеяло герле, вскочил на слегка затекшие ноги и двинулся навстречу рокоту волн. Был пик прилива. Волны высотою с пару метров неизвестно на что разозлившись, выбегали из темноты и с разбегу, с размаху, со всего не могу разбивались вдребезги, в мелкую соленую пыль, в капли. В хрен знает что, и убегали мелкими ручейками... Убегали назад, грохотали камни, приносимые и уносимые волнами, океан казался рассерженным или мягче и точней сказать, возбужденным неизвестно на что или кем... Океан хотел разбить, смыть, растворить Чингариму, унести ее с собой. Неизвестно куда... Над взъерошенной поверхностью, чуть угадываемой в темноте, появилась первая звезда, далекая, синяя, маленькая... Апач стоял на само краю прилива, к его ступням вода подкатывалась уже сиренная, ласкаясь, как бы прося прощения за грохот производимый океаном, чуть слышно журчала струя, вливаясь в огромную массу океана, жить становилось все легче и легче... Присев и дождавшись чуть большой волны, омывшей его ступни, хипарь подхватил океан в горсть и сполоснул прик... Гигиена превыше всего, впереди бессонная ночь, Емилька молодая и неутомимая... Повезло с герлой, что и ни говори. Где еще такую рыжую и зеленоглазую отыщешь, ни где... Апач выпрямился и собрался уже возвращаться на кухню, как услышал какой-то посторонний звук, совершенно не вписывающийся в общую симфонию звуков - грохот разбивающихся об берег волн, шум воды, стук камней... Он прислушался - наверное показалось, и вдруг услышал этот звук снова, что-то на вроде сдавленного крика, крика-хрипа что ли, как будто кто-то давится или сдавленно пытается кричать что ли.. Апач весь напрягся, повернул голову ухом к океану, пытаясь определить - был звук или все же показалось, а и если был, то в каком направлении, по какому азимуту... Внезапно крик-хрип раздался почти рядом, в метрах трех и Апач увидел на гребне волны какой-то круглый предмет, от которого и слышалось это сдавленное - а-а-а-а... Не раздумывая, он поднырнул под набегающую на берег волну, вытянув вперед руки и сразу вынырнул, оттолкнувшись от каменистого дна, заваленного различного размера булыжниками и валунами. Апач оказался в ложбине между волнами, а на гребне той, ближней к берегу, увидел чью-то бошку и белые руки, вцепившиеся в неизвестно что, но тоже белое... Хапнув как надо ночного воздуха, он вновь нырнул под волну, ухватил за скользкие ноги неизвестно кого, и оттолкнувшись от дна, подгоняемый волною, выбежал, спотыкаясь и расшибая голени об каменюки, выбежал на берег, сжимая бьющееся у него в объятьях чье-то мокрое холодное тело... Наверное русалку ухватил, хотя у русалок хвост, а не ноги и волосы между ними... Неизвестная вырывалась, как будто хотела назад в океан, в свою родную стихия, не отпускала огромную пластмассовую канистру, колотя ею Апача, мать ее фак в ухо, прорычал хипарь отплевываясь от воды и сжимая еще крепче бьющееся как будто в агонии тело. От кухни испуганно закричала Емиль:
            -Апач, что случилось, ты где, что с тобой?!
            -Да все ништяк, я тут утопленницу поймал, а она на берег не хочет... Вырывается тварь мокрая...
            -Ты опять шутишь, Апач?
            -Да какие тут шутки, утопленница мне по голове заехала, канистрой!.. -
проорал хипарь, оттаскивая внезапно отяжелевшее тело подальше от океана. Фу, чуть сам не утоп, блин, надо было по репе дать, что б легче спасать было... Апач повалился на теплые нагревшиеся за день камни, бросив рядом голое тело. Подбежала светя фонариком, Емиль и присела около него:
            -Ты как? Жив?
            -Главное на месте... А ноги не считаются...
            -Что главное? -
не поняла Емиль.
            -Как что? Яйца целы...
            -Да ну тебя, я серьезно...
            -Так и я серьезно, разве я тебе без них нужен буду? А?
            -Прекрати...
            -Так это правда жизни, и ни чего тут такого нет. Лучше посмотри на утопленницу, вот ведь дела - ссать пошел, а бабу поймал, пардон, сеньориту...
Емиль направила луч фонарика на лицо спасенной - белое, без единой капельки крови, лицо казалось принадлежит мертвой, но высоко вздымающаяся грудь, не меньших размеров чем у нее, говорили о другом - жива. Емиль быстро принесла из кухни бутыль с водою, поднесла пластик канистры к губам неизвестной и осторожно наклонила, вода тонкой струйкой полилась на белые воспаленные губы. Неизвестная несколько раз глотнула, судорожно подняла руки к канистре и вцепилась в нее. Вода полилась ручьем, неизвестная давилась глотая огромными глотками, норовя выпить всю воду. Апач и Емиль с трудом отняли бутыль, бывшая утопленница перевернулась на живот и ее вырвало, долго и мучительно... Затем неизвестная села на свой голый зад, протянула руки к бутыли и жестами попросила об воде. Емиль помогла ей напиться, на этот раз спасенная пила осторожно, не жадничая, и выпила совсем немного. Напившись, оттерла губы ладонью, и пробормотала чуть слышно:
            -Грацияс... Мучас грацияс, амиго...


7.


              Сеньор Масалес Ибанес возвращался в Сан Себастьян. Все что он увидел в разрушенном Плайя Сантьяго, услышал от специалистов и экспертов, только подтвердило его теорию. Сеньор Масалес Ибанес не был дикарем и в пляски под стук синего барабана, кстати который неизвестно куда делся, он не поверил сразу. Все гораздо проще и прозаичней, как бы не хотелось всем этим писакам от газет. Землетрясение и точка. А этот прыгающий без одежды неизвестный, которого все местные категорически отказались описывать, вот ведь дикари суеверные, а туристы описывали все совершенно по разному, или просто воспользовался совпадением или как он сказал этой симпатичной журналистке, имел небольшой такой электронный барометр, ну или еще какой-нибудь прибор, показывающий толчки...
            Встречная машина пронеслась мимо в опасной близости, сеньор Масалес Ибанес, Эдмундо как его называли близкие друзья и родители, автоматически отметил номер, отметил и записал где-то там, в подсознанье. Если кто-нибудь совершит дорожно-транспортное происшествие, то возможно легче будет найти виновного... Сеньор Масалес Ибанес никогда не нарушал правил, ни на дороге, ни в жизни... Может быть он для кого-то, например для незаконно проживающих на Чингариме наркоманов, скучен, но если все будут нарушать, тогда жить в таком анархообществе будет невозможно. Кто-то должен и соблюдать правила, и следить что бы другие их соблюдали...
            Сеньор Масалес Ибанес Эдмундо был тридцатидвухлетний мужчина без пороков, в отличной спортивной форме, с крепкой нервной системой и четко определенными взглядами на жизнь. Его, Эдмундо, ни чего не могло смутить или сбить с пути, который, путь его, был прямолинеен и отчетливо вел туда, на гору... Пост начальника гвардии цивил острова Гомера к пятидесяти годам - это была его цель, и он собирался сделать все возможное от него, и невозможное, что бы достичь ее.  Нет, конечно нет, Эдмундо притормозил, пропуская отъезжающий от остановки автобус, сзади засигналил какой-то нетерпеливый, но он не обратил на это ни какого внимания, конечно нет же, он не собирается идти по трупам или скажем совершать что-то такое, что противоречит его принципам... Но начальником ему быть.
            Сеньор Масалес Ибанес аккуратно, как и все что он делал в жизни, свернул с шоссе на улицу, ведущую в центр маленького Сан Себастьяна, к зданию гвардии цивил, где его ждал шеф, сегодняшний шеф гвардии цивил. Припарковав свой служебный «Ситроен», сеньор Масалес Ибанес потянулся всем своим спортивным телом и прихватив фуражку, выступил из автомобиля. Одев форменный головной убор и проверив правильность наклона одетого, щелкнув электронным  ключом - «Ситроен» мигнул подфарниками, Эдмундо направился ко входу в здание гвардии цивил. Его ждал шеф с отчетом, что бы передать этот отчет дальше, на Гран-Канарию, в этом самом отчете будет фигурировать его, сеньора Масалес Ибанес, фамилия... Затем отчет будет отправлен дальше, в Испанию, в Управление гвардии цивил и он уверен - в министерство... И сам министр внутренних дел узнает кто провел предварительное расследование и составил отчет о произошедшем. Он, сеньор Масалес Ибанес, старший лейтенант гвардии цивил королевства Испании...

            В длинном коридоре как всегда днем было много народу - офицеры и рядовые гвардии цивил, задержанные и арестованные, вызванные по разным делам свидетели и подозреваемые, адвокаты и родственники задержанных, арестованных и подозреваемых... Сеньор Масалес Ибанес кивком головы здоровался с нижними чинами, улыбаясь или отвечал на приветствия равным по званию и знакомым офицерам или сам первый приветствовал и здоровался, высшим по званию четко отдавал честь, лихо вскинув развернутую ладонь к козырьку фуражки.
            Дойдя до двери секретаря шефа гвардии цивил, Эдмундо на секунду остановился и быстро проверил все ли в порядке, быстрыми, но совершенно незаметными движениями и взглядами - застегнуты ли брюки, не грязные ли ботинки, нет ли на рубашке с погонами каких-либо пятен, пыли или паутины... Все было в полном порядке, как всегда у сеньора Масалес Ибанес, но никогда не будет лишним подстраховаться.
            Сеньор Масалес Ибанес решительно открыл дверь и войдя, поздоровался с секретарем шефа, молодой сеньоритой  Рионитой, как всегда очаровательной и как всегда с отменным вкусом одетой, ни каких там джинсов, спортивных блуз, кроссовок, а белая рубашечка, черная юбка, конечно чулки или колготки, черные туфли на высоком каблуке, есть на что полюбоваться... Эдмундо широко улыбнулся и подойдя к столу, за которым восседала Рионита, произнес:
            -Сеньорита, вы как всегда неотразимы и прекрасно выглядите! Шеф у себя?
Сеньорита улыбнулась, немного снисходительно - ох уж эти надоевшие комплименты, немного лукаво - сеньорита Масалес Ибанес Рионита выделяла среди остальных офицеров, и ответила:
            -Сеньор Кардевилле ждет вас, сеньор Масалес Ибанес...
Еще раз улыбнувшись сеньорите, широко и многообещающе, Эдмундо распахнул дверь обклеенную пленкой-имитацией под дуб, и войдя в кабинет шефа, поприветствовал его:
            -Добрый день, сеньор полковник!
            -Добрый, добрый, проходи садись, докладывай, что там у нас случилось...
Сеньор Масалес Ибанес поддернул свои отутюженные брюки, что бы стрелки не помялись, осторожно уселся в приставленное к столу кресло, положив фуражку на колено, и начал:
            -Расспросив экспертов, свидетелей и специалистов, осмотрев развалины, я пришел к совершенно однозначному выводу. Землетрясение. Какие либо посторонние влияния, тем более физических особ, и тем более пляшущим нагим под стук в импровизированный синий барабан и тем самым вызвавшим разрушения, я категорически отметаю. Для успокоения суеверных слухов мало цивилизованных граждан и бульварных газет предлагаю следующее - провести снова акцию по очистке пляжа Чингарима, пригласить журналистов, естественно в этот раз не жечь вещи отсутствующих особ, а разрешить их приятелям отнести их, затем организовать пресс-конференцию. У меня все.
            Сеньор полковник озабоченно погладил свои толстые щеки, сначала одну, затем другую, достав из кармана брюк огромный белоснежный платок, тщательно промокнул шею от несуществующего пота - в кабинете было прохладно, кондиционер работал бесшумно, но отлично. Сеньор Кардевилле явно тянул время, вместо того что бы точно и ясно дать приказ, распоряжение или совет. Сеньор полковник был просто баба. Нагладившись вволю, сеньор  Кардевилле внимательно посмотрел на сеньора старшего лейтенанта, и спросил:
            -И это все что вы смогли узнать за два дня?
            -Какие два дня, какие два дня сеньор полковник, вы что, какие два дня?.. -
забормотал несвязно сеньор Масалес Ибанес, вытаращив глаза на шефа, он что, смеется, издевается или просто с ума сошел, полковник чертов...
            -Как какие, я вас отправил с заданием в Плайя Сантьяго во вторник, семнадцатого. Так? Так. А сегодня девятнадцатое, четверг. Так? Так. И где вы были все это время, сеньор старший лейтенант? Попрошу ответить и объяснить...
Эдмундо сидел в кресле вытаращив глаза и полу открыв рот, что за ерунду несет шеф, какие такие два дня, он же не спал ни где, не ночевал, он же...
            -Сеньор полковник! -
справившись кое-как с собою, начал сеньор Масалес Ибанес.
            -Сеньор полковник, тут какое-то недоразумение. Я выехал, получив от вас приказ, семнадцатого ноября, во вторник, в 10.00 утра. Прибыв в Плайя Сантьяго в 11.30. беседовал, провел опросы, допрашивал свидетелей, экспертов, консультантов, нижних чинов полиции локал, пожарников, спасателей. Все это зафиксировано мною на диктофоне, с указанием времени и даты. Затем я выпил кофе, за столиком со мною сидела журналистка сеньорита Исабель Лазарте, из газеты «Либре Гомера де ел Периодико». Мы расстались в 17.42 по полудни и в 19.34 я вошел в здание гвардии цивил, сеньор полковник...
            -Кстати, насчет сеньориты Лазарте, с которой вы расстались, как утверждаете, семнадцатого ноября в 17.42, -
с нескрываемой иронией, совершенно непонятной Эдмунду, произнес шеф растягивая слова.
            -Сеньорита Лазарте исчезла. Ее автомобиль найден в бухте Плайя дел Медио, которая как вам известно располагается перед Чингаримой... Вы конечно будете утверждать, что сеньорита на Чингариме, берет интервью у этих наркоманов, от которых мы не можем избавиться вот уже сорок лет!
Полковник откинулся на спинку кресла и усмехнулся. Прямо в лицо сеньору старшему лейтенанту. Затем продолжил:
            -Так вот, пустой автомобиль был обнаружен восемнадцатого ноября, для вашего сведения, сеньор Масалес Ибанес! Восемнадцатого! А не семнадцатого!! Не семнадцатого ноября, а восемнадцатого, рано утром двумя туристами пенсионерами из Германии!!! Я ясно говорю? Туристы позвонили в полицию локал, прибыл лейтенант Гумесо. Осмотрел автомобиль и составил протокол. Вам понятно, сеньор старший лейтенант?! Вам все понятно?!! Далее, следуя интуиции, логике и здравому смыслу, которыми в отличие от вас лейтенант Гумесо обладает и отлично владеет, он перешел через гору на пляж Чингарима, где было пустынно, как в раю до изготовления господом нашим Адама с Евой!!! -
сеньор полковник перевел дух, промокнул белоснежным платком выступивший на лбу пот, и перейдя с крика на нормальную громкость, продолжил.
            -Лейтенант Гумесо тщательно осмотрел все пещеры, прошелся по кустам и барранко, это высохшее русло реки, если вы забыли собственный язык, сеньор Масалес Ибанес! И не обнаружив ни одной живой души, составил протокол. Отметив так же подозрительную чистоту, отсутствие какого-либо мусора, посторонних предметов, разрубленных палаток и сожженных вещей. Вас мы тоже стали искать,  со вчерашнего утра. На поиски сеньориты Лазарте брошены все силы - два вертолета, спасательный катер, добровольцы на лодках, наличные составы полиции локал и гвардии цивил. Пока тело не обнаружено, горы в области Плайя дел Медио и Чингаримы были тщательно прочесаны. И безрезультатно. Опрошены десятки свидетелей, в том числе и официант, который утверждает, что после того как сеньора Лазарте покинула его импровизированное и без лицензии кафе, вы не задержавшись даже ни одной минуты, ушли следом. Сеньор Масалес Ибанес, сейчас вы пройдете в собственный кабинет, сядете за свой собственный стол и изложите на бумаге, прошу вас не экономить бумагу, у нас ее много, изложите все до мельчайших подробностей, до секунды, вы слышите, сеньор старший лейтенант, до последней секунды - изложите где вы были эти два дня, что вы делали эти два дня, и кто может все изложенное вами подтвердить! Вам все понятно, сеньор старший лейтенант?! Выполняйте!
            Осторожно прикрыв двери, сеньор Масалес Ибанес исчез из кабинета. А шеф гвардии цивил, сеньор полковник откинулся на спинку своего мягкого кресла и усмехнулся - плотоядно, как акула. И это говно метит на мое место к годам пятидесяти наверно - пробормотал сеньор полковник и нажал кнопку на телефоне. Тот звякнул и шеф произнес:
            -Попросите лейтенантов Есхенхуде и Кастильо проследить за старшим лейтенантом Масалес Ибанесом. Ну что бы он был в своем кабинете и что бы мы его не искали, если бы он нам вдруг понадобился. Да, в пределах здания полная свобода передвижения, но только в пределах. О каждой попытке покинуть здание докладывать немедленно.

            Сеньор Масалес Ибанес сидел полностью опустошенный и прибитый за собственным столом в собственном, пока, как он предполагал, судя по сарказму в голосе шефа, кабинете. Что писать Эдмундо совершенно не знал, ну конечно, он может тщательно, с точностью до минуты, с ссылкой на многочисленных свидетелей, описать один день, семнадцатое ноября... А что делать с восемнадцатым? Сеньор Масалес Ибанес уже убедился - и его собственные часы, и компьютер, и часы в холле здания гвардии цивил показывали одну и ту же дату - девятнадцатое ноября... И где он потерял один день, что делал, с кем встречался, совершенно не помнил, полный провал... Такое бывает говорят от алкоголя или наркотиков, но первого Эдмундо не употреблял в таком количестве, что бы потерять один день из своей жизни, а второго он совсем ни разу даже и не пробовал...
-Черт, дьявол меня побери, но что же тогда писать, где я был, где, где?!! -
заорал во весь голос сеньор Масалес Ибанес и изо всех сил врезал кулаком по столу. Стало очень больно и обидно, но не вспомнилось ни черта... Так что же писать? Что?! Что... День исчез полностью и безвозвратно, как, как, как черт знает что... Сеньору Масалес Ибанесу впервые в жизни захотелось напиться до чертиков. Или заплакать...

             В кабинет к шефу сеньор Масалес Ибанес, все еще старший лейтенант гвардии цивил вошел широким решительным шагом, с твердо сжатыми губами и подозрительным блеском в покрасневших глазах. Войдя и прикрыв за собою дверь, Эдмундо уселся без приглашения в кресло и вскинувший на него глаза сеньор полковник обратил внимание на слегка изменившийся внешний вид сеньора старшего лейтенанта и отсутствия каких-либо бумаг в руках подчиненного. Первым нарушил затянувшуюся минуту тиха шеф:
            -Ну так что скажете, сеньор старший лейтенант? И где объяснительная?
            -Говорить во-общем мне нечего, сеньор полковник. Дело в том, что я тщательно проанализировал все свои передвижения, и могу с полной уверенностью сказать вам - у меня непонятным для меня самого образом пропал один день из жизни. Я уже сдал кровь на анализ нашим экспертам, экспресс-анализ показал полное отсутствие в моей крови алкоголя или наркотиков. Я восстановил буквально по минутам весь день, семнадцатого ноября, вспомнил всех людей, с кем контактировал, кто меня видел и кто может подтвердить мое нахождение. Писать я не стал, так как не считаю себя виновным, и этот день, семнадцатое, полностью подтверждаем. Для вашего сведения, что бы отбросить какие-либо намеки по отношению к сеньорите Лазарте - я так же обследовался у нашего судебного врача и тот составил протокол - во-первых - об каком-либо отсутствии на моем теле ран, царапин и того подобного, и во-вторых на моем члене отсутствие характерных для изнасилований потертостей. Вам это понятно, сеньор полковник? -
Эдмундо выставил подбородок и упрямо уставился на сеньора полковника своими слегка покрасневшими глазами. Тот махнул рукой - продолжай мол... И Эдмундо продолжил:
            -Я считаю что конфронтация и поиски черной кошки там где ее нет не дадут нам успеха. Наша с вами задача, сеньор Кардевилле, как сотрудников гвардии цивил его величества короля Испании, состоит в том, что бы обнаружить и арестовать виновного во всем этом - разрушении города, пропаже одного моего дня из моей жизни, исчезновении сеньориты Лазарте. Я с полной ответственностью заявляю - все следы ведут на Чингариму. Нам нужно бросить все силы на поиск и арест того неизвестного, который скакал голым в Плайя Сантьяго, я уверен что этот неизвестный при задержании и позже аресте объяснит нам все. И он же я считаю виновен в исчезновении сеньориты Лазарте...
            -На каком основании сеньор старший лейтенант вы связываете эти такие разные с моей точки зрения не совместимые  между собою события, как землетрясение в Плайя Сантьяго, пропажа дня из вашей жизни и исчезновение сеньориты Лазарте? -
полковник с сомнением и недоумением уставился на Эдмунда, а тот промокнув рукавом лоб, что ни разу себе не позволял начиная еще с курсантских времен, ответил.
            -Не знаю точно, но моя интуиция мне подсказывает, что виновник всего случившегося там, на этой проклятой Чингариме... Не знаю как он получил информацию об землетрясении и воспользовался ею прыгая в такт толчкам и рушимся домам, не знаю как все это он совершил, как все это он сделал, я это не знаю!.. Но знаю одно и точно - этот неизвестный виновен во всем этом! Во всем!..
            -И в этом? -
сеньор полковник Кардевилле потряс тонкой пачкой бумаг в воздухе. Эдмундо с недоумением уставился на них.
            -Что это?
            -Это?! Это заявления об увольнении из доблестных рядов его величества короля Испании гвардии цивил ваших шести сотрудников, участвовавших в акции. Это тоже сделал этот длинноволосый голый неизвестный?! В этом тоже виноват он?!
Старший лейтенант гвардии цивил сеньор Масалес Ибанес тупо смотрел на пачку бумаги в руке начальства - заявления об увольнении, шесть сотрудников, так в акции и участвовало шесть, с ним семь сотрудников, это что же значит, это значит дикари суеверные... вот что это значит...
            -Да, сеньор полковник, и в этом виноват этот неизвестный. Он смог запугать суеверных сотрудников. Бывших сотрудников... Прошу вашего разрешения на проведении акции и арест неизвестного по подозрению... в разрушении города Плайя Сантьяго.
            -А за это есть уголовная ответственность? -
сеньор полковник иронично скривил губы.
            -Не сообщите ли мне номер статьи уголовного кодекса, которую вы собираетесь вменить... арестованному...
            -Террористические действия, повлекшие за собою многочисленные разрушения, расширение панических слухов, ну и если подумать, можно и вымогательство. Хозяин супермаркета был вынужден дать продукты...
            -И у вас есть заявление хозяина супермеркадо, -
губы сеньора полковника растянулись совсем в широкую ироничную ухмылку. Но сеньор старший лейтенант был несокрушим:
            -Пока нет. Но стоит его арестовать, как сразу посыпятся заявления от потерпевших. Так было всегда и со всеми лже-мессиями. Поклонники сразу отворачиваются...
            -Значит настаиваете на акции по повторной чистке Чингаримы? Но как сообщил лейтенант Гумесо, там пусто, ни кого нет. И где вы собираетесь искать этого своего лже-мессию?
            -Прошу на подготовку дать мне три дня. Я предупрежу прессу, ти-ви, подготовлю сотрудников, проведу с ними соответствующую беседу и приведу к вам в кабинет, прямо вот сюда! этого негодяя!.. Прошу поверить мне, сеньор полковник!..
Старший лейтенант гвардии цивил сеньор Масалес Ибанес прижал к своей груди руки сжатые в кулаки. Сеньор полковник в свою очередь отвел взгляд, что бы нечаянно не выдать сокровенное - вот там при журналистах и телевидении ты и сломаешь шею, карьерист проклятый...
            -Ну что же... Я думаю дать вам шанс оправдаться, сеньор старший лейтенант. Назначаю операцию «Возмездие» на двадцать седьмое ноября. Девять ноль ноль утра. Семь дней я думаю для подготовки вам хватит. Даже Господу хватило для сотворения мира всего семь дней. А сейчас позовите ко мне лейтенантов Есхенхуде и Кастильо. Я вас не задерживаю, сеньор старший лейтенант.
            -До свидания, сеньор полковник.
            -До скоро свидания, сеньор старший лейтенант!.. И помните - семь дней! И операция должна пройти как надо! Ни каких неприятных сюрпризов! Помните об этом, помните!..

                                                                                                                               2010-2012г.г.
       Прага-Монтана











ВТОРАЯ ЧАСТЬ.


1.

           
На голубом небе цвета линялых джинсов медленно и лениво проплывали белые облака, океан так же лениво переваливался и блестел под лучами то же ленивого жаркого солнца всеми оттенками синего и бирюзового, камни пляжа казалось парили в жарком трепещущем что ли  воздухе, парили и лениво так колыхались... Хотя еще только утро, а уже... Апач лежал на расстеленном герлами неизвестно откуда взявшемся новом огромном пляжном полотенце с изображением борца за свободу товарищем Че, подставив солнцу и небу утомленный прик, впалое брюхо и бороду. Фейс с глазами был прикрыт соломенной шляпой, кстати которая то же неизвестно откуда взялась...
            Б-л-и-н-н-н, ну интересно же, откуда все берется... Хавчик, вода, полотенце вот объявилось, шляпа... В город, в город не ходим, да и городка уже вроде бы нет, а кто его поломал? А хрен его знает... Наверное на меня думают, люди нехорошие... Герлы вроде бы точно не отлучались, всегда рядом... Рядом... Всегда на месте... Емилька любимая и эта приблуда без памяти... Апач лениво и утомленно чуть приоткрыл правый глаз - Емилька сидела в паре метров, готовила что-то к завтраку и не спускала бдительных глаз со своего сокровища. Ага, Емилька тут... Апач так же лениво прикрыл правый глаз, собрался с силами и приоткрыл левый... В паре метров сидела Исабель, несостоявшаяся утопленница и тоже что-то готовила на завтрак... А вот посередине лежу я... Хорошо так подумалось Апачу, а вот откуда все берется, непонятно... Спросить что ли, да в ломы... Но надо все же... Собравшись со всеми силами, Апач перевернулся, лениво и медленно, на брюхо, и подперев руками башку, открыл оба глаза. Герлы оказывается сидели рядом и дружно готовили что-то к завтраку. Вот ведь какой обман зрения. А я то думал они в разлете метров четырех... Герлы увидав что Апач проснулся, дружно заулыбались.  Емилька собственически так, а Исабелька эта просто по хорошему, рот есть что не поулыбаться спасителю...
            Что-то меня волокет по страшному, волокет и торкает, наверное это от жары... Или у меня это от  грасса... С утра уже пара?.. Да нет вроде бы, один джойнтик точно, так это же на всех, на троих, это ж просто плановому вместо полдника... Кстати о шмали...
            -Кстати, герлы, а у нас травка есть? Травка, чоко?..
Герлы так же дружно закивали - одна замахала соломенными дредами, другая черными спутанными локонами. Две пары глаз - голубые и зеленые -   уставились на Апача. Герлы улыбались, видать их тоже перло не по земному... Апач почувствовал как его слегка приподнимает над пляжем. Наверное левитация началась... Или лаф всю ночь напролет сказывается... Скоро меня Емилька на руках носить будет... В палатку и на пляж...
            -Слышьте, герлы, а откуда это все берется, а, травка, хавчик. Вода. К завтраку вино было?..
Герлы переглянулись и все так же дружно прыснули смехом:
            -Сами не знаем. Утром встали, а оно лежит...
            -Что оно? -
не понял Апач и прислушавшись к себе, удовлетворенно отметил - кажется отпускает, по крайней мере поднимать перестало... Герлы практически хором продолжали:
            -Как что, все это, хавчик, грасс, чоко, вино и все остальное. Полотенце с товарищем Че... Лежит в коробке, коробка стоит возле кухни и вокруг ни кого...
Герлы замолчали, Емилька подумала и добавила:
            -Может быть ты стал предметом культа, может быть местные аборигены тебе поклоняются, может быть ты теперь Сана Баба?..
Емилька  вскочила и  попыталась наброситься на Апача. Только отменная реакция сына бурятского народа и быстрые ноги не раз уносившие от винтов в далеком Совке, спасли его от возможного очередного изнасилования.
            Океан был чуть прохладен, особенно после нагревания на пляже, рядом покачивались среди мелких волн две головы - черная и русая, сверху светило яркое   солнце на линяло-голубом небе, на склоне горы огораживающей Чингариму от цивилизации, показалась цепочка нагруженных бегами фигур.
            -Ура, пипл возвращается!!! -
заорал выскакивая из воды по пояс Апач. Емилька замахала рукою и заорала изо всех сил:
            -Ю-ю-ю, ух-ха!!!
Исабель молча  улыбалась.

Все взахлеб говорили, перебивая друг друга, обнимая Апача, Емильку, знакомясь с Исабелькой, охая и ахая на ее судьбою, восторгаясь и ужасаясь так же судьбою городка. Апач категорически отперся - плясать плясал, а вот кто поломал не знаю - ну сами пипл подумайте ну как это возможно к тому же я по укурке почти ни чего не помню...
Пипл хохотал, обступив Апача, Емильку и Исабель, хлопал по голым плечам Апача, подмигивая - мол все мы понимаем, но все равно ништяк такой, будет полисам наука!... Пипл радовался, обнимал, хлопал по плечам и спинам, герлы вешались на шеи, целуя в щеки и губы, все больше норовя Апача, царил всеобщий гул и гам. Все перебивали друг друга, ни кто не слушал что там болтает Апач, все были рады и все радовались и встречи, и произошедшему в Плайя Сантьяго.
            -Какой ништяк, Апач!..
            -Так им и надо, фак им!..
            -Будут знать в следующий раз, как нас трогать?..
            -Какой ништяк, как вы тут, давно вы тут, а это что за герла симпотная, а?
            -А это Владимиро, Исабель, я ее в океане нашел...
            -А меня звать Владимиро, сеньорита? А это правда что этот Винету тебя в океане нашел?
            -Не нашел, а поймал, ну как русалку, Владимиро... А что ты такой стриженый? Я думала тут все волосатые как Апач... ну или с дредами, я по ти-ви видела...
-Здорово, дай обниму Апач, ну ты им и показал...
Солнце стояло в зените или где оно там бывает, ну торчало на самом верху, палило с линялого неба, блестя на голубом океане бликами, пускало солнечные зайчики, вдоль берега гремя двигателями, промчался катамаран фирмы «Garajonay Expres», везя пассажиров в Плайя Сантьяго и дальше, в Валле Гран Рей.
Нарадовавшись вволю и наобнимавшись-нацеловавшись аж до не могу, пипл растусовался по Чингариме, ставить палатки и навесы, оборудовать бунгала и пещеры, Ганс полез на дерево приводить в порядок гнездо, Ирен занялась своею дочкой, мулаткой Луной и остальными детьми, добровольно взяв на себя обязанности воспитательницы. Она что-то им рассказывала на смеси англо-немецко-испанских слов, то и дело переходя на пение. Дети смеялись и ели виноград, бананы и прочие плоды из садов полисов, совершенно не задумываясь в связи с возрастом откуда что взялось. Появилось и ладно, есть и хорошо. Клево быть бебиком...
            Апач вновь улегся на полотенце в ликом Чегевары, надвинул на глаза соломенную Емилькину шляпу, стараясь не сильно слушать гам и шум голосов, разнообразных звуков что наложились на монотонный шум набегающих и разбивающихся об камни пляжа волн... Яркое  горячее солнце светило  и грело, хотя правильней сказать припекало, волны монотонно бились об каменистый берег... Это океан пытался ворваться на остров и затопить его вот уже несколько миллионов лет, но все безуспешно... Сверху на Чингариму светило яркое солнце на голубом линялом небе, впереди была череда счастливых дней  отпущенных неизвестно кем для проживания на этой земле... наверное полисы теперь долго не нагрянут, все же урок им...
           
Кто-то подсел к нему на полотенце и судя по запаху совсем не Емилька. Апач лениво сдвинул шляпу на сторону - рядом сидел Маркус, внимательно смотрящий ему в лицо.
-Что скажешь Маркус. Ты тоже мне не веришь?
            -Нет конечно, да ты и сам себе не веришь... Видимо не зря у тебя фейс не европейский, медицианы в роду были?
            -Дед шаман, ну по западному это медициан кстати...
            -Вот оттуда это все и выперло. Апач... Поаккуратней надо было, поаккуратней, теперь полисы насранные будут...
            -Кстати о птичках пернатых, тут шесть полисов приходило - каяться в нехорошем. Уволились, дары таскают, порядок вот навели, боятся меня аж жуть... а седьмой не поверил в меня, могучего и ужасного. И не приполз на коленях... гад такой, полисы говорят что он вредный. Злопамятный и ваще карьерист... наверно мстить будет Маркус, как думаешь?
            -Я думаю тебе бы было бы ништяк скипнуть с Чингаримы, полис нагрянет с вновь навербованными, а тебя-то и нет... Что скажешь?
            -Вот покурим и пойдем, -
разулыбался Апач. Маркус помнил этот анекдот, рассказанный Апачем и тоже разулыбался.
            -Только долго не кури. А то сам понимаешь... Кстати о городке - оказывается ни одной жертвы, все люди как будто чувствовали что-то и выбегали буквально за мгновение до толчка. Полисы, журналюги и ученые ни чего понять не могут. Когда мы шли сюда - полисы стояли кордоном. Нам ни чего, а цивилов не пускают. Разворачивают и штрафуют... Интересно бы знать что бы это означало, как думаешь, Апач?
            -Черт его знает, Маркус,  а я думал наоборот теперь долго не ждать полисов...
            -Это ты заблуждаешься, не знаешь местный менталитет... Ты же им вызов бросил, можно сказать в душу плюнул. Особенно тому кто не пришел каяться, видимо агностик, -
Маркус разулыбался собственным словам.  
            -Идем, Апач, вставай, сейчас пипл подтянется, расскажешь в красках как ты городок поломал...
            -Да ну тебя, Маркус, я его совсем не трогал! Плясать плясал, а больше ни-ни!
Апач легко вскочил с полотенца - на кухне уже собрались все и с улыбками смотрели в его сторону. Маркус поднялся, приветственно махнул рукою  пиплам и подтолкнув Апача в спину - мол давай, пошел к ним. Апач шел следом, в спину светило горячее солнце, впереди его ждали френды, любимая, приятели...

            На кухне уже шли приготовления к пиру горой. Герлы резали все что было под рукою, а было под рукою всего навалом и в разнообразном количестве, пиплы разливали по стаканам принесенное с собою и анонимами, крутили джойнты и в большом количестве. Одним словом - готовилась фиеста алегрия, прива витамина алегрия, праздник с весельем, ром с кока-колой, гашиш с травою и с табаком на любителя, гашиш и трава отдельно для знатоков и ценителей...
А сверху на все это безобразие и беззаконие - взгляд с одной стороны, а вот  совсем с другой стороны взгляд - разгул свободы, демократии и толерантности - светило   солнце,  заливая все ярким светом. Волны бились об берег, стараясь проглотить каменистый пляж, кусты и вообще остров... И такое действо длилось вот уже без малого миллионы  и миллионы лет...
На Чингариму светило ослепительное горячее солнце с неба цвета линялых джинсов без единого белого пятна облачка, солнце светило так ослепительно, неудержимо и яростно, как будто светило в последний раз и хотело выплеснуть всю свою любовь и страсть этому кусочку острова Гомера.
            Вдоль набегающих и разбивающихся вдребезги волн, на галечном пляже, среди всех этих нагроможденных океаном дюн, в живописном беспорядке валялись хиппи, представители андеграунда, разные мутные люди, одним словом все население незаконно оккупированного залива Чингаримы. Валялись, кто лениво докуривал джойнт, кто лениво переговаривался с близ валяющимся или валяющейся, кто просто созерцательно таращился из-под чуть прикрытых век на синею негладь океана, волнами со страшным, но таким приятным грохотом набегающего на берег... Набегающего и разбивающегося вдребезги, в мелкую пыль, что ручейками устремлялась обратно, в океан, что бы слиться с новой волной и вновь обрушиться на берег... То ли стремясь поглотить его, то ли коснуться всех этих странных людей, вновь вернувшихся к образу жизни   людей, когда-то живших на этом берегу и так валявшихся после сытного обеда на гальке и точно так же лениво созерцавших набегающие волны... Людей не отягощенных мыслями о завтрашнем дне, об карьере, деньгах, мировых заботах, результате футбольного матча, последних выборов... Людей просто живущих, как птицы, как сам океан, как весь огромный мир... В котором так инородно смотрятся все эти смешные потуги - цивилизация, карьера, меряние плечами, кто на стенку нассыт выше, чья партия или банда круче...
            И тем давно ушедшим в лунный мир забвения людям, и этим нынешним, все это было смешно, ненужно и по барабану... По синему бубну можно сказать...
Апач приоткрыл левый глаз и увидел как гребню дюны из гальки катится «Garajonay Expres», подпрыгивая по камням. Или меня прет со страшной силой или просто нужно голову поднять повыше, тогда и совместится корабль с океаном, а оно мне нужно? Да уж, обед прошел в теплой дружественной обстановке, теплой до посинения... Еще чуток той теплоты и взорвало бы... Или бы улетел напрочь...
Океан бился об берег, монотонно и не переставая, волны взлетали на пару метров, разбиваясь в мелкую водяную пыль, сверху все это действо освещало ослепительное солнце на голубом, без единого облачка, небе... И снова - бу-у-у-м, водяная пыль вспыхивающая искрами и маленькими радугами на солнце, шелест убегающей воды, перестук камней утаскиваемых в океан, и снова - бу-уу-мммм... И так вот уж пару-тройку сотен миллионов лет...
            Апач лежал на полотенце с ликом товарища Че, бездумно устремив взгляд своих почти черных глаз в небо цвета линялой джинсы, солнце прокалило его смуглое тело казалось до звона, капли морской воды давно уже испарились оставив после себя белые разводы... В голове стоял шум от набегающих волн - бу-уу-ммм и легкий звон, почти переходящий в тонкий свист, на грани ультразвука, от выкуренного уже с утра и за этим... Обедом... Пир горой, оргия грозившая плавно перерасти в ужин, но видимо вечер еще впереди... Выживу или нет - не знаю... Бли-и-и-н, надо встать иначе растекусь по гальке... одни хайра останутся, вот смеху будет... надо встать и окунуться, иначе кабздык Апачу...
Но вставать было не просто в лом, а просто, просто, просто... даже слова такого нет, как ему ни хотелось вставать с раскаленной гальки, Апач казалось приплавился к ней, слился кожей с каменистым пляжем... Хотя между ним и галькой еще товарищ Че наличествует... Может меня кто-нибудь отнесет, а... было бы совсем ништяк, поднял бы меня кто-нибудь и отне...
            - ААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! -
он почти подавился собственным криком, что это было, фак мои колеса?!! А-а-а-а, Емилька вылила кружку воды на фейс, а-а-а, спасла хулиганка, спасла...
Апач взвился смуглой змеею и бросился на, на то место где еще мгновение назад стояла хулиганка. А эта паскудница, эта наглая герла, эта, эта, эта моя любимая уже прыгала по камням по пояс в воде, поднырнула под набегающую волну и ее башка с копной пшеничного цвета дредов закачалась в метрах двадцати между волнами...
Океан казалось обжег тело, но только на мгновение, Апач вынырнул между волнами, Емильки не было видно, двумя сильными взмахами рук он взлетел на гребень набегающей волны, внизу сиял фейс подруги дней суровых, к черту! каких таких суровых! ништяковых таких дней! и Апач он избытка переполняющих его чувств, любви и восторга заорал изо всех своих сил:
-ААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
 

 2.
 
Над островом Гомера бушевала буря. Тайфун! Ураган и шторм общественного мнения в средствах массовой информации... Ну газеты, радио и ти-ви просто взорвались разгневанными письмами местного населения, суровыми анализами аналитиков, осторожными высказываниями региональных политиков, комментариями журналистов и репортеров. Высказалась даже в местном бульварном еженедельнике, вышедшем по данному случаю на пять дней раньше, и всем известная Люци Фого, местная региональная революционерка за легализацию проституции. Люци заявила прямо и с улыбкой, глядя с фотографии в глаза читателям:
            -Если бы я могла дать тому неизвестному самое дорогое из того, чем я владею... Свое тело...
На что последовал комментарий в утреннем радио-шоу - Для тех кто еще не ложился, от известного DJ Густо:
-Я думаю этот парень просто бы блеванул!...
Шторм, ураган, тайфун и прочее поднял тот самый ни кому неизвестный голый волосатый с синим бубном, который, кстати - бубен этот синий, исчез неизвестно куда. Да и неизвестный этот голый волосатый, тоже исчез... Но если быть совсем точным, то поднял все это - тайфун, шторм и прочая, не неизвестный, а  то что он вроде бы сотворил. C городком.
            Сама Чингарима временно была объявлена запретной зоной и охранялась усиленным кордоном гвардии цивил. Задержанных в огромном количестве журналистов, репортеров ти-ви, просто любопытных, фанатов и еще в большем количестве фанаток,  гвардия цивил без компромиссно выдворяла в столицу острова и выписывала штрафы. Журналистам и репортерам символичные, всем остальным гигантские. Остров бурлил...

Дни сеньора Масалес Ибанес Эдмуендо были заполнены без остатка без пауз - встречи с журналистами, беседы с полицейскими которые будут участвовать в будущей операции возмездия, инструкции, подбор кадров, многие из полицейских при беседах даже не скрывали свой страх перед этим неизвестным волосатым с синим бубном. Сеньор Масалес Ибанес вынужден был трусов заменять другими кандидатурами. Ко всему этому Эдмундо не мог так просто оставить историю с журналисткой, бросившей на него тень, запятнавшую его мундир. Он тщательно опросил всех ее сослуживцев, ее шефа и ее приятеля, молодого и глупого парня из богатой и известной семьи. Но ни чего не помогло - Эдмундо не нашел ни одного следа, ни одной ниточки ведущей хотя бы к намеку куда могла деться сеньорита журналистка.
            И ко всему прочему сеньора Масалес Ибанес неукротимо терзала и мучила пропажа одного его дня из его жизни. День пропал совершенно бесследно, не оставив ни каких либо воспоминаний, даже хотя бы отрывочных, исчез без остатка. Эдмундо даже посетил психиатра и проконсультировался с ним. Визит не дал ни какого результат, сеньор психиатр важно заявил что это возможно только в двух случаях - или воздействие наркотиков или это просто невозможно.

            Из приоткрытого окна доносились звуки просыпающегося города - какое-то звяканье разгружаемое товара в магазин напротив, треск моторов мотороллеров, крики грузчиков и  продавцов. На голубом небе, без единого белого облачка - день обещал быть особо жарким, светило еще по утреннему нежное солнце...
            Эдмундо Масалес Ибанес, старший лейтенант гвардии цивил, тридцатидвухлетний мужчина без пороков, в отличной спортивной форме, с крепкой нервной системой и четко определенными взглядами на жизнь, закончив утренею гимнастику и бой с тенью, брился. Разглядывая себя в большое зеркало и размышляя над своим пропавшим днем.
            Когда схвачу этого голого урода с бубном, кстати поползли слухи что нашлись какие-то идиоты которые подобрали бубен и организовали секту, надо обязательно проверить эти слухи, первым делом вытрясу из него не имеет ли он отношения к моему пропавшему дню... Хотя это смешно - ну какое отношение может иметь асоциал с Чингаримы к моему пропавшему дню... ни какого... тогда что же это было, Эдмундо? что же это было, дорогой Эдмундо? Что же?.. Куда мог подеваться один день из твоей жизни, дружище? Гипноз? Наркотики? Солнечный удар?.. Наркотики отпадают, врач не нашел ни следа в крови... Гипноз... Тогда кто и с какой целью...
            Сеньор Масалес Ибанес убил два вечера на  поиски по интеренету, попал на такие сайты, что просто волосы становились дыбом - неужели есть идиоты верящие во все это! Но все было бесполезно - он не нашел ответа. Даже на полных мистики и альтернативной истории сайтах вопрос - куда пропал день из его жизни - остался без ответа...
            Эдмундо закончил бритье, тщательно - как и все что он делал в своей жизни, вымыл одноразовый бритвенный станок и выбросив его в урну, протер лицо лосьоном после бритья. Бросив еще один взгляд на свое отражение в большом зеркале, Эдмундо отправился на кухню приготовить себе завтрак. Впереди его ждал еще один долгий день, полный приготовлений к операции «ИКС», операции которая как он надеялся и искренне верил, ответит на все возникшие вопросы и возможно наконец-то покончит с этим рассадником наркомании, тунеядства и разврата.
            С экрана телевизора, включенного сразу после зарядки, шел повтор вечернего ток-шоу. Выступал известный климатолог из Мадрида. Блестя очками и лысиной, широко разевая рот и плюясь в сторону телезрителей, известный климатолог сообщил:
            -Нельзя разрушить город, даже маленький, стуча в синий бубен!..
На что его волосатый оппонент - брови срослись с бородой, не менее известный физик из Барселоны, возражал:
            -Ну не скажите, все зависит от силы резонанса и многих других неизвестных нам факторов!..
 
В большой армейской палатке с поднятыми и подвязанными стенками, на тесно расставленных складных стульчиках легкомысленного желтого цвета теснились журналисты. Прямо перед ними за легким кемпинговым столиком сидели два офицера гвардии цивил - в форме зеленого цвета, фуражки лежали перед ними, руки были сцеплены переплетенными пальцами, взгляды были устремлены вперед. На журналистов. Справа сидел сеньор полковник Кардевилле, начальник гвардии цивил острова Гомера, слева сеньор старший лейтенант Масалес Ибанес, его подчиненный. Пресс-конференция посвященная событиям произошедшим буквально вчера, была в полном разгаре.
-Уважаемые журналисты,  сеньориты и сеньоры, мы начинаем пресс-конференцию посвященную последним событиям. Прошу вас по одному. На кого я покажу, тот и задает вопрос. У нас с вами два часа, так что я думаю все успеют удовлетворить свое и своих читателей и телезрителей любопытство. Начнем с наших очаровательных дам! Прошу вас мадмуазель, -
сеньор полковник Кардевилле, широко и обаятельно улыбаясь, указал рукою на хрупкую девушку с огромным красным микрофоном, сидевшую в центре первого ряда. Девушка даже не приподнявшись выставила микрофон перед собою и затараторила скороговоркой:
            -«Ошибка! Закладка не определена.», наших читателей интересует связаны ли эти три события   - разрушение города Плайя  Сантьяго, исчезновение нашей коллеги журналистки Исабель  Лазарте и предстоящая акция на Чингариме?
У полковника Кардевилле прихлынула краска к лицу, он внезапно стал багровым что ли, выпучив глаза, сеньор начальник гвардии цивил забормотал, заикаясь и клокоча горлом:
            -Кто... кто... что такое... что вы... такое...
Старший лейтенант Масалес Ибанес положил свою руку на локоть своего шефа и тихонько пробормотал - я отвечу, а вслух и громко, обратился к журналистке:
            -Я отвечу на ваш вопрос. Нет, это совершенно три различных события. Фактом исчезновением вашей коллеги занимается следственная группа, а ее поиском наличный состав гвардии цивил. По факту разрушения города могу сказать следующее - землетрясение. Мы с вами цивилизованные люди, живем в 21 веке и нам с вами не к лицу суеверия уходящие корнями в средние века. А вот по отношению к неизвестному, который воспользовался последствиями землетрясения, своим поведением и внешним видом напугал местное население Плайя Сантьяго, действительно возбуждено уголовное дело и у нас есть к нему целый ряд вопросов...
            -«Ла Ортион де Тенерифе», а акция на Чингариме? Вы же буквально на днях, как нам стало известно, провели там акцию, и  новая? Почему?
            -Мы хотим закрепить успех и добиться полного искоренения проживания на диком кемпинге в бухте Чингарима...
Дружный громкий смех всех присутствующих журналистов был ответ словам сеньора Масалес Ибанес, сквозь который пробивались отдельные крики.
            -Мне 62 года и сколько я помню себя полиция выгоняла волосатых оттуда!..
            -Я работаю на Гомере уже 18 лет и все полиция мечтает освободить Чингариму!..
            -Мне дед рассказывал что первое такое заверение в печати было напечатано в конце 60-х годов, ха-ха-ха!..
            -Сеньор Масалес Ибанес, а вы не надорветесь?..
            -Ха-ха-ха, я представляю сеньора старшего лейтенанта, как он седой, морщинистый и в звание полковника возглавляет последнею акцию по  изгнанию хипов с Чингаримы!..
            -Ха-ха-ха-ха-ха! Сеньор Масалеас, а вы не думаете выступать с этим номером на телевидении? Успех обеспечен, вся Гомера будет смеяться, ха-ха-ха-ха-ха!!! И не только Гомера!!!
Даже сеньор полковник Кардевилле с вернувшимся к нормальному цвету лицом, улыбался и искоса посматривал на старшего лейтенанта - это же надо, какой идиот, таких обещаний еще ни кто не давал, потому что это так же реально, как выгнать океан, или просто саму Чингариму удалить с острова, ха-ха-ха, вот теперь он точно свернет себе свою глупую причесанную башку...
-Атлантико Канариас, Тенериф, -
вытирая слезы, сдавленно прокричал лысый,  с неопрятной бородой толстяк.
            -Сеньор офицер, почему вы до сих пор не решили этот вопрос - окончательный вопрос с хиппи на Чингариме? И еще - при решении окончательного вопроса с этими индивидумами вы будете руководствоваться законами Испанского королевства или нацистскими законами гитлеровской Германии?
Последние слова толстяка потонули в новом взрыве смеха. Хохотали все, даже несколько присутствующих чиновников от администрации острова смеялись, так тактично прикрыв рты ладонями. Старший лейтенант Масалес Ибанес побагровел не хуже сеньора полковника, но с трудом справившись с душившим его гневом, резко бросил в ответ скозь плотно сжатые губы:
            -Конечно законами королевства Испании... Точно так же как мы руководствовались и до сих пор...
-Спорт-Канария, -
бесцеремонно перебил еще не докончившего свой ответ старшего лейтенанта длинный белобрысый юнец от силы лет двадцати пяти на вид.
            -Нашу газету интересует что у вас личного с этими парнями и девушками с Чингаримы? За что вы их так ненавидите? Что они лично вам такого сделали, сеньор Масалес Ибанес?
Старший лейтенант только что успокоившийся, конечно относительно, вновь гневно раздул ноздри:
            -Я руководствуюсь только законом. А закон гласит что разбивать самовольные кемпенги на побережье заказано. Ни чего личного, только добросовестное исполнение буквы закона и приказов...
            -Точно такими же словами оправдывались на нюренбергском процессе нацисты, сеньор Масалес Ибанес. Не боитесь в будущем оказаться на скамье подсудимых, поговаривают что ваши методы не далеки от методов нацистских преступников? Канариас Ахора, Лас-Пальмас, -
с улыбкой на ехидном смазливом личике закончила легко одетая сеньорита лет так под тридцать с пышной гривой черных волос.
            -Не боюсь, потому что не нарушаю законы, сеньорита. А откуда вам известно про мои методы которые якобы не далеки от методов нацистских преступников?
            -Насколько я понимаю пресс-конференцию провожу не я и мои коллеги, а в лице гвардии цивил вы и так усиленно молчащий сеньор полковник. Вопрос к молчащему сеньору полковнику - вам известны методы вашего подчиненного сеньора старшего лейтенант Масалес Ибанес Эдмундо и разделяете ли вы их?
Сеньор полковник облизнул судорожно губы и бросился очертя голову отвечать:
            -Нет, мне не известно о нарушениях закона со стороны сеньора старшего лейтенанта Масалес Ибанес. Но я вас всех присутствующих клятвенно заверяю - как только мне станет известно о каких-либо нарушениях закона со стороны старшего лейтенанта Масалес Ибанес, я сразу отстраню его от службы и возбужу уголовное дело! Закон превыше всего, сеньорита!
-Канариас Индимедии, сеньор полковник, у меня к вам вопрос - что лично вы думаете о произошедшем землетрясении в Плайя Сантьяго?
Сеньор полковник Кардевилле тупо уставился на задавшего вопрос пожилого сеньора в светлом отличном костюме и старомодных очках в толстой оправе.
            -Что я лично думаю о землетрясении... в Плайя Сантьяго... Ну я не сейсмолог...
И вновь дружный смех сотряс палатку - все присутствующие от души воздали тупости ответа полковника. Тот вновь побагровел и покосился на сеньора старшего лейтенанта. Тот же в свою очередь, помня о выпаде полковника насчет буквы закона, сделал вид что его нет в палатке.
-Сеньор Масалес Ибанес, «Униьен анархистик», Мадрид, а вы не думали что проще легализировать там проживание этих парней? Ну и девушек тоже? Деньги налогоплательщиков будут направлены на другие цели, перестанут нарушаться права человека?.. Что скажете на это?
            -Это вопрос не ко мне. Этот вопрос к политикам нашего острова и всего архипелага. Я не принимаю и не придумываю законов, я их просто исполняю. Закон запрещает разбивать самовольно кемпинг и я следую букве закона, -
сеньор старший лейтенант Масалес Ибанес слегка побледнел и цедил слова сквозь сжатые плотно губы. Видимо устроенное журналистами ему не сильно пришлось по вкусу.
            -То есть вы как нацистские преступники на нюренбергском процессе прячетесь за приказ вышестоящих лиц? -
молодой лохматый журналист одетый в рваные джинсы и черную майку с какими-то нарисованными монстрами на ней, нагло улыбался и тянул к сеньору Масалес Ибанесу свой диктофон.
            -Ваше сравнение не корректно. Работники гвардии цивил не нацисты, а...
Лохматый наглый журналист перебил сеньора Масалес Ибанес:
            -Конечно не нацисты. Здесь много говорилось про закон, его соблюдение, букву и прочей трепне. Так же много говорилось о нацизме, нюренбергском процессе и прочем старье. А как вы объясните присутствующим уничтожение палаток, сжигание утвари и разрушение построек на Чингариме? То есть уничтожении чужой собственности, которую вы должны охранять, сеньор Масалес Ибанес?! Все это рук ваших подчиненных, бывших полицейских гвардии цивил!
Сеньор Масалес Ибанес вновь начал раздувать ноздри, все происходящее ему все больше и больше не нравилось:
            -Откуда у вас такие сведения? Что за бывшие сотрудники гвардии цивил? Почему потерпевшие, если они есть, но в чем я лично сомневаюсь, не обращаются в государственные органы со своими жалобами и претензиями?
            -Извините, я думал пресс-конференцию проводит гвардия цивил как уже заметила моя коллега, а не я!
Вновь в который раз общий дружный смех этих шакалов пера был ответом этому уроду, этому... этому... Сеньор Масалес Ибанес не находил слов, ему хотелось только одно - что бы он встретил этого лохматого урода на Чингариме виде устроителя самовольно кемпинга... нет, он бы не стал нарушать закон и бить этого... этого... Есть множество совершенно законных средств для наказания таких... таких... Сеньор Масалес Ибанес с трудом сдерживал гнев.
            -Но я в отличие от вас и вашего молчаливого шефа отвечу. Бывшие сотрудники гвардии цивил - это шестеро бывших ваших подчиненных, ужаснувшихся совершенного ими и нашедших в себе силы разорвать с вашей преступной организацией, сеньор старший лейтенант гвардии цивил! У меня есть заверенные нотариусом их рассказы о ваших веселых похождения на Чингариме! И не только в последний раз!! А потерпевшие не обращаются в государственные органы только по одной причине - на вас форма сотрудника государственной организации, гвардии цивил!!! Потерпевшие прекрасно понимают - если вы пришли жечь палатки и уничтожать чужое имущество, значит за вашей спиною ваш шеф гвардии цивил полковник Кардевилле, за его спиною наши региональные политики, которым мешают спать голоса избирателей, а за их спинами наши некоторые сограждане, которые ни как не могут понять что на дворе не середина 20 века, а начало 21!!! И в Мадриде не сидит Франко, а наш король Хуан Карлос 1 и избранное демократическим путем правительство вместе с парламентом!!! А вы сеньор Масалес Ибанес, еще увидите...

             Впервые в жизни Эдмундо хотелось напиться. Нет, не выпить, а напиться что бы ни чего не помнить, забыть как страшный сон все, эту чертову пресс-конференцию, вылившуюся в какую-то смесь низкопробного балагана и избиения гвардии цивил и лично его, пропавшую эту журналистку в чем обвиняют тоже его, предстоящую акцию в которой будут участвовать все эти шакалы, эти гиены, эти отродья дьявола, эти, эти... Эмундо чуть не задохнулся от гнева, ему так сильно захотелось врезать кулаком хотя бы по журнальному столику, что только сила воли удержала его от этого опрометчивого поступка.
            Налив слегка дрожащей рукою воды из бутылки в стакан, Эдмундо залпом выпил. Ни сколько не полегчало, да, теперь он понимает некоторых своих коллег, что приползают утром на работу трясясь от похмелья и пряча красные глаза в бумаги... Но нет, нет, он сможет удержаться, у него есть сила воли, и ни какие шакалы с диктофонами не заставят его утопить его гнев в бутылке рома!.. Хотя выпить действительно чертовски хотелось... Ну что же, надо идти спать. Завтра день «Икс».. И я узнаю правду, и куда подевался один день из моей жизни, и что случилось в действительности с городом, и куда делась журналистка, все, всю правду...
            На экране телевизора беззвучно раскрывал рот лохматый урод в черной с монстрами майке сжимавший в руке диктофон - в очередной раз показывали пресс-конференцию и в частности ее последний эпизод... Эдмундо тупо смотрел на телевизор, звук был выключен, но он и не нуждался в звуке, его отличная тренированная память услужливо подсказывала последние слова этого шакала:
            -...и ответьте пожалуйста на следующий вопрос - в чем вы собираетесь обвинить неизвестного волосатого танцевавшего с синим бубном в разрушаемом городе? В том что он был голый или в том что стучал в синий бубен?..


3.

            -ААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!
Со скал окружающих залив Чингариму взлетели какие-то перепуганные птицы, полицейские гвардии цивил стоявшие в оцеплении за банановой плантацией втянули головы в плечи, еще сильней сжали дубинки и испугано стали переглядываться - что это было, амигос, это что, началось что ли?.. А стоявшая за оцеплением в шагах пятидесяти-семидесяти большая группа людей разного возраста и обоего пола под своеобразным штандартом - на длинном шесте синий импровизированный бубен, в прежней жизни бывший дном от пластмассовой бочки, дружно повалилась на колени, в экстазе и благовейности протянув руки в голубое выгоревшее небо - началось! Он нас услышал!! Он ниспослал нам свою... свое... ну в общем он нас услышал. Наш любимый ОН... Группа людей, стоявших на коленях под синим бубном, с чувством и все больше возрастающим восторгом, дружно запела:
            -ОН! ОН!! ОН!!! ОН!!!!!!!
Стоявшие в оцеплении полицейские  втянули головы в плечи, еще сильней сжали дубинки и испугано стали переглядываться - что это было, амигос, это что, началось что ли?..
 
Падре Мартиник вскочил с коленей и обернулся к своей пастве. Лица залитые слезами и экстазом, с вытаращенными глазами и полуоткрытыми ртами казалось приготовились впитывать каждое его слово, его! слово Мартиника, ведь это он!! первый и единственный, подобрал и сохранил эту реликвию!!! синий бубен...
Падре Мартиник вскинул руки к темнеющему небу, еще раз окинул пылающим взглядом своих овечек и начал:
-Братья мои и сестры! Мы все слышали его голос, он дал нам знамение, он услышал наши молитвы, возрадуемся вместе с ним, и воздадим хвалу Богу нашему и его посланцу, любимому нашему ОНУ!!! Аллилуйя!!!
Паства и овечки подхватили дружно и даже музыкально - АЛЛИЛУЙЯ! АЛЛИЛУЙЯ!! АЛЛИЛУЙЯ!!! АЛЛИЛУЙЯ!!! У всех катились слезы из глаз, на всех снеслась благодать этого незнакомого, но такого любимого ими посланца Божьего, этого ОНА, аллилуйя!!!
Не выдержав религиозного экстаза, напора чувств и полива настроения воцарившего на этих 20-30 квадратных метрах острова Гомера, из оцепления вырвался полицейский - молоденький, в не обмятой форме гвардии цивил, на ходу срывая с себя китель, бросая под ноги ремень со всеми атрибутами власти - пистолет, наручники баллончик с газом, швыряя фуражку куда-то вдаль. С ходу вломившись в толпу обретенных соратников, друзей и единоверцев, он с размаху, совершенно не заботясь ни о форменных брюках, ни о собственных ногах, бухнулся на колени, вздернул руки высоко в небо и сразу его голос влился в дружную песень  - АЛЛИЛУЙЯ!!! АЛЛИЛУЙЯ!!! АЛЛИЛУЙЯ!!!
Следом из редкого строя полицейских попытался рвануть еще один кандидат в восхваляющих посланца Божьего ОНА, но офицер резко прервал эту попытку - если все перебегут под синий бубен, то кто же будет охранять порядок?!
-Доктора, врача скорей, у него истерика! -
визгливым истеричным голосом заорал куда-то вдаль офицер, сжимая захватом шею  вырывающегося полицейского. Неудавшийся кандидат в овечки падре Мартиника запрокинув голову и захлебываясь слезами, заголосил:
            -АЛЛИЛУЙЯ!!! АЛЛИЛУЙЯ!!!..
Строй дрогнул, казалось еще мгновение и офицер будет смят толпой желающих встать под синий бубен, но выбежавший откуда-то доктор с ходу, не протирая спиртом руку и даже не засучив рукав, прямо через форменный китель вонзил иглу одноразового шприца. Сильное лекарство подействовало практически мгновенно - полицейский обвис на руках офицера, выпустил огромный пузырь изо рта и зажурчал где-то внизу... резко запахло аммиаком, а следом и детским несчастьем во взрослом исполнении. Офицер сморщился и отдав полицейского прибежавшим во след за врачом санитарам, резко обернулся к кривому оцеплению и вздернув подбородок, заорал все еще визгливым голосом:
            -Равняясь! Смирно!! Я вам покажу аллилуйя!!! Родную мать перестанете узнавать, дети дьявола! На караул!!!


4.
 
Исабель казалось что тут над Чингаримой и небо более высокое и более голубое, и солнце сияет более ярко и сильней. Впервые за последние годы она была счастлива! Нет, ни удовлетворена или довольна, а именно счастлива, счастье ее переполняло, выплескивалось улыбкой, блеском глаз, шаловливыми позами и хулиганскими выходками. Казалось Исабель вернулась в беззаботное детство! Да, ради этого стоило тонуть... А может быть она и правда утонула? И все это - Чингарима, пляж, Апач с Емилькой, солнце, океан, голубое небо и безграничное счастье только предсмертный бред?.. Да нет же, конечно нет!!! Если она и утонула, то это рай, недаром они здесь все трое голые и все берется неизвестно откуда, такое только возможно в раю, ну что же, она не против рая, только для полного счастья не хватает встретить какого-нибудь ангела и рай будет полон, полон счастья, безграничного счастья и любви... А то уже и спать невозможно из-за шумового оформления несущегося целыми ночами из палатки Апача и Емильки...
Ей совершенно не было интересна ее прежняя жизнь - кто она, откуда, почему?.. все осталось там. Где-то далеко-далеко, за горой с природными воротами-гротом, дважды в день заливаемые приливом и совершенно ее не интересовало. Исабель была счастлива - яркое солнце на голубом без единого облачка небе, синий-синий океан с огромными, а иногда и не очень волнами, друзья - Апач, ее спаситель, и Емиль, Емилька как смешно ее называет Апач... Хиппи, живущие на Чингариме в пустой бухте, наверное вечность... А еще где-то там, далеко, в какой-то Английской бухте, есть еще целая куча «пипла», как смешно говорит Апач, и скоро они вернутся, и снова все будут вместе, и она найдет себе тоже волосатого и загорелого, и они будут купаться под луною, и жизнь станет совсем - ни-штя-ко-вой... То есть классной, отличной, красивой...
 
Исабель потянулась всем телом и открыла глаза. Апач мчался огромными скачками в сторону океана, за ним пантерой мчалась Емилька. Волна счастья затопила Исабель, она подпрыгнув, помчалась вслед этой неугомонной парочке, даже днем успокоиться не могут, бормотала с улыбкой Исабель, ноги ее едва касались раскаленных камней, спутанные черные волосы, еще не сильно отросшие, пытались хоть немного развеваться она была полна счастья, казалось еще капля этого счастья и она лопнет, океан прыгнул и обнял ее, плеснув на   покрывшиеся мелкими пупырышками соски прохладной водою...
Исабель ловко нырнула под набегающую волну, вынырнула и в несколько сильных гребков подплыла к неугомонной паре. Океан был чуть прохладен, особенно после нагревания на пляже, рядом покачивались среди  полупрозрачных волн Апач и Емилька, сверху светило яркое  солнце на  голубом небе.
            -Ура, пипл возвращается!!! -
завопил выскакивая из воды по пояс Апач. Емилька замахала рукою и тоже заорала изо всех сил:
            -Ю-ю-ю, ух-ха!!!
Исабель молча  улыбалась.
 
Полуголые волосатые, дредастые и совсем некоторые стриженные обоего пола такие веселые и счастливые люди хохотали, обступив Иcабель, Апача и Емильку, хлопали их по голым плечам и спинам, обнимали, все взахлеб кричали, перебивая друг друга, обнимали их всех троих, совершенно не стесняя их голых тел... Знакомились с Иcабелькой, охая и ахая над ее судьбою, восторгаясь и ужасаясь так же судьбою городка, подмигивая Апачу - все мы понимаем, будет полицейским наука!.... Апач же смешно и категорически отпирался - мол плясать плясал, а вот кто поломал не знаю - ну сами подумайте ну как это возможно к тому же я почти ни чего не помню...
Эти полуголые радовались, обнимали, хлопали их по плечам и спинам, девушки одетые в смешные и такие веселые одежды, ну как из фильма! вешались на шеи, целуя в щеки и губы, все больше норовя почему-то Апача, царил всеобщий  шум  и гам. Все перебивали друг друга, ни кто не слушал что там болтает Апач, все были рады и все радовались и встречи, и произошедшему в Плайя Сантьяго.
            -Какой ништяк, Апач!..
            -Так им и надо, фак им!..
            -Будут знать в следующий раз, как нас трогать?..
            -Какой ништяк, как вы тут, давно вы тут, а это что за герла симпотная, а?
            -А это Владимиро, Исабель, я ее в океане нашел...
            -А меня звать Владимиро, сеньорита. А это правда что этот Винету тебя в океане нашел?
            -Не нашел, а поймал, ну как русалку, Владимиро... А что ты такой стриженый? Я думала тут все волосатые как Апач... ну или с дредами, я по ти-ви видела...
-Здорово, дай обниму Апач, ну ты им и показал...
Солнце стояло в зените или где оно там бывает, ну торчало на самом верху, палило с линялого неба, блестя на голубом океане бликами, пускало солнечные зайчики, вдоль берега гремя двигателями, промчался катамаран фирмы «Garajonay Expres», везя пассажиров в Плайя  Сантьяго и дальше, в Валле Гран Рей.

             Нарадовавшись вволю и наобнимавшись-нацеловавшись, люди разбежались по Чингариме, ставить палатки и навесы, оборудовать бунгала и пещеры, немец с дочкой полез на скалу приводить в порядок гнездо что ли, Ирен вроде бы занялась своею дочкой мулаткой Луной и остальными детьми, добровольно взяв на себя обязанности воспитательницы. Она что-то им рассказывала на смеси англо-немецко-испанских слов, то и дело переходя на пение. Дети смеялись и ели виноград, бананы и прочие плоды из садов полисов и их семей, совершенно не задумываясь в связи с возрастом откуда что взялось. Появилось и ладно, есть и хорошо. Клево быть бебиком...

            Владимиро усиленно оказывал знаки внимания Исабель,  то наливая ей кофе, то угощая бананами, то норовя погладить ее по голой спине или приобнять за голые плечи. Исабель совершенно не стеснялась того что она и Владимиро, и уже все вокруг были голые, но сам Владимиро ей не нравился. За те дни, что она провела в компании Апача и Емильки, Исабель как-то сама для себя составила новый стереотип-портрет идеального мужчины, с которым она бы была счастлива... И стриженый Владимиро с липкими ухваткми совершенно не вписывался в этот портрет.
            Подсев к Емильке и присунувшись к ее уху почти вплотную, Исабель пожаловалась на несовершенство окружающего мира:
            -Этот Владимиро такой противный и приставучий... Он мне совершенно не нравится...
            -Так скажи ему фак оф, он и отстанет, -
посоветовала подружка. Исабель вздохнула:
            -Может поможешь?
            -С чем помочь, герла?
            -Ну это... сказать... сказать Владимиро... сказать фак оф...
-Ну ты даешь, подруга! Эй, Владимиро, иди сюда, дорогой и противный ты наш...
Позванный с радостной улыбкой подсел к Емильки и подмигнул Исабель:
            -Да я думаю мы и сами...
            -Слушай амиго, Исабелька любит волосатых, вот когда обрастешь тогда и приходи. Ферштеен?
С кислым выражением смуглого лица Владимиро пожал плечами - мол и не сильно надо было, и отсев куда-то в сторону, преувеличенно бодро и оживленно стал участвовать в каком-то общем разговоре, что то и дело возникали на кухне в большом множестве. Емилька обняла за плечи Исабель:
            -Вот и все подружка, найдем тебе волосатого и красивого.
И чмокнув Исабель в щечку, потянулась за бананом.

            После бурного обеда, чуть не вылившегося в ужин, но куда торопиться, впереди еще долгий день, а потом наступит такая же долгая ночь, а завтра тоже будет день, и будет пища, так куда спешить, если впереди вечность и жизнь так прекрасна, Исабель шла неизвестно куда, широко улыбаясь. Солнце яростно обнимало ее смуглое обнаженное тело, свежий ветер от океана трепал ее перепутанные черные локоны в которых серебрилась высохшая морская соль, ноги были легки и упруги, казалось еще немного и она взлетит... Исабель взмахнула руками, выбежала на огромную дюну из камня, новороченную неутомимым океаном, и заорала переполняемая счастьем от жизни:
            - ААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
            -Ты че, что случилось, ты чего? -
прямо перед ней оказался неизвестно откуда взявшийся, неизвестно откуда выпрыгнувший что ли парень с длинными светлыми волосами и серыми глазами на загорелом, слегка перепуганном лице. На его голом теле серебрились разводы от высохшей океанской воды, от высохшего океана, на крепкой шеи висела гроздь бус и амулетов.
            -А, уф, это ты... Я тут лежу, шмалю сам с собою, ни кого не трогаю, и вдруг такие дикие крики... Был бы беременный, точно разродился бы... Ты чего?
            -Я от избытка чувств, -
Исабель вновь широко улыбнулась длинноволосому незнакомцу.
            -Тут так.. клево... Я правильно говорю?
            -Что значит правильно? Твой английский отличный, с моим не сравнить...
            -А ты кто?
            -Я? Я Бернард... А ты кого Апач выловил из океана, русалка значит... Ты местная?
            -А я знаю? Я ни чего не помню и ни хочу помнить! Мне ништяк и клево. А давай вместе... шмалить? -
И Исабель кокетливо склонила голову на сторону. Бернард в ответ широко улыбнулся и протянув руку, погладил по черным спутанным волосам.
            -Ты красивая... Давай вместе шмалить... Исабелька...

Солнце палило на Чингариму и остальной остров Гомеру, каждый из пиплов занимался своим делом - кто-то устраивался, кто-то повышал свой интеллектуальный уровень чтением каких-то обрывков, кто-то играл с детьми... Бернард и Исабель интересовало только одно - Исабель и Бернард. Им вдвоем было просто ништяк.
            Невдалеке от огромной каменной дюны валялись возле своих палаток и дремали после бурного обеда француз Жако и немец Курт. Точнее сказать дремали пока с дюны не стали доноситься эти звуки... Звуки полные восторга и радости от  жизни, любви, счастья... Эти звуки временами даже заглушали звук прилива и шум разбивающихся волн об берег. И эти звуки все нарастали, и нарастали, и нарастали... И разорвали громом небо:
            -ААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!


5.

           
Емиль совершенно не помнила и не понимала, что ее толкнуло в объятия этого ископаемого хипаря... Нет, он ей по своему нравился, его откровенные закидоны насчет фрилава и - я к тебе герла прикололся, нравились ей конечно, но... Но никогда раньше такой типаж, такой социальный тип не был в ее вкусе... Этот индеец... Если ему было хотя бы под тридцать, и был бы рейнбоу пипл к примеру, ну или просто хотя бы с андеграунда... А так даже смешно - старый как мир, выряженый в немодный прикид, явно завис в своем Вудстоке, роке и неэкологичности...  А теперь! Емилька, как ласково этот противный медициан с индейским фейсом обзывает ее, теперь просто не представляла как она раньше жила без него... И действительно, ну как же она раньше жила без такого... такого... ну просто нет слов и только... Емиль ласково улыбнулась и отвернув голову от пиплов галдящих о своем в общественной кухне, посмотрела в сторону валяющегося на огромном революционном полотенце ее худое и смуглое сокровище... Фак оф, ты герла просто круто при-ла-фо-ва-ла-сь к этому Апачу, как он иногда выражается на своем диком лингвич... А как клево с ним... И в сексе, и просто как с человеком... Медициан... Но что вот ее толкнуло, как произошло, в какой момент это все началось - любовь, мир и дружба народов, тоже слова из лексикона моего сокровища, покрыто мраком... Наверное меня круто накрыло той волной, что он поднял, черт, это же надо, а еще и отпирается. У меня до сих пор перед глазами, хи-хи, точно перед глазами болтается его разрисованный при... ну пенис, да и прик сказать можно, и яйца в полоску, хи-хи-хи... Перед глазами... И падающие дома, лопающие стекла витрин и выскакивающие люди... Пипл вернувшийся на Чингариму, слава Джа, принес хорошую весть - ни кто не пострадал... Жертв нет, и городка нет... И наверное надо ждать полисов, эту гвардию цивил, что ей фак оф на всю ночь...
            Емиль проводила взглядом пошедшую куда-то по неизвестно каким делам  гречанку Софи, а Исабелька тоже куда-то уже подевалась, вот тоже приблуда с океана, как Апач выразился, кроме имени своего и двух языков - английского и испанского, ни черта не помнит... Что, кто, откуда - все покрыто мраком и неизвестностью...
            -Слышь, подруга, как вы тут с Апачем? Пардон, втроем, полисы не наведывались?
Емилька лениво повернула голову в сторону спрашивающего, а, Маркус, умудренный жизнью поживший и много видевший Маркус... Емилька качнула копной пшеничных дредов, улыбнулась и показав на пару секунд язык Маркусу, ответила:
            -Все просто отлично Маркус, Апач тебе не рассказывал как тут полисы порядок наводили и кланялись, боясь его гнева?
            -Да мельком, он еще сказал что все это, -
смуглая узкая ладонь обвела громаду припасов в кухне.
            -Тоже от них, так сказать приношения, подношения, жертва богу Зевсу...
Маркус хитро улыбнулся, показав неплохо сохранившиеся зубы. Емилька не успела ответить на в общем-то, не вопрос, а утверждение, как Маркус подмигнул и хлопнув ее по голому плечу, добавил:
            -Вам надо скипнуть с Чингаримы... Хотя бы на время. Полисы будут мстить Апачу... Поговори с ним.
Улыбнувшись, Маркус пересел к Гансу и перешел с английского на немецкий. Емиль задумалась над словами умудренного жизнью на Чингариме пожившего представителя андеграунда. Да, что-то в его словах есть... Скорей всего да...

            Емиль была француженка парижского разлива и к своим 26 годам видела многое. Жила в сквотах, ездила стопом, тусовалась и по Рейнбоу, и по экофермам, участвовала в различных демонстрациях и прочих безобразиях... То есть знала жизнь и лицевой стороны, и с изнанки, и понимала - да, с какой такой радости полисы утрутся и простят Апачу и городок, и свой участок, и танцы голышом по грохот лопающихся витрин... Ни с какой, так что действительно лучше им скипнуть хотя бы на время, да вот только как этого не индейского Апача уговорить, непонятно... Все ее предыдущие опасения, выраженные еще перед приходом пипла между сеансами кама сутры оканчивались одинаково... Этот гад любимый бормотал приводя дыхание в порядок - не ведись Емилька, все будет ни-шш-тяк что ли говорил этот медициан доморощенный... Как же мне с ним хорошо...

            Емилька прогулялась по сразу ожившему с приходом пиплов пляжу, потрепала по головам двух-трех пробегающих мимо детишек, и села на край полотенца к прилегшему отдохнуть от своих медицианских забот, Апачу.
            -Валяешься, любимый?
            -Угу... Маркус послал?.. Уболтать на скипанье, эскейп, да?
            -Ни кто меня не посылал! -
возмутилась подруга медициана доморощенного.
            -Ну он озвучил то, что я и сама знаю и то что я тебе уже не раз говорила... Полисы так просто это не оставят, тебе это что непонятно? Или тебе в лом сниматься с насиженного места, жаль бросать не трудом нажитое? -
Емилька  наполовину шутила, но на вторую была серьезна. Поведение Апача не укладывалось у ней в голове - зачем они приперлись на Чингариму, чего тут ждут, почему Апач не боится полисов?
            -Да ведись Емилька, все будут ништяк...
Опять это незнакомое слово в знакомом английском. Мол все будет отлично или по крайней мере хорошо... А если не будет?
            -А если не будет? Ты понимаешь что тебе светит за городок, а?!
            -Да ни чего не светит, устанут доказывать, ну и мы скипнем...
            -Когда, Апач, я беспокоюсь... За тебя беспокоюсь, я тебя люблю, мне тебя не будет хватать, мне страшно... немного...
            -Емилька, -
этот гад любимый, соизволил один глаз приоткрыть, вот фак его с его медицианством!
            -Емилька, герла моя, чудо мое чингаримское, дай поцелую, ну я думаю завтра-послезавтра и снимемся...
            -А если завтра полисы нагрянут? С утра, что тогда, а? Снова медицианить будешь, пеплом натрешься и вперед? Они же уроды и правда не отстанут...
Емилька непроизвольно для самой себя так всхлипнула - ого! неужели так все серьезно, вот гад смуглый, морда узкоглазая противная, медицианчик любимый...
Апач повернулся на бок и обнял Емиль, та уткнулась носом в его горячее и смуглое плечо. Совсем рядом океан бухал волнами в нагроможденную им самим гальку, сверху пекло солнце, откуда-то издалека доносились приглушенные ритмичные крики и с придыханьем. Емилька взглянула из-подлобья в лицо Апачу, тот улыбался. Одновременно обоим в голову пришла одна и та же мысль - кто-то делал не войну... И громко.
            -Ну все, все, успокоилась, Емилька? Дай поцелую, -
ласково пробормотал Апач, прижимая ее к себе. Его худое горячее тело казалось обжигало Емиль.
            -Прекрати, а то и мы сейчас точно так же закричим...
            -А ты не хочешь, а, Емилька?..
            -А ты?..
            -Бежим?..
            -В палатку или в воду?
            -А куда ближе?
            -Конечно в воду!..
            -Тогда бежим...


6.

...Апачем я стал в Нске, Новосибирске, в 75 что ли... Я тогда прикатил к френдам, стояла осень, деревья были уже голые, кругом лужи и тоска... Выпить и пыхнуть хотелось со страшной силой, это и классик заметил - мол где мой кружка, вмажем и сразу сердцу будет веселей... Причем пыхнут у меня было, а раскумариваться одному или в хорошей компашке - это две огромных разницы...
Во-общем прикатил я в Нск в общем зайцем, прокатился на троллейбусе голубом, дохлял до хрущобы панельной, этажей не меряно, ободранный лифт, зассаный подъезд, подозрительный взгляд соседки, звоню.
-А, Леха прикатил, Леха с Алтая братаны, сам Леха и сам с Алтая, живем!..
-А у меня и нет ни чего...
-Да ладно тебе, Леха, над убогими прикалываться. Кочумай Леха...
Это Серый или еще Серж, патлы уже до жопы, мы с ним с прошлогоднего лета не виделись, пересеклись мы с ним в Барнауле, на автовокзале, он карту рассматривал, травяные места видать выискивал, хе-хе, на туристической карте, надо было карту сельскохозяйственных угодий покупать, если такая вообще существует...
-Лешенька, ура, Лешенька прикатил, на раскумарку привез...
Ну а это конечно Эльза, белокурая Эльза, дочь собственных родителей, немка австрийских кровей, ее деда доблестные русские войска еще в первую мировую в плен взяли, а он в отместку русскую девку обрюхатил и вот результат - во весь не малый рот лыбится стоя в коридоре за Сержем вся в джинсе попиленой Эльза... Местная королева и всем известная фрилавщица...
            Апач затянулся и выдохнул в чистую атмосферу Чингаримы оттехесенненый дым... Ништяк... Ништяк лежа на Гомере вспоминать далекую осень в далекой Сибири... Большой ништяк...
            Народ сообщил что в клубе мединститута в семь вечера ноль ноль минут будет показ мультфильма «Желтая подводная лодка»... Все смотрели в рот ему, а он выдыхал в густую атмосферу флета хиппового дым от косяка с алтайской шмалью, что привез для братанов.
            -И что, вы на мультики подсели, -
с леганца так скривил презрительно он губешки, вот же дикарь был...
            -Братан, это же Битлы! Это же битловский мультик, ты че, братан, очумел!! Кочумай братан, это же, -
Серж и все остальные, ну кто там был, ну Эльза, Длинный, Славик, Бегемот, Мухоморка, Жук, Китаец Ли, еще тройка а то и другая народу, братанов и чувих, с портвешком и вермутягой на нашу шмаль поналетели... Все хором орали на  него, а он как настоящий сибирский пим, ну ни черта, ну ни децелы не врубался. Просто ни какой стал, у него это после шмали частенько бывало... Народ врубился что он просто левый и не при делах, и грянул хором, так что люстра чехословацкая, гордость фадеров Сержа, качнулась:
            -Мы с Миколой ели помарин
            Ели помарин, ели помарин,
            Мы построим желтый пароход,
            Желтый пароход, желтый пароход...
Потом культпоход в клуб, нелегальное проникание через окна аж второго этажа в закуренный сортир медицинского института, темный зал, а на экране... Это не был экран, это было окно, окно в другой мир, яркий, цветной, глюковый... И он полетел всей башкой прямо туда...
            А после клуба, маша руками и оря Йелоу субмарин и все остальное, включая - ели помарин, естественно нарвались на патруль, да еще усиленный козлами из дружины. Повязали всех, хорошо что шмаль портвешком отполировали, прохляли за акванавтом, повезли на вытрезвитель, там доктор с дуру давай в глазки заглядывать, то ли остатки совести советской выискивать, то ли мазохист попался, во-общем приплыли...
            Все понял эскулап недоучившийся, студент сраный, подрабатывающий в вытрезвителе - перед ним не пьянь советская, а... а... а!!! психи!!! Всю ночь хохотали над его диагнозом, за стенкой чувихи вторили, весельем своим и однопалатников заразили, и даже сержант на коридоре нет-нет да подхихнул... Утром приехали санитары в большом количестве, погрузили всех аж в три скорой помощи, ну и отвезли куда следует... Куда отвозят психов...
Вот там и стал Леха Апачем. В приемном покое ждал их огромный урод в белом когда-то грязном халате с машинкой опасной в руке. Постригательная машинка, для хипповых патлов придумана... Вот ведь гандоны! Он сразу заблажил, еще вперед Сержа с его патлами до жопы:
            -Меня нельзя стричь, мне по закону положены длинные волосы, это атрибут национального костюма, я буду жаловаться в Верховный Совет нашего улуса!..
            -А вы кто по национальности, молодой человек? -
вежливо поинтересовался откуда-то сбоку притворяющийся доктором интеллигентный палач в очках.
            -Как кто, апач конечно! -
автоматом вылетело из него, неделю назад только фильм с Гойко Митичем в главной роли очередной просмотрел у себя в деревне в обшарпанном клубе...
Народ грохнул смехом и повалился на пол, доктор махнул рукой и эта тварь зажужжала машинкой...

            -...Вот так вот я и стал Апачем. На всю оставшуюся жизнь, -
Апач протянул джойнт Емильки с открытым ртом слушавшую его - это же надо, в каком мире жил ее медициан любимый... Фак оф тот мир и только...

            ...Дед мой, которого я не знал, не видел ни разу и который ваще сгинул в сталинских лагерях не дедом, а молодым мужиком, оставив жену свою с тремя детьми-сиротами, был шаман... У бурятов не медицианы какие-нибудь, а обычные такие шаманы... Но суть та же, те же яйца, только вид сбоку... ну там погодку настучать, зверю рассказать где его ждут... с ружьями, руку-ногу вправить и так далее... Наверное дед камлал в вокруг огня, весь в шкурах, стуча в натянутую и прогретую кожу бубна костью из ноги участкового, ну шерифа-полиса, мужики в деревне рассказывали что первый участковый, еще в 30, ну в 1930 году, пошел в тайгу и с концами... То ли медведя встретил, то ли бурята... Еще неизвестно что хуже, хе-хе-хе... А может лапкой рыси, я там не был и хрен его знает чем стучал дед по бубну во время камлания... Ну и я вослед за дедом лагеря-зоны нюхнул, только не за шаманство, хотя как посмотреть - пыхать шмаль это тоже шаманство, вызываешь духов и прошлое, видишь будущее, изменяешь сознание подручными средствами, так сказать подтяг горизонта... Откинулся я, ну освободился Емилька, ты че как ни родная, держи пяточку, вокруг тоска, перестройка началась, а либертухи хипам не видать, вот я и навострил лыжи за бугор, решил оттолкнуться от шарика в сторону Запада... В Амсте пересекся с клевым пиплом, скорифанились мы с ним, сфрендовались до не могу, поделился я с ним своим горем - мол выполз я туристом из той навозной кучи, ксиву давно выбросил, лайфую нелегалом. что тот шпион, френд проникся и стало нас двое... Пошел он к полисам и прогнал им телегу, мол настрой был факовый, ксиву спалил в знак протеста против голодающих африканских бебиков, а теперь она ему снова нужна... И получил, только в Амсте мне ее светить не с руки, уж очень это хрюканье местное мне тяжко дается, а вот спиканье запросто... тусанул я с той ксивой приличный кусок шарика, ни одну пару шузняков истер, и в Индии побывал, и в Мароко, и в Пакистане, и че это меня по шмалевым местам таскало - ума не приложу... Ну Европу всю сквозь-насквозь кругалями нарезал, и в Христиании продавшейся жил, в Берлине припанковоном, ну и конечно в Голландии-Амсте, там я в случае нужды полисам карту студенческую на скидки светил, это другой френд, немец мне сделал... Полисы конечно в отпад - такой потертый житухой и все студент, а я им на чистой аглицкой мове мол так и так какой базар, я че в розыске, да нет извините, мы только ксиву вашу проточкуем через комп, а тот пищит - ксива не стырена, ксива в порядке. А значит я тот самый Курт Хренкакегознаетбурген и меня за так просто не свинтишь...
            Апач давно уже повалился на бок, упираясь локтем в подсунутый Емилькой какой-то ком шмутья что ли или одеяло свернутое, на его смуглые плечи, что холодила нагрянувшая внезапно ночь и свежий ветерок с океана, так же было наброшено то ли покрывало, то ли пончо, в темноте хрен разберешь... Он уставился в пляшущие языки пламени, костер разгораясь освещал все больше и больше сидящих вокруг него пиплов, все тут были - и Ганс,  и Франциско, и Маркус, и Эртучи,  и Марта,  и Ирен,  все, Емилька, приблуда с океана Исабелька с Бернардом, Жако, еще какие-то незнакомые, но все равно такие приятные и даже где-то родные фейсы... Все сидели и казалось не дыша смотрели прямо ему, ему, Апачу, в пасть, в рот, не дыша внимая его удолбанному бормотанью... Охренеть можно, фак мои колеса, мать моя женщина, я наверное примедициманил их напрочь, хи-хи-хи-хи...
Первым поддержал его глуповатое хихиханье Маркус, раскачиваясь из стороны в сторону и сжимая колени своими длинными смуглыми руками, вдогонку слеганца так забасил Бернард, его поддержала Марта, а там уже хохотали все - кто-то громко, разинув рот и запрокинув голову в космос, кто-то с подвизгом, подпрыгивая на пятой точке и мотая башкой в стороны... А кто-то просто вздрагивая всем телом издавал какие-то непонятные булькающие звуки - как будто давился... Только Емилька грустно и печально смотрела прямо в лицо своему Апачу, своему медициану, своему, своему, своему... И любовь пополам с жалостью не просто переполняли ее, а казалось сейчас разорвут ее, горло перехватило, слезы рвались вон, это же надо, какая трагическая жизнь была у ее Апача, трагическая и полная этих, как его, фак оф, забыла слово на родном языке, а че они все хохочут, а?.. Емилька с недоумением огляделась по сторонам - вокруг все хохотали, визжали, закатывались, умирали от смеха, а вот ей грустно и жалко, и хочется плакать...
            -Несчастий! Во, несчастий! -
вспомнила Емилька, на что Апач тяжело поднял голову, откинув длинные черные пряди с лица взмахом головы.
            -Какие несчастья герла, все пучком, все ништяк!.. Люк вокруг - океан, космос, цивилы сгинули, только мы и пипл, огонь любви и дружбы, а че это мы здесь, а не в кухне у семейного очага, а?..
            -У семейного... очага... да мы все к тебе Апач приползли, включая хавчик, вино и грасс, ты у нас со своими воспоминаниями главный номер вечера, -
прохрипел сквозь смех Маркус и снова захлебнулся в бульканье, трясясь и раскачиваясь из стороны в сторону. Апач недоуменно оглядел всех сидящих вокруг импровизированного очага, оглянулся на подкрадывающийся приливом океан - не, до сюда не добьет, и пожав плечами спросил Емильку:
            -А че они ржут, обдолбались что ли?.. Грассом убились что ли?..
            -Не знаю Апач, я тебя люблю, ай лаф ю май хани...
            -Ну еще повидлом обзови, я тебя Емилька тоже лаф и пис изо всех сил, я к тебе герла тал прилафался, сил моих просто нет, и как мы раньше отдельно жили, ума не приложу...
Емилька придвинулась к Апачу и обхватив его за шею всхлипнула.
            -Ты кончай сырость разводить, герла, все ништяк, будем делать лаф, а не вар...
            -Будем Апач, медициманчик мой...
Пипл успокаивался, периодически булькая то там, то там рецидивом смеха или взвизгивая на последней ноте, оттирал глаза, мотал бошками и всхлипывал...
            На все эти утихающие звуки накладывался монотонный шум набегающих волн, набегающих и разбивающихся об берег, разбивающихся об каменистый пляж, звук волн монотонно разбивающихся об каменистый берег... Это океан пытался ворваться на остров и затопить его вот уже несколько миллионов лет, но все безуспешно...   Монотонный шум набегающих волн, набегающих и разбивающихся об берег вот уже несколько миллионов лет, разбивающихся об каменистый пляж, разбивающихся об камни, валуны, разбивающихся в пыль и стекающие с шелестом назад в океан... И вновь волны, монотонно и гулко набегают и разбиваются об камни берега... И вновь... И вновь... И вновь... На черном небе яркие звезды, луна дыркой светит в прямо в космос, а вокруг нет ни кого, ни цивлов, ни Вавилона поганого, ни кого, только они, племя родное близких по духу людей, хипня с вкраплениями мутных, но все равно раз здесь оттирающихся, то значит близких людей...
            Апач оглядел успокоившихся пиплов - каждый занимался каким-нибудь делом - кто смотрел в костер на языки пляшущего пламя, кто сворачивал очередной джойнт, Марта с Ирен ворошили что-то на огромной сковородке, которой еще вчера вроде бы не было видно, Маркус внимательно смотрел прямо в лицо Апачу.
            -Что брат, что так смотришь, Маркус?
            -Полисы не отстанут от тебя, Апач...
            -Завтра и скипнем с Емилькой, не сейчас же в ночь сниматься, да и тяжело после вышмаленного...
            -Ты мне брат, Апач.
            -И ты мне брат, Маркус.
Крепко пожав друг другу руки братья улыбнулись, вглядываясь в лицо друг другу.
            -Пипл, а давайте начнем ужин! -
громко возвестила Ирен. Затем почему-то к английскому добавила то же самое, но на испанском. Все сидящие вокруг костра оживились, придвинулись к огню, зазвякали ложками и мисками, по кругу поплыли бутылки, забулькало в стаканы, кружки и банки вино, все как-то оживились, легкая грустинка прилетевшая после взрыва смеха обкуренных людей улетела в черное небо полное дырок-звезд, всем явно стало совсем ништяк... Бернард звякнул ложкой по бутылке, подняв руки повыше:
            -Тихо пипл, тихо фолкс, Апач, ты все же медициман у нас, давай благослови нашу еду, а? Пусть нам всем будет один огромный ништяк, сделай это, Апач, а?!
            -Давай Апач, че мы, не продвинутые что ли!..
            -Точно, благослови хавчик, что бы не последний был!..
            -Просим, Апач, просим!..
            -Делай, ну, а то жрать хочется после этого смеха!..
Оживление улеглось, два с лишним десятка пар глаз смотрели требовательно на Апача - ты медициман, ты шаман нашего маленького племени, тебе и благословлять наш ужин, наш пойманный, наш уловленный ужин...
            Апач оттолкнувшись локтем, сел сложив ноги под себя, протянул руки ладонями вниз и раздвинув пальцы, сделал несколько круговых движений над импровизированным столом, густо уставленным едою.
            -Ешьте и пейте во славу того кто держит над нами всеми свои мозолистые руки от сворачивания джойнтов. Хао!
            -Хао! Ом! Аминь! Джа! -
разлетелось над Чингаримой и ударившись об окружающие скалы, отозвалось эхом угасая вдали - хао, ом, аминь, джа, хао, ом, аминь, джа, ха, о, а, а, а...
Ярким фейерверком искр взлетел к  черному небу костер, что осветил все это рембрандовское разгулье и гогеновское разнообразие, все эти продукты-дары-подношения, принесенные известными и неизвестными пожертвователями, принесенное полисами, купленное самими пиплами, появившиеся неизвестно откуда, все это изобилие - фрукты овощи, мясо для тех кто его ел, сыр, различные сладости поглощались так дружно, что казалось еще мгновение и назавтра ни чего не останется.   Съеденное в огромном количестве запивалось не менее огромным количеством вина и пива, тоже неизвестно откуда взявшемся или появившемся, наевшиеся пиплы то там, то там нарушали четкую границу круга, отваливаясь кто на спину, кто на бок, то там, то там уже вновь начали сворачивать самодельные сигареты, самокрутки, и с табаком, и с травою, шмалью, грассом, пластилином - это добавляли гашиш, дурью и так далее. Поплыли по кругу джойнты - трубки мира,  общее настроение было благодушно-сытое все дружно улыбались друг другу и сами себе, всем было ништяк и всем было ништяк оттого что ништяк был один на всех - большой такой, ништяковый ништяк, увесистый и клевый...
Губы стали растягиваться из широких улыбок в еще широкие, широченные, широчайшие усмешки, улыбки, ухмылки и просто гримасы довольствия, полноты жизни и радости от удавшегося дня... Глаза заблестели в свете костра посылающего искры и незнакомые послания куда-то в космос, заблестели в отблеск от бликов огня отражающегося от бутылок и стаканов, негромко зазвенела, застонала герлою в руках Маркуса гитара, следом повела мелодию флейта, рявкнул что-то свое, но в тему и такт диджеродо... Кто-то задал темп по канистре из-под воды, кто-то поддержал по своим голым ляжкам, кто-то просто захлопал в ладоши...
Над пустынным пляжем, над пустынным океаном, над пустынным островом, над пустынным миром понеслись звуки импровизированного блюза, такой полив настроя, хипповый всплеск эмоций, выраженный с помощью подсобных материалов, инструментов и грасса. Вокруг был только космос, пустынный космос полный ярких, но холодных звезд, а здесь были только они, вокруг ни души, за плечами были миллионы прожитых лет, впереди была вечность... Звуки летели космосом. Далеко-далеко...
Первой как всегда начали Ирен, ее хриплый голос внезапно зазвенел на такой высокой ноте, что по коже побежали мурашки, а на душе стало зябко... Следом подхватила песню дикого народца Емилька, во след еще, и еще, и еще какие-то герлы, потом загудели тенора Бернарда и Жако, ну а следом басили, хрипели, фальцетили и фальшивили все кто хотел, все кому было не в лом, все кто чувствовал общее единение... Песня была длинная как дорога и без слов, как водится у природных народов, звуки казалось сами лились из глоток, создавая обалденейшую композицию на тему - Как нам всем тут ништяк...

Апач лежал на спине, раскинув в стороны руки и смотрел в небо, полное ярких звезд. Он не пел песню народца, нет, ему не было в лом или ни в кайф, он боялся своим пением нарушить хрупкое равновесие во царившее на Чингариме... Ему казалось, нет, он чувствовал - стоит ему вплести хоть ноту в общее пение и что-то сдвинется, какой-то камешек, и все куда-то полетит, как летел он сейчас, летел лежа на теплой гальке пляжа, уставясь в звездное черное небо, летел не отрываясь от земли... Ого, ни хрена я подкурился...меня аж поднимает... а все халявная шмаль... ну полисы... может им кто задание дал... загубить Апача методом укурки... подкурки... убиения грассом... или откуда трава... от Бога балда... я дал вам всякую траву... ох ни чего меня впирает, сейчас улечу...
Океан бил, и бил, и бил, и бил, и бил волнами по берегу, вода шуршала камнями и каменюками, с тихим шелестом убегала назад в океан, что бы вновь, и вновь, и вновь, и вновь с размаху и грохотом ударить приливом, прибоем по берегу, грохоча камнями, и вновь откатиться шурша галькой и шелестя водой...
Песня кончилась. Костер догорал... Совсем тихонько кто-то отбивал ненавязчивый ритм на бонге... Пипл сидел тихо, молча, сосредоточенно глядя в язычки пламени игриво перебегающие по черным углям... Апач резко сел и изо всех сил заорал вскинув руки в небо и запрокинув голову:
-Пипл! Пипл!! Пипл!!! Я пришел вам дать волю!!!
Все сидящие вокруг догорающего костра подпрыгнули от этого крика и непонятности слов, у Емильки мелькнуло - снова перешел на родной апаческий, внезапно Маркус  точно так же заорал в черное небо:
            -Фри фолкс, фри!!!
Следом загремело на всевозможных языках:
            -Либерти! Фридом!! Либертад!! Фрейхейт!! Фрихет!! Вольность!! Фряйхед!! Эгалите!!!
            -Кому спим пипл?! -
перешел на международный английский Апач.
            -Тащите дрова из кухни, винишко, фрукты, грассу еще навалом, я вам дал всякую траву - сказал наш Бог!!!
Смех, крик, гам, все как будто проснулись, как будто слова Апача оживили их, и куда подевалась только усталость, все как рукою сняло!..
            Вспыхнул и взвился в небо костер, к звездам полетели искры, зазвенели бутылки об стаканы, кружки и банки, характерно затрещали запаливаемы джойнты, запыхали чилимы и трубки, вновь понесся на Чингаримой знакомый сладковатый дымок, дымок свободы, либертухи, воли... У Апача дернулся левый глаз, видимо дымок попал, подхватив переданный ему не известно кем джойнт, с силой затянулся, задержав вдохнутое передал джойнт дальше по кругу и тихонечко, что бы не спугнуть кайф, вновь откинулся на спину... Выпуская тоненькой струйкой невидимый в темноте дымок прямо в небо, в космос, к звездам... Рядом тихонько улеглась на спину Емилька, Апач нашел ее руку и сжал, герла ответила пожатием, прохладные пальцы тихонько лежали в его ладони... Ништяк...

...понимаешь есть реальность, нормальная или не нормальная, но реальность, со всеми плюсами и минусами, кому-то она по нюху, по кайфу, кому-то совсем наоборот, но и те и другие ее или терпят или она их устраивает или даже она им по кайфу... а есть уроды на вроде нас с тобою, которых эта реальность факовая, не устраивает и они ее изменяют, искажают, создают вокруг себя поле такое, поле искаженной реальности... кто-то йогой, кто-то торчем, кто-то в толкиенисты толкиенутые убегает, кто-то тут на Чингариме в отсутствие цивилизации искажает реальность изо всех сил подручными средствами... так сказать закат солнца вручную, часть вторая с продолжением... и хиппи на вроде меня, и андеграунд на вроде тебя, и вся эта альтернатива - это попытка исказить поле реальности, которая нам всем просто фак оф по самые гланды!.. создать свое поле, поле искаженной реальности... и шаманство мое просто одно из многих в этом длинном ряду... так что держи джойнта и давай френд искажай поле реальности... пусть нам всем будет большой ништяк... пусть у нас на всех будет одно огромное поле искаженной реальности...  в нем так клево жить!.. Ты врубаешься, Маркус? -
Апач приобняв собеседника за голые плечи, как не мерзнет в ночи, передал ему джойнт и требовательно ждал ответа. Маркус загадочно улыбался, держа джойнт  и уставясь в языки пламени, вокруг шумели и галдели пиплы, Емилька что-то со смехом рассказывала Исабельки, а та в свою очередь что-то норовила показать Бернарду... Да, бардак на Чингариме, бардак и всеобщий хаос... Количество вышмаленного перешло все границы... Границы здравого разума, а потому будем пользоваться тем что остался...
            -Маркус, а ты что, микрофон поймал? Дерни и передавай дальше, -
запинаясь все больше и больше не слушающимся языком пробормотал Апач по-русски.  Но блин, чудо! Маркус понял!! поднес джойнт к губам и сильно затянувшись, передал джойнт дальше, кому-то кто там сидит, костер слепит, ни черта не видно, какой ништяк, воля пипл, ну чисто в Крымах зависли, может больше полисы и не придут, может они все дезертировали или потерялись...
            -Слышь, Апач, а покажи и нам что-нибудь, а?
Апач поднял страшно потяжелевшую голову и постарался увидеть говорившего. Все было напрасно - ночь и слепящие языки пламени вместе с выкуренным скрывали попросившего неизвестно о чем... О чем он это и кто это о чем... Мысли тяжеловато ворочались в башке, слегка скрипя об мозг, ох ни чего себе, сейчас взлечу... наверное...
            -Апач, ну мы правда не видели, мы же плыли в Валле Гран Рей, а ты остался с Емиль в Плая Сантьяго, ну, Апач, засвети свое медициманское умение, не жмись...
Наконец-то Апач увидел просящего неизвестно что - это был голландец Мартин со своею вечно обдолбанной улыбкой, а у самого какая, а? Он улыбнулся Мартину и махнул рукою, сквозь языки пламени Мартин смотрелся клево.
            -Ништяк Мартин, что тебе показать, я весь как на ладони, а что под одеялом - насколько я тебя знаю, то тебе не интересно, ха-ха-ха!..
Мартин расхохотался следом, их поддержал Маркус и Этруче что ли... Емилька приобняла Апача за плечи и прильнула горячими губами к уху?
            -А не пора ли моему медициманчику баиньки?
            -Еще чего? -
привычно возмутился Апач насилию.
            -Мартин вон просит что-то показать, а ты баиньки! Узнай лучше что ему надо, я из-за костра ни чего не пойму...
            После смеха, криков, объяснений и прочего, Апач врубился в просьбу окружающих.
            -Да вы че пипл-фолкс, это что вам цирк что ли, фокусы на эстраде, это ... надо его... полив иметь, ну настрой, дух мысли... радость или злобу... прошаманиться как надо, намедициманиться понимаете...  Да и грибов для толчка нету, кончились грибки, хи-хи-хи, кончились грибки, как есть кончились и все, хи-хи-хи
Попив сока поданного Емилькой и дернув полразика из джойнта переданного Маркусом - ого в обратную сторону что ли поперло? - Апач успокоился.
            -Ну во-общем пипл, были у меня польские мухоморы - кончились. И настроя нет, кого тут пугать да и зачем, нам же всем тут большой ништяк, правда?
Получив массу заверений что да - всем большой ништяк, один на всех, Апач уже было стал успокаиваться, но Мартин сформулировал пожелание пиплов:
            -А ты потихонечку, не резкое, не брутальное, не обязательно все вокруг ломать, а нам интересно, ну а насчет грибков не беспокойся, у меня вот тут заначка имеется...
            Общий шум и гам, крики восторга и чуть ли не овации убедили Апача - пипл действительно настроен посмотреть его искусство...
            -А если не выйдет? Опозорюсь перед вами пипл, заплюете...
Снова крики и всеобщие заверения что у него все получится и вообще будет сплошной ништяк, только чуток пошамань, помедицимань, ну интересно же как оно получилось, с этим бывшим Плая Сантьяго, успокой бог его руины...
            -А что за грибки в заначке, наверное шампиньоны тебе на в Амсте на Ватерло Плей подсунули, а, Мартин? -
попытался в последний раз увильнуть Апач от всеобщего интереса. Но тщетно, Мартин растянул в своей улыбочке еще шире тонкие губы:
            -Какой Амст, Апач, какой Ватерло Плей, какие шампиньоны,  держи френд это.
Через притухающий уже костер прямо на колени Апачу прилетел комок фольги от шоколада.
-А что это? -
с интересом стал разворачивать сюрприз местный медициман.
-А это я купил в Андах, то ли в Перу, то ли в Колумбии, точно не помню, был обдолбанный, у одного индейца, месяца два назад, думаю не испортились по жаре...
-А вопрет?
-Должно, тот клятвенно утверждал, что сила неимоверная, так ты давай все не хавай...
-Да тут от силы на пол грибника, да какие-то сморщенные, -
засомневался Апач в силе грибков.
-Да ты не бойся, ну-ну, не бойся, я на Алтае и не такое хавал, да и в Амстердаме или скажем один разок на Шумаве в 1995, там, ну в Чехии это, там Rейнбоу было, так там такое растет!.. Съешь и потом еще месяц удивляешься. А тут такое... Сплошное недоразумение и только... Ну давай я их захаваю, взрывай Маркус джойнта, Емилька передай винишко горечь запить и поедем... Я вам пипл сейчас чуток сибирского шаманства продемонстрирую, это не западное медициманство, будет потом что вспоминать, ну и внукам у кого будут, расскажете...
Все это Апач бормотал тщательно пережевывая почти резиновые горькие грибки, запивая вином из бутылки и периодически пыхая поданым джойнтом. Глаза его и так далеко не широкие, норовили сжаться в узенькие щелочки, губы гримасничая растягивались в подобие улыбки, лицо приобретало вид настенной маски... Все сидящие вокруг костра с открытыми ртами не сводили глаз с Апача, ожидая когда начнется действо...
Сверху с черного неба сыпались искры ярких звезд, в нескольких шагах бился с гулом океан об камни пляжа, вокруг темным контуром виднелась кромка окружающих скал... Апач прожевал остатки грибков, сделал еще один глоток из бутылки и отдавая остаток джойнта Маркусу, легко вскочил на ноги:
-Ну что пипл, поехали...


7.
   
Вновь принятые в ряды гвардии цивил, все эти торговцы с рынков, крестьяне и безработные, а где найти других, выстроились под бдительным взглядом сеньора старшего лейтенанта Масалес Ибанес из-под черных очков. Строй был неровный как струя вышедшего из бара туриста, ремни не могли стянуть толстые животы, брюки у некоторых из стоящих в строю спускались складками до самой пыли, у других открывали различной цветовой гамы носки... Старший лейтенант Масалес Ибанес поморщился - и это гвардия цивил?.. Ну что поделаешь, других нет, и этих почти пришлось уговаривать, все же предрассудки и суеверия еще очень сильно развиты на нашем острове... Не хватало оркестра и провожающих, но увы - музыканты категорически отказались участвовать в данном мероприятие, все зеваки уже заняли свои места вдоль оцепления вокруг бухты Чингарима. Оцепления осуществленного полицией локал, даже своей гвардии цивил на это не хватило...
            Сеньор Масалес Ибанес вновь оглянул свое воинство - толстые, худые. Плохо выбритые, с полуоткрытыми ртами, один явно с дебилинкой... Ну ни чего, после акции возмездия он вновь наберет нормальных людей в свою команду... Он покажет этому старому маразматику, что такое настоящий офицер гвардии цивил...
            -Внимание! Сегодня нам с вами предстоит ответственная операция! Нам оказана честь очистить Чингариму от ассоциалов и наркоманов, арестовать человека запугавшего население Плая Сантьяго пострадавшего от землетрясения и воспользовавшегося местными суевериями в собственных корыстных целях! Занять места!
Толкаясь и спотыкаясь, это, эти,  Эдмундо от легкого раздражения даже не мог подобрать подходящее слово, одним слово это стадо набилось в два служебных микроавтобуса. Старший лейтенант  Масалес Ибанес с удовольствием еще раз оглядел лежащие вокруг развалины и усевшись в автомобиль, скомандовал водителю:
            -Вперед Хосе! Его ждет возмездие!
            -Слушаюсь, сеньор старший лейтенант... А кого ждет возмездие, сеньор?..
            -Вперед, вперед Хосе, едем! Всех ждет возмездие, всех преступников!!! Наказание неотвратимо!!! Вперед Хосе, вперед!!!
            -Да я еду, сеньор старший лейтенант, еду...
Справа синел океан, слева мелькали белым отели, рестораны и зеленым гольфовые корты, интересно, почему этот урод волосатый плясал только в Плая Сантьяго, а не среди туристов, эти же волосатые вроде бы все левые... Все против капитализма... Против частной собственности... против реальности которая есть, которая существует... Пусть эта реальность не совсем совершенна, имеются определенные минусы, но ведь плюсов для большинства больше!.. а этих ассоциалов, наркоманов и анархистов это не устраивает, они желают изменить эту реальность... которая устраивает большинство...Хотят изменить, исказить, и если не получается путем революции, то хотя бы в рамках собственной личности наркотиками, уходом от общества и обязанностей перед ним... попыткой создания альтернативных субобществ, типа этой комунититы на Чингариме... пытаются создать огромное поле,  создать свое поле, поле искаженной реальности...  поле разрушительное для остального нормального общества... а если все убегут в эту искаженную реальность, в это поле, то кто же будет производить товары, платить налоги, содержать гвардию цивил которая в свою очередь заботится об безопасности и спокойствии этих граждан, которые и платят налоги?.. И пусть даже не все убегут, но сам факт что кто-то не работает, уклоняется от обязанностей перед обществом, употребляет наркотики, создает свое собственное искаженное поле реальности, все это вместе взятое действует разлагающе и на простых порядочных граждан...
            -Приехали, сеньор...

До бухты Плайя дел Медио усиленный отряд гвардии цивил - два микроавтобуса с 24 сотрудниками, два автомобиля скорой помощи и служебный автомобиль с водителем Хосе везшего старшего лейтенанта сеньора Масалес Ибанес, домчался под вой сирен и сиянье мигалок буквально за пару минут. Все же пять  километров для современной автомобильной техники это не расстояние. У подножия скалы, круто вздыбившейся в синее утреннее небо стояла цепь полицейских из полис локал, не пропускающих ни кого на место акции. Вдали громоздились и в довольно таки огромном количестве журналисты, телеоператоры и просто зеваки. Сеньор Масалес Ибанес бдительно повел глазами спрятанными за черными стеклами очком от Армани - нет, этих придурков с Синим Бубном не видать, кстати, после операции нужно изъять этот бубен под предлогом улики, заодно и культ распадется...
Резко дернув тщательно выбритым подбородком в сторону возвышающейся скалы, сеньор старший лейтенант громко скомандовал:
-За мной!
И вновь набранные сотрудники гвардии цивил, вся эта деревенщина и рыночные торговцы, неуклюже и оступаясь на мелких камнях полезла за легко вступающим спортивным широким шагом старшим лейтенантом сеньором Масалес Ибанес, вот настоящий полицейский, не устающий и целеустремленно шагающий к своей цели...

            Cеньор полковник Кардевилле, поднявшийся в начальники гвардии цивил острова Гомеры из простых рядовых полицейских, повидавший многое и не любящий благородных выскочек типа этого приглаженного дурака Масалеса Ибанес, стоял навытяжку и держал тяжелую трубку служебного телефона у уха:
            -Так точно сеньор генерал, будет выполнено сеньор генерал, я лично держу под контролем эту операция сеньор генерал, конечно сеньор генерал, так точно сеньор генерал, все будет исполнено сеньор генерал, не беспокойтесь сеньор генерал, и вам тоже сеньор генерал... Всего хорошего сеньор генерал... Да пошел ты в жопу...
Последние слова сеньор полковник буркнул уже кладя трубку на рычаги аппарата, который коротко звякнул. Сеньор полковник, выросший в деревне, поднявший от рядовых до шефа, даже и представить себе не мог, что в эту самую секунду вся эта так удачно напланированная  операция «Возмездие» летит вместе с его карьерой и налаженной жизнью - к черту! К дьяволу, в жопу!..    

            Старший лейтенант гвардии цивил сеньор Масалес Ибанес шагал все быстрей и быстрей, ему казалось еще мгновение и он взлетит, над ним светило яркое, но еще по утреннему не жаркое небо на голубом, без единого облачка, небе, справа синел океан, гулко разбиваясь где-то там внизу об берег своими волнами, возмездие приближалось и было неукротимо, этот день войдет в анналы Истории острова Гомера, он чувствовал себя, нет! он ощущал, нет, нет!! он был!!! воплощенным мечом правосудия, Фемидой в черных очках, с этими отбросами сегодня будет покончено, больше эти подонки никогда не возвратятся и не осквернят своим мерзким видом чудесный берег Чингаримы!!! Никогда!!!
            Сеньор Масалес Ибанес совершенно не запыхавшись, взлетел на вершину, на гребень скалы за которым начинался спуск возмездия в бухту и  резко остановившись, недоуменно уставился...

            Падре Мартиник легко спешил по пыльной проселочной дороге, сжимая в руках шест на верхушке которого синел Бубен... Следом за ним спешили его овечки, члены Церкви Синего Бубна. Они не пошли во след карательной экспедиции, не стали карабкаться в гору и переваливать через скалу. Они пошли в обход, поднялись по асфальтовой дороге ведущей на ферму, обогнули скалу и вышли к банановой плантации, что теперь тянулась по правой стороне от дороги. Слева было заваленное камнями сухое русло реки. Впереди их ждала долгожданная встреча с ним, с Оном, что снизольет на них благость и умиротворение, наполнит их жизнь любовью, миром и спокойствием... Впереди засинело небо, банановая плантация внезапно окончилась огромной кучей сухих листьев от пальм и падре Мартиник изумленно уставился на открывшуюся его взору картину...    
             
            Вертолет телевизионной компании «Канариас ИнтермедиаПлюс» приближался к Чингариме. Они спешили запечатлеть для своих телезрителей знаменательнейшее событие - изгнание из канарского рая этих грязных наркоманов. Что безуспешно делала гвардия цивил вот уж без малого сорок лет... Пилот обернувшись, прокричал изо всех сил, стараясь переорать оглушающий шум мотора:
            -Еще десяток метров и мы на месте!..
Комментатор самой популярной передачи канарского телевидения Родригас Альфредо Писарро Лафарга Карраско   толкнул в бок оператора - приготовились! Жозе вывалив на специальной шарнирной турели камеру за борт, приник к видоискателю.  Родригас в изумлении открыл рот и уставился вниз через плечо оператора - такого он не ожидал увидеть...

            Старший лейтенант сеньор Масалес Ибанес не видел что начало происходить за его спиной -
члены карательной экспедиции, новоявленные полицейские гвардии цивил, увидев в след за своим командиром то, что тот уже увидел, отреагировали намного быстрее - они стали срывать с себя знаки различия, головные уборы, ремни с оружием и всю эту атрибутику власти, мощи и насилия... Срывать, бросать под ноги и развернувшись, почти бегом, почти скатываясь, спешили вниз, туда откуда они только что пришли, только что поднялись, только что... Потому что оставаться было страшно и в отличие от старшего лейтенанта сеньора Масалес Ибанес они не были атеистами, не были гностиками, они были простые парни, выросшие в католических набожных семьях и только ослепительное желание не работать, но получать приличную зарплату подвигло их на вступление в эту проклятую нашим господом Иисусом Христом и его матерью Девой Марией гвардию цивил...

            Кто первый сообщил о случившемся - неизвестно. Кануло в Лету, скрылось во мраке Истории, исчезло в анналах... То ли один из дезертиров-полицейских позвонил на мобильник и трясущимся от волнения и пережитого голосом сообщил о случившемся, то ли просто без телефона с вытаращенными глазами выпалил оглушающую новость первому попавшемуся прохожему, которых в это утро в общем-то чаще всего пустынной бухте Плайя дел Медио, было просто навалом... А уже тот то ли позвонил кому-то, то ли тоже не верящим, трясущимся и захлебывающимся голосом послал эту весть, эту новость, эту, эту, эту дальше...

            Первый повалился на колени сам падре Мартиник, в след за ним пали на колени прямо в пыль дороги, в ломкие сухие листья пальм все остальные члены церкви Синего Бубна... Представшая перед их изумленными взорами картина была так сильна и полна религиозного экстаза, что слезы не просто навернулись на глаза членов церкви и их отца, но брызнули, почти оросив сухую почву... Падре Мартиник, стоя на коленях, еще выше в небо поднял шест со священным артефактом и запрокинув голову к синему яркому небу с сияющим ослепительным на нем солнцем, запел мелодично и звучно:
            -Аллилуйя братья и сестры, аллилуйя!!! Он, Он, Он, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!!!..

            Новость летела импульсами по мобильной связи, передавалась от уст к уху с применением дикой жестикуляции, вызванивалась по официальным телефонам, негромко звякала по телетайпам и факсам, выплевывалась  принтерами в редакциях газет и журналов, взорвалась непроверенной бомбой в телевизионных новостях сначала канарского телевидения, затем и испанского... Новость летела со скоростью современных информационных  средств, кругами расширяясь все дальше, и дальше, и дальше от острова Гомера...

            Вертолет завис на одном месте, оператор казалось прилип к камере, а  сеньор    Карраско, известнейший телеоператор, судорожно сжав микрофон обоими руками, кричал изо всех сил, кричал как новичок впервые вставший перед камерой, кричал на весь остров, на весь архипелаг, на весь мир, на всю вселенную:
            -Мы все с вами, уважаемые телезрители, оказались свидетелями удивительнейшего явления, очевидцами события, которое войдет в анналы истории, нет ни так - Истории!!! и останется навечно в не только в нашей памяти, но и в памяти наших потомков!!!..

            Эта новость даже затмила, отодвинула на второй-третий план другую, не менее важную новость - землетрясение и огромнейшее цунами в Индонезии... Новость с острова Гомеры вырвалась с помощью интернета на мировое мультимедиальное пространство... Впереди было только галактика. К сожалению там еще не были установлены приемные средства...

            Сеньор Масалес Ибанес совершенно не запыхавшись, взлетел на вершину, на гребень скалы за которым начинался спуск возмездия в бухту и  резко остановившись, недоуменно уставился...
            В общем-то уставляться практически было некуда... Перед Эдмундо вместо Чингаримы, этой изученной им до последнего камня бухте - с пещерой, где эти уроды устроили какую-то общественную кухню, с разбросанными по баранко палатками и самодельными хижинами-бунгало среди кустом и низких деревьев, собственно бухтой с каменистым пляжем лежало нечто совершенно другое...
            Как будто кто-то вонзил в середину Чингаримы огромный циркуль, раскрыл его на ширину до гребня скалы где сейчас стоял он сам, Масалес Ибанес Эдмундо, и очертив точный полукруг то противоположной стены скал, аккуратно вынул, изъял, украл, вырвал!!! Выдрал Чингариму!!!
            Оставив после себя ровный полукруг с практически отвесными стенами скал, под ногами Эдмундо и на противоположной стороне, вместо пляжа и устья реки заваленного камнями волны океана практически омывали плантацию бананов, до которой раньше было с полкилометра!!! Сквозь неглубокую, от силы три-четыре метра прозрачную толщу океанской воды виднелось ровное, без единого камня дно!.. Отвесные стены скалы под ногами Эдмундо были в каких-то мелких рытвинках и бугорках, как будто кто-то огромный просто вырвал этот очерченный полукруг и унес его, унес, украл, уволок неизвестно куда!!! Мелкая рябь ровного дна под толщей воды внизу говорила об аналогичных рытвинках и бугорках, скорей всего и скала напротив покрыта тем же самым... Ровный полукруг отвесных скал в середине с проломом нового устья реки и сразу начинающейся банановой плантацией были так чужды, так искусственны, так инородны, так били в глаза, что хотелось закрыть их и завыть, заорать, закричать на того, кто это все совершил!.. Эдмундо увидел далеко внизу, на побережье каких-то придурков с чем-то синим и круглым на палке и до него донеслось сквозь монотонный шум в ушах - Он, Он, Он, аллилуйя... Вот ведь же еще уроды - мелькнуло в возбужденном и воспаленном непонятным произошедшим с Чингаримой... А где же все эти наркоманы, где этот волосатый урод, который якобы разрушил Плая Сантьяго, и у кого я спрошу о пропавшем дне из моей жизни?!! Где Чингарима, где, кто это сделал, кто, что происходит, кто мне ответит, кто?!!!
            -Кто, кто, кто это сделал, какой урод, я не верю, я не верю в это, нет, нет, нет!!! Ихо де ла чингада, ихо де ла пута, чуло, чунго,  чупа чупа перули,  идиота де лос, кохонес,  кома миерда  пор ке коньо, куло, мерда, мохон, вете томар куло,  допар, фойар, ходэр, эстар ходидо, ходэрсе, хото, па ла пинга, паль карахо, пута, ихо де пута, каброн, марикон, мьерда, марикон де мьерда, хилипойяс, ходэр,  коньо, кохонес, веете а ла полья, кохонудо, де пута мадре, ке те фойен, мэ ла судо, и уна пойя, карамба каррахо!!! -
сеньор старший лейтенант Масалес Ибанес впервые в жизни так выражался... Ему даже немного полегчало...  В ответ на проникновенную проповедь произнесенную с вершины отрезанной скалы, донеслось снизу:
            -Он, Он, Он, аллилуйя!!! Он, Он, Он, аллилуйя...



ЭПИЛОГ 

Грязная вода с разнообразным размокшим мусором шлепала по бетонному пирсу. Сверху припекало солнце на поддернутом белесой дымкой небе. Кроме него на причале не было ни души. Эдмундо ждал теплоход фирмы «Garajonay Expres»... Корабль придет в порт Плайя Сантьяго, высадит пассажиров, поплывет дальше, до Валле Гран Рей, высадит там оставшихся и повернет назад... К этому времени возможно Эдмундо будет уже не одинок на этом пирсе...
Сеньор Масалес Ибанес, бывший старший лейтенант гвардии цивил, ждал теплоход что бы отплыть на остров Гран-Канария, а оттуда, оттуда... Оттуда неизвестно куда. Но оставаться ни на Гомере, ни вообще на Канарских островах Эдмундо не мог... После провала операции «Возмездие», мгновенного увольнения в связи с несоответствием с занимаемой должностью и целым рядом нарушений, у Эдмундо осталась только одна цель в этой жизни. Цель, которая поведет его по миру, которая жжет и будет жечь его  грудь, стучаться в его сердце, не давать ему спокойно жить... Эдмундо поднял глаза и с болью, но и наслаждением уставился на то, что лежало напротив, через залив... Развалины города Плайя Сантьяго... Разрушенного якобы этим волосатым наркоманом, этим придурком, этим уродом... Он найдет его и спросит с него за все - за якобы разрушенный им город, за исчезновение Чингаримы - кражу части Испанского королевства, за его пропавший один день... Сеньор Масалес Ибанес просто корчился от боли, вглядываясь в развалины городка. Единственное что отвлекало его от нравственных страданий - это то то там, то там разбросанные по городку автомобильные подъемные краны, помогающие строителям восстанавливать разрушенный город... Если бы его воля, то он бы город построил бы на новом месте, а развалины оставил бы как напоминание, что можно и нужно ожидать от этих наркоманов...
Эдмундо  с трудом отвел взгляд от восстанавливаемого городка, ни чего, картина разрушений осталась в его сердце, боль воспоминаний не покинет его, он всегда сможет подкрепить свою ненависть воспоминаниями... Да, в длинном счету к этому волосатому уроду, так же находится и исчезновение сеньориты Исабель Лазарте... Ему придется за все ответить, когда его найдет он, сеньор Масалес Ибанес Эдмундо!.. Ему придется все рассказать, и как он примазался к разрушению Плайя Сантьяго, и куда делась сеньорита Лазарте, и где день из его жизни, и куда подевалась Чингарима и какое отношение имеет он, это урод ко всему этому произошедшему...
Вдали загремели двигатели теплохода, разбрасывая мусор и грязную воду форштевнем, белый теплоход плавно подплыл к причалу и легко стукнулся о автомобильные шины, висящие на веревках вдоль бетонной стены. Матросы отодвинули широкую дверь, выкатили трап с перилами и стали помогать немногочисленным пассажирам выходить на причал и выносить багаж. Эдмундо не заинтересованно смотрел на происходящее, в его душе горечь от поражения в личной жизни боролась со скукой - он устал сидеть на этом причале. Он здесь торчал с утра. А в городке нечего было делать... Конечно, он мог на автобусе уехать в столицу острова Сан Себастьян де Ла Гомера и там, в каком-нибудь кафе дожидаться посадки на теплоход... Но там не было бы этих развалин, этой сладкой боли, этой подогреваемой видом развалин жгучей ненависти...
Последним из теплохода вышел опухший, явно от пьянства, с длинными волосами грязно-седого цвета, зачесанными за уши, в черных очках, плохо выбритый или с уже отросшей щетиною, какой-то урод. Явно из этих, с кем боролся Эдмундо... Урод был одет как клоун - неровно обрезанные джинсовые шорты, несвежая майка с надписями «OKLAHOMA CITY» и «BIG CHIEFS», со стилизованным изображением головы индейца в перьях. На ногах этот волосатый урод имел растоптанные кроссовки, а на голове синюю бейсболку с надписью «NAZCARET». Подмышки майки были с кругами, так же на лбу выступили бисеринки пота, абсцесс или его укачало на теплоходе... За спиной неизвестного был увесистый рюкзак, в руках он сжимал помятую карту и какой-то лист бумаги. Увидев Эдмундо, этот неизвестный ему урод,  раньше ни разу не виденный им на Чингариме, изобразил улыбку и стал приближаться, явно желая что-то спросить. Эдмундо скривился и постарался не сильно вдыхать эту смесь, что сейчас ударит ему в нос - запах пота, перегара, скорей всего выкуренного гашиша, несвежей одежды, отсутствие запаха дезодоранта, да и в душе этот урод скорей всего сегодня, а может быть и вчера, не был... Неизвестный приблизился к Эдмундо и остановившись, ткнув пальцем в карту, показал лист бумаги. На бумаге крупными буквами было написано - CHINGUARIME. Этот волосатый урод, воняющий неизвестно только чем! открыл рот и пахнув непередаваемым букетом на Эдмундо, хрипло спросил на ломаном английском:
-Вер? Гоу вер? Сеньор, Чингарима вер, а?
Сеньор Масалес Ибанес молча махнул рукою через залив, в сторону где когда-то находилась бухта Чингарима. Нет, конечно нет, после исчезновения Чингаримы остался ровный полукруг, вновь образовавшаяся бухта, которую спокойно можно было называть Чингаримой, но это была не Чингарима. Чингариму украли вот такие вот уроды... Ненавидяще проводив взглядом удаляющегося волосатого урода с потрепанным выгоревшего-зеленым рюкзаком неизвестной ему модели, Эдмундо уселся на скамью, с которой встал при приближении этого...
            Откинувшись на спинку и несколько раз выдохнув, провентилировал легкие от ненавидимого им запаха - даже дезодоранты не используют, уроды! сеньор Масалес Ибанес приготовился ждать. Осталось совсем немного, скоро он бросится, бросится по следу укравшего Чингариму, он начнет просматривать газеты, залезет на интернет, не может быть что бы ни где не остались следы от этих волосатых уродов, где-нибудь они и всплывут, через год, пять лет, десять, но он их настигнет и его возмездие будет ужасно!..
 
Все средства массовых информации, все газеты и журналы, телевидение, радио и интернет были заполнены новостью - огромнейшая волна цунами обрушилась на Юго-Восточную Азию, Индонезию, острова Тихого океана, произведя огромнейшие разрушения, нанеся огромнейший ущерб и принеся десятки и десятки тысяч жертв. Эпицентр землетрясения, создавшего эту волну, был обнаружен на острове Гомера...

                                                    

2010-2012 г.г.

Прага-Монтана